Трофей для хоккеиста

***

Ночью я сплю ужасно, меня мучают кошмары. То мне снятся похороны мамы, где она почему-то встает из гроба и улыбается мне желтым неживым лицом, то снится бабушка, которая проваливается в глубокий колодец. Я ее пытаюсь удержать, но у меня скользят пальцы, и она летит в страшную черную пустоту. Потом снится, что я у врача, мне в горло сыплют яркие цветные таблетки, я задыхаюсь, глотаю их и вдруг понимаю, что не могу двинуться. Страшно, я кричу, плачу, а потом меня обхватывают сильные крепкие руки, прижимают к себе, я вдыхаю приятный теплый запах смолы и металла и успокаиваюсь. Рука гладит меня по голове, я вижу знакомую татуировку в виде змеи, оскалившей пасть, вздрагиваю и… просыпаюсь.

В который раз? В третий за ночь?

На часах пять утра, я мокрая как мышь, и у меня мелко трясутся руки.

За окном светает, наверное, уже нет смысла ложиться. Или мне приснится очередной кошмар и станет еще хуже, или я усну без сновидений и тогда запросто просплю будильник. А опаздывать в свой второй рабочий день — это совсем плохо.

Я вяло умываюсь, без всякого аппетита впихиваю в себя омлет (белково-жировой завтрак полезен!) и еду в ледовую арену. В метро ловлю взглядом свое отражение в окне и озабоченно думаю, что стоило накраситься. У меня очень светлая, почти белоснежная кожа, обычно это красиво смотрится на контрасте с темными волосами, но сейчас я бледная почти до зелени и больше похожа на зомби. Особенно с темными кругами под глазами.

«Ну и ладно», — вдруг думаю я с неожиданным злорадством. — «Зато Багров приставать не будет! На такую уродину он точно не польстится!»

Я переживаю, что охранник не пустит меня в семь утра, но он только ворчит недовольно о том, что мы все ненормальные, раз тащимся с такого ранья на работу, заносит мое имя в журнал и пропускает.

— Эй, как там тебя, Морозова! — окликает он меня, когда я уже прошла вперед по коридору. — Скажи, пусть пропуск тебе сделают, раз ты работаешь тут.

— Еще не факт, что я тут работаю, — бормочу я.

— Чего?

— Спасибо, говорю! — уже громче повторяю я и не спеша иду по коридорам.

Пустые, тихие, они почему-то успокаивают меня. Есть что-то особенное в том, чтобы первой прийти на работу, настроиться на новый день, морально подготовиться к встрече с…

— Привет.

Я застываю посреди коридора соляным столпом и только вытаращенными глазами смотрю на Багрова, который выходит из двери тренажерного зала. Судя по влажному лицу, которое он вытирает краем футболки, его рабочее утро началось еще раньше, чем мое.

— Ты вообще отсюда не уходил? — растерянно спрашиваю я, а сама неприлично пялюсь на его оголившийся живот. Крепкий, плоский, с дорожкой темных волос, которая идет от пупка, спускается вниз и прячется за поясом спортивных шортов.

Он коротко усмехается, заметив мой взгляд.

— Кофе будешь? — спрашивает невозмутимо.

— Кофе? — я мнусь как старшеклассница, которую позвали за гаражи. — Ну… можно. Но ведь кафе еще закрыто.

— У нас в раздевалке кофемашина есть. Пойдем.

Багров говорит коротко, отрывисто, будто отдавая приказы, а у меня такая звенящая пустота в голове с утра, что я почему-то слушаюсь и покорно иду вслед за ним по коридору.

Раздевалка оказывается огромной. Вдоль стен секции с номерами и именами игроков, там же висит их форма, а наверху, на полках, лежат шлемы, перчатки и защита. На стене напротив входа огромный экран, а рядом небольшой столик с чайником, кофемашиной и маленьким холодильником.

— Тебе какой кофе?

— А можно лучше чай? — осторожно спрашиваю я, заметив пакетики с каркадэ. Почему-то очень его люблю.

Багров пожимает плечами и достает себе из холодильника бутылку минералки, пока я делаю себе чай.

Это даже смешно, мы вроде как пошли с ним на кофе, а пьем в итоге чай и воду. Пьем молча: я смотрю в пол, Багров смотрит на меня — откровенно, без всякого стеснения.

— Ты красивая, — вдруг говорит он, и я давлюсь чаем.

Ставлю стаканчик на стол, кашляю, пытаясь успокоиться, а когда наконец могу дышать, то поднимаю на него глаза, чтобы вежливо поблагодарить за комплимент и свалить побыстрее. Но не успеваю.

— Я тебя хочу, — спокойно сообщает Багров, окончательно выбивая почву из-под моих ног. — На постоянной основе.

Он нормальный вообще?

— Что ты несешь? — я пытаюсь сказать это громко и возмущенно, но выходит тихо и жалобно.

— Тысяча долларов в неделю. Но ты больше ни с кем не спишь, только со мной.

Как только до меня доходит смысл его слов, всю мою растерянность сносит, словно лавиной, потоком дикой первобытной ярости.

— Мудак! — я со всей силы бью его по руке и плевать, что мне от этого больнее, чем ему. — Урод!

Он перехватывает мои запястья и смотрит на меня ледяными серыми глазами, в которых нет ни тени раскаяния.

— В чем проблема? Мало денег предложил? — Багров прижимает меня к стенке, и от ощущения его горячего сильного тела у меня все плывет в голове. Он сейчас так пахнет собой, своим жарким, мужским, чуть солоноватым запахом, что у меня предательски тяжелеет в низу живота и подгибаются колени.

— Я не сплю с мужчинами за деньги, — зло бросаю я.

— Тогда что ты делала в том клубе? — с неожиданной иронией спрашивает он.

— Это была ужасная ошибка! Случайность! Меня знакомая привела, а на самом деле я никогда… — я замолкаю, видя насмешку в серых глазах, и обреченно спрашиваю. — Ты мне не веришь, да?

— Я верю фактам.

— Почему ты не можешь просто об этом забыть? — вырывается у меня.

— Потому что мне понравилось, — он придвигается еще ближе. — И я планирую повторить. Цена не имеет значения.

Горячие сухие губы прихватывают кожу на моей шее, и я вдруг вся от головы до пят покрываюсь мурашками. Это слишком чувственно, слишком остро.

Мне не нравится! Не нравится! И моя рука вцепляется в его футболку только для того, чтобы оттолкнуть! Только для этого!

В коридоре слышатся чьи-то голоса, Багров замирает, и я выворачиваюсь из-под его руки и бегу к выходу.

— Вечером поедешь ко мне, — догоняет меня его хриплый голос.

Я останавливаюсь только для того, чтобы показать ему фак.

— Хрен тебе! — шиплю я. — Только подойди ко мне еще раз, и я накатаю на тебя заявление за харрасмент. Как думаешь, возьмут тебя после такого в твой НХЛ? Скотина!

Ухожу я с ощущением победы, и единственное, что портит это чувство — тихий смех Багрова у меня за спиной.