Варварин Остров

Глава четырнадцатая

Как и писал отец в своем неотправленном письме, перед Андреем был не призрак, не бесплотный дух. Девочка казалась реальной, дождевая вода стекала по ее белым щекам, подобно слезам. Но она не плакала – на лице была улыбка, только вот радости в ней было не больше, чем в волчьем оскале.

Кажется, Андрей закричал, отпрянув от окна. Жалюзи, которые он открыл, сами собой захлопнулись с громким лязгом, будто капкан, и ему показалось, что железные зубы впились в его сердце.

Давыдов отскочил к стене, думая, что сейчас задохнется (и даже надеясь на то, что сознание покинет его). Когда спустя сколько-то минут (или часов?) он сумел подойти к окну и тихонько выглянуть между полосок жалюзи, гостьи снаружи уже не было. Андрей не стал смотреть в каждое окно, на это ему сил не хватило, выходить во двор не стал тоже.

Лишь утром, крадучись, выбрался из дому, помня о том, что «тени», как называл их отец, появляются с приходом тьмы, обошел двор и сад. Следов не было, но, если бы они и были, их смыл бы дождь. Однако это не имело особого значения: Андрею не требовались материальные доказательства того, что он видел девочку этой ночью.

Доказательством служила память.

Письмо отца, горькое и горестное, не пробудило в душе Андрея никаких воспоминаний. Жалость, боль, ужас, сожаление – да, но память все еще спала.

Жизнь на Варварином острове началась для Давыдова около месяца назад, после переезда, и он не мог осознать, что жил тут, когда был ребенком. Лишь отдельные вспышки, кусочки мозаики плавали в сознании, не желая складываться в цельное полотно.

Однако в то мгновение, когда он увидел стоящую за окном пропавшую много лет назад сестру, в голове щелкнуло, повернулся невидимый ключ, отомкнувший дверцу, за которой прятались воспоминания о давно минувших событиях.

Конечно, Андрей не мог вспомнить все подробности, слишком мал он был тогда. Но теперь ему не было нужды спрашивать себя, откуда ему знаком тот запах, что шел от Клары и Санька.

Точно такая же вонь пропитывала детскую, когда это случилось с Наной.

Как он умудрился почти забыть ее, свою смешливую большеглазую сестричку, которая мечтала о котенке, обожала шоколадные батончики, мармелад, грушевый сок и вечно разыгрывала младшего брата?..

…Он и в то утро решил, что сестра смеется над ними, прикидывается больной, потому и не встает с кровати.

Накануне вечером Нана пропала (это еще не было настоящее исчезновение, которое случится совсем скоро). Андрюша с мамой пошли купаться (было жарко), папа что-то мастерил на втором этаже, а Нана сказала, что сходит к подружке-соседке.

Яркий и теплый летний день, кругом полно народу (на их участке шли строительные работы), никому в голову не могло прийти, что может случиться нечто плохое.

А оно взяло и случилось.

– Где Нана? – спросила мама, когда они вернулись с пляжа. – Не пришла еще?

– Я и забыл, что она к Регине пошла, думал, Нана с вами, – отозвался отец, выглянув в окно второго этажа.

Но и тут еще никто не испугался: решили, что девочка задержалась в гостях. Страх пришел чуть позже, когда появилась та самая подружка Регина и спросила: «Тетя Ася, а Нана выйдет?»

Все бросились на поиски, побежали по улице, кинулись к обрыву, к которому детям строго-настрого запрещалось подходить, подняли на уши соседей. Впрочем, суета улеглась, толком не успев начаться, потому что Нана пришла сама.

Ее светлое платье было заляпано грязью, косички расплелись, в волосах застряли сухие листья.

– Где ты была? Господи, Нана! Нельзя же так! Ты что, в земле валялась? – закричала мама, бросившись к дочери, судорожно обнимая ее, смеясь и плача одновременно.

Родители не ругали Нану. Были так рады, что она нашлась, какое уж тут наказание! Все кругом облегченно гомонили, кто-то говорил, что дети – это сущее наказание, мама с папой не могли оторваться от счастливо найденной дочери. И только маленький Андрюша заметил, что Нана кивнула, когда мама спросила про валяние в земле.

– Она такая холодная, руки и ноги ледяные, – озабоченно сказала мама, ведя Нану в дом. – А лоб горит.

– Неужели простудилась? Скорее, на солнце перегрелась, – предположил папа.

Мама приготовила для Наны теплую ванну с травами и морской солью, а после уложила ее в постель. От ужина сестра отказалась, заявила, что не голодна. Родители не стали настаивать. Девочка заснула мгновенно, даже принесенное мамой лекарство не успела выпить.

– Утром поговорю с ней, объясню, что нельзя так убегать, – сказала мама отцу, когда они выключили свет, вышли в коридор и закрыли дверь детской. Андрюша не спал и все слышал. – Но это странно. Она ведь никогда так не поступала.

– Нана сказала тебе, где была?

Мама ответила, что нет.

Андрюшу, понятное дело, об этом и не спрашивали (на него вообще тем вечером почти не обращали внимания). Если бы спросили, он ответил бы: Нана была в лесу, возле церкви. Той страшной церкви, которая стояла в яме.

Они с мамой и сестрой ходили туда на прошлой неделе. Андрюше не понравилось, а маме с Наной – наоборот. Мама долго стояла, смотрела на изображение старика с черными глазами и что-то шептала. Просила, чтобы у папы все получилось, понял Андрюша, они ведь за этим сюда и пришли.

Нана тоже стояла и просила, а он выбежал наружу и сел на лавочку. Тетка в платке дала ему леденец на палочке, и Андрюша взял, хотя мама говорила, что у чужих ничего брать нельзя. Но тут церковь, все молятся, а не похищают маленьких мальчиков. А тетка – вон она, работает в церкви, никуда его тащить не собирается.

Потом мама с Наной вышли, и они вместе отправились домой.

– Какое место! Так необычно, красиво, правда? – с восторгом говорила мама, и Нана соглашалась.

А когда дети остались одни, и Андрюша сказал сестре, что черноглазый старик – противный, глаза у него злые, Нана рассердилась и ответила, что он маленький и глупый. Святой Панталион – он вроде волшебника, исполняет желания, если хорошенько попросить и загадать все правильно.

– И чего ты загадала? – спросил Андрюша, думая, что нипочем не стал бы просить о чем-либо этого типа.

– Не твое дело, – важно ответила сестра. – Потом увидишь.

«Потом» Андрюша увидел плохое и был уверен, что виноват во всем проклятущий старик. Никакой он не добрый волшебник, а самый настоящий колдун. И это к нему ходила Нана, он ее как-то заставил или позвал. Андрюша был уверен, хотя знать наверняка не мог.

Итак, в то первое утро, когда Нана превратилась в существо (Андрюша не понимал, кем она стала, но то, что его сестры больше нет, было очевидно), он проснулся рано и увидел, что Нана сидит в кровати, свесив ноги, глядя в пол.

– Нана! – позвал он, но сестра не отозвалась.

В комнате был какой-то запах: пахло сладко, но неприятно, как будто груша испортилась с одного боку, к аромату спелого фрукта примешивается запах гнили.

Андрюша забеспокоился, хотел позвать маму с папой, но тут Нана улеглась в кровать, закутавшись в одеяло, и отвернулась к стене. В такой позе Андрюша ее и застал, когда проснулся в свое обычное время, около восьми утра.

Мама была на кухне, готовила омлет и пекла блинчики, папин голос слышался со двора.

– Нана сидела в кровати и смотрела, – сказал мальчик, схватив горячий блинчик и поливая его вареньем. – А сейчас она спит, не хочет вставать.

– Пусть выспится, ничего страшного, – беззаботно произнесла мама, еще не зная, что это был последний раз, когда они говорили про Нану, как про обычного человека.

Сестра встала ближе к полудню, и это была уже не она. Ночью ее место заняло существо. Андрюша говорил об этом маме с папой, но они отмахивались, не слушали. Взрослые редко воспринимают всерьез слова детей, им кажется, если они маленькие, то, значит, глупые.

Папа думал, что Нана заболела, и потащил молчаливую дочь, которая больше так и не произнесла ни слова, в поликлинику, к детскому врачу. Андрюша не знал, что сказал доктор, какой диагноз поставил, но папа сходил в аптеку, купил лекарства, которые прописал врач.

Мама с папой пытались пичкать Нану таблетками, но она не могла или не хотела пить и глотать: вода выливалась обратно, текла по подбородку, пилюли вываливались изо рта.

Тогда Нане стали делать уколы, но и это не помогало. Мама часами говорила с дочерью, сидела возле нее, гладила, обнимала, но та не реагировала. Время от времени Нана широко, как голодная акула, разевала рот и принималась хрипло кричать чужим голосом. Мама плакала, папа хватался за голову.

Иногда к ним приходили соседи. Стройка остановилась, отцу было не до этого, рабочие больше не являлись. Но люди, жившие рядом, навещали несчастную семью, спрашивали, как себя чувствует Нана. Наверное, видели ее с отцом в поликлинике, а слухи на острове разносятся моментально.

Андрюша слышал тихие взволнованные голоса – папин (чаще он говорил с людьми, мама почти не выходила из дому) и чей-то еще. Что они говорили, было не разобрать, и только один раз мальчик услыхал фразу:

– Что поделаешь, Лева. Тут у нас такое случается. Больше-то, наверное, нигде этого нет, но Варварин остров – особенное место.

– Что случается? – Это прозвучало, как вскрик. – Степан, что значит «особенное»?

– Пришло к вам. Сам же видишь.

Андрюше стало страшно от этого «пришло», ведь слова Степана подтверждали его собственные мысли о существе. Он не стал слушать дальше, а после спросил папу, когда оно уйдет.

– Кто уйдет? – спросил папа, думая о своем.

– То, что пришло, – пояснил мальчик, – существо.

Отец приоткрыл рот, но так ничего и не ответил, поджал губы и ушел.

Больше Андрюша ни о чем не спрашивал.

Запах, который он ощутил ночью, становился все сильнее, и шел он, как теперь было ясно, от сестры. Мама пыталась мыть дочку, брызгала духами, но это было бесполезно. Кожа, волосы, дыхание – все источало эту вонь, запах сочился из нее, как вода подтекает из сломанного крана.

Глаза Наны стали другими примерно через сутки, и это, как подумал Андрюша, завершило ее превращение. Увидев, что орехового цвета глаза Наны побелели, покрылись пленкой, мама закричала так страшно, что Андрюша не выдержал и заплакал.

Мама прижимала к себе сына и причитала: «Боже мой! Боже мой!»

– Она ослепла? – спрашивала мама отца, но что тот мог ответить?

Андрюша же был убежден, что Нана все видит, только зрение у нее теперь особое, нечеловеческое. Пустыми, слепыми глазами вместо нее смотрело существо, которое пробралось невесть откуда в наш мир.

– Я не буду спать в детской с Наной, – заявил Андрюша.

Одну ночь, предыдущую, он провел, как обычно, в комнате с сестрой, и это было самое страшное, что ему довелось пережить за свою короткую жизнь.

Мальчик думал, что родители рассердятся, запретят, велят ему не капризничать, но они не возразили. Наверное, их убедили мертвые глаза дочери: разве мама с папой не побоялось бы остаться в темноте наедине с созданием, которое смотрит такими глазами?

То, как Нана вела себя, не поддавалось описанию, было «просто иррационально», как говорил папа. Иногда она часами ходила по дому из комнаты в комнату, будто потеряла что-то и никак не могла найти. Ходила быстрым, мелким шагом, не своей походкой, свесив руки, склонив голову под невозможным углом. Мама и папа уговаривали, спрашивали, что происходит, принимались ходить за ней по пятам, пробовали останавливать силой – ничего не помогало.