Глава шестнадцатая
…Пропащий. Разве хорошее, доброе место станут так называть? – сердито спросил Иван Павлович.
– Дядюшка, перестаньте вы, ей-богу. Люди часто дают чудные названия, – отмахнулся от его слов Владимир Константинович.
Комынины – дядя и племенник – были очень разными и внешне, и по характеру. Иван Павлович, невысокий, полностью седой, но еще крепкий мужчина с солидным брюшком, был прям в речах и суждениях, порой раздражителен и весьма прагматичен. Племянник же, которого он воспитывал с малолетства, после смерти его отца, родного брата Ивана Павловича, в ранней юности был высок, тонок, восторжен и мечтателен. Сейчас, когда Владимир Константинович только-только вступил в пору зрелости, нрав его сделался тверже, но все равно племянник был, на взгляд дяди, излишне доверчив и романтичен.
– Твоя покойная матушка, царствие ей небесное, пришла бы в ужас от подобной затеи.
– Как вы верно заметили, моей драгоценной матушки с нами уже нет, – прохладно ответил Владимир Константинович. – А вот Вареньку я надеюсь спасти. И сделаю для этого все возможное, так что вы меня не отговорите. Лучше и не пытайтесь, а просто помогите.
Комынин-старший нахмурился и промолчал, отвернувшись к окну. Он никогда не был женат, не имел детей, единственного племянника любил как родного сына.
После женитьбы Володи на бесприданнице Вареньке, в которую юноша влюбился без памяти, Иван Павлович жил в одиночестве в столице, виделись они не так часто, и дядя замечал, что его влияние на племянника уменьшается. Это тревожило старика, полагавшего, что без его пригляда Володя может наделать ошибок.
Разговор их происходил в петербургской квартире Ивана Павловича. Племянник с молодой женой приехали сюда полгода назад, потому что местные быстрорецкие доктора разводили руками и ничем более помочь Вареньке не могли.
Столичные светила медицины, поначалу обнадежив супругов и выкачав из Владимира Константиновича немалые средства, в конечном итоге объявили ровно то же самое: к сожалению, надежды нет, остается лишь смиренно ждать, когда Господь призовет Вареньку к себе.
Судя по всему, никакого иного выхода, кроме как вернуться в имение под Быстрорецком и дожидаться там неизбежного, не оставалось. Варенька, тихая добросердечная молодая женщина с большими грустными глазами и безвольным ртом, уговаривала супруга так и поступить. Она любила родные места: небольшое имение родителей, где она родилась, выросла и жила, пока его не продали за долги после смерти отца и матери, было неподалеку от родового гнезда Комыниных.
– Не хочу я за границу, Володя, – говорила она мужу, который уговаривал ее поехать в Европу, показаться еще и тамошним докторам. – Не скажут они ничего нового, не сумеют помочь. Измучаюсь, и ты со мной намаешься. И хоронить меня тебе придется на чужбине. Плохо это, неправильно.
Владимир Константинович не выносил, когда она начинала говорить о своей кончине, он снова и снова пытался склонить жену к мысли поехать во Францию, но она, обычно беспрекословно подчинявшаяся любимому своему Володе, в этом вопросе была непреклонна.
И вот два дня назад, когда решение ехать домой было-таки принято, объявился этот тип со своим диким предложением.
Был погожий весенний день, Варенька отправилась прогуляться по парку, что раскинулся возле дома Комынина-старшего. С нею была старая няня Глаша, которую Варенька привыкла считать членом семьи.
Глаша отошла, чтобы принести лимонаду (Вареньке захотелось пить), и тут на скамью возле женщины уселся хорошо одетый пожилой мужчина с густой бородой.
– Вы позволите? – учтиво осведомился он.
– Пожалуйста, присаживайтесь, прошу вас, – чуть покраснев, ответила Варенька. Она стеснялась незнакомых людей.
Правда, как выяснилось, человек этот ее знал, потому что обратился по имени-отчеству, заявив, что очень рад встретить Вареньку здесь.
– Мы разве с вами знакомы? – удивилась она.
– Боюсь, что нет, но это легко исправить. Разрешите представиться. Солодников Петр Васильевич. Я как раз сегодня собирался навестить вас и вашего супруга в доме его дяди.
– Так у вас дела с Владимиром Константиновичем! – поняла Варенька.
– Не совсем, – улыбнулся Солодников. – Дело касается вас.
– Меня? Как же?
– Я осведомлен о вашем недуге и могу вам помочь, – ответил Петр Васильевич.
– Вы доктор? – Варенька почувствовала, что немного разочарована. Докторам она больше не верила.
Однако врачом Солодников не был, о чем и заявил.
– Медицина в вашем случае оказалась бессильна. Но я знаю, что поставит вас на ноги, спасет вам жизнь.
Варенька растерялась. Она была уверена, что скоро наступит ее смертный час. Видела, как бледнеет и тает ее плоть, а сил становится все меньше; чувствовала нарастающую с каждым днем усталость. Боли ее не мучили, и она приготовилась тихо угаснуть, как церковная свеча перед иконой, прогореть и исчезнуть из этого мира, чтобы воскреснуть в ином.
То, о чем говорил этот человек, смутило и испугало Вареньку, поэтому она обрадовалась, увидев подошедшую к скамейке Глашу с лимонадом в высоком стакане.
– Вы, сударь, чего хотели? – грубовато спросила та.
Глаша была женщина простая, за любимую Вареньку, не задумываясь, отдала бы правую руку. Она привыкла защищать ее, направлять, ухаживать за ней и все еще видела в воспитаннице малое дитя, за которым нужен глаз да глаз.
– Мы беседуем с Варварой Андреевной, вам не стоит опасаться меня. Я лишь хотел предложить свою помощь.
– Это в чем же? – Похоже, Солодников Глаше не нравился.
– А вот об этом я переговорю с Владимиром Константиновичем.
Чудаковатый господин откланялся и ушел, оставив после себя флер загадочности и недосказанности. Варенька едва пригубила напиток, а после засобиралась домой. Ей не терпелось узнать, что же за способ лечения хочет предложить ее мужу Солодников.
– Скользкий тип. На червя похож, так и извивается, – ворчала Глаша. – Я таких насквозь вижу. Шарлатан он. Небось, денег хочет!
Однако Вареньке Петр Васильевич, скорее, понравился. Было в нем что-то, что внушало уверенность в его словах. Какая-то сила.
Когда Варенька с Глашей вернулись домой, Солодникова там уже не было. Но разговор с ним произвел на Владимира Константиновича сильнейшее впечатление.
Он расхаживал по комнате, а увидев жену, подошел к ней и схватил за руку.
– Ты уже знакома с господином Солодниковым, он сказал, что представился тебе. Так вот, я полагаю, этот человек послан нам свыше. Он совершенно точно утверждает, что знает, как тебя вылечить. Тебе он не стал всего объяснять, решил поговорить со мной. И правильно сделал. Способ не вполне обычен. Но обычные-то мы уже все перепробовали. – Видно было, как сильно он взволнован. – Присядь, поговорим.
Варенька послушалась, муж уселся подле нее, но немедленно вскочил: не мог усидеть на месте.
– Чего он хочет? – спросила Глаша, которая так и осталась стоять в дверях.
Владимир Константинович, заметив ее, досадливо хмыкнул.
– Ты, Глаша, иди, иди. Варваре Андреевне больше пока ничего не требуется. Позовем, как понадобишься.
Старуха неохотно повиновалась, закрыв за собой дверь, и, скорее всего, отправилась на поиски Ивана Павловича, с которым была в своеобразном сговоре. Она точно так же пеклась о своей Вареньке, как Комынин-старший – о племяннике. Привыкнув заботиться о своих подопечных, оба до сих пор считали супругов несмышлеными детьми.
– Какое лечение предложил этот человек? – спросила Варенька, когда Глаша удалилась.
Владимир Константинович задумчиво посмотрел на жену, словно гадая, как она отнесется к его словам, а потом проговорил:
– Врачи нам не помогли, это ясно. Я знаю, ты, в отличие от меня, набожна. Варенька, ты ведь молилась Господу?
Она непонимающе глядела на него: к чему спрашивать об очевидном?
– Однако Господь оказался глух к твоим молитвам, не так ли?
– Пути Господни неисповедимы, – заученно отозвалась Варенька. – Значит, такова Его воля. Только Он решает, когда приходит наш черед.
– Это слова, Варя. Только слова. Мне кажется, нет у Бога никакого замысла. Бог – это злой мальчишка, который играет нами, как ребенок играет в солдатики. Нет никакой логики, никакой божественной цели!
– Тебе Солодников такое сказал?
– При чем тут он! – вскинулся Комынин-младший. – Я сам об этом постоянно думаю, особенно теперь! Скажи мне, какой смысл в том, что в мире болеют, страдают и умирают невинные дети? Кому от этого лучше, какой урок мы из этого извлекаем? Почему мой отец, который страстно мечтал о сыне, ушел из жизни, когда мне не исполнилось и года? Какой высший смысл в том, что твоя мать умерла от горя, выяснив, что твой отец проиграл все, что у вас было, и скончался, оставив дочь и жену нищими, на улице? Пойми, Варя, Богу уже давно нет до нас никакого дела! Он не слышит наших молитв, Он глух и жесток, только хохочет, наблюдая за тем, как мы корчимся в муках. Неужели ты сама не замечала, не спрашивала себя об этом?
Вареньке было страшно слушать, но она не привыкла перечить мужу, а потому не перебивала.
– Теперь Бог вздумал отнять тебя у меня! Мы молоды, счастливы, любим друг друга, у нас могли родиться дети, много детей, как мы мечтали, но Он вдруг насылает на тебя болезнь, от которой нет лечения! Дряхлые старцы, только и мечтающие о покое, живут, а ты должна отправиться во тьму, потому что Ему так захотелось! Вздумалось поглядеть, как я буду страдать один, без тебя! – Владимир Константинович уже кричал. – Этому не бывать! Я не позволю посмеяться над нами так жестоко!
– И что же ты намерен делать? – спросил его дядя, появившись на пороге гостиной.
Глаша отправила сюда Ивана Павловича, поняла Варенька, и ей это не понравилось, потому что было ясно: старик примется отговаривать Володю. Муж говорил невероятное, но Варваре Андреевне чудилась правда в его горьких словах, а еще очень хотелось верить в то, что она все-таки не обречена.
– Принять предложение Солодникова, – внезапно успокоившись, ответил Владимир Константинович, с вызовом глядя на Ивана Павловича.
– В чем же оно состоит? – спросил тот.
– Он просит меня построить церковь на земле, которая принадлежит мне. Говорит, когда строительство начнется, Варя станет поправляться, а когда храм будет готов, исцелится окончательно.
Варенька и Иван Павлович изумленно переглянулись.
