Багровый папоротник

— Не было встреч, о которых ты думаешь.

— А какие были?

— Джейс…

— Простой вопрос. В чем проблема, Феникс?

— Я не знал, как сказать. — Кайс растеряно разводит руками. — Боялся, что поймешь неправильно, и наша дружба пострадает из-за такой реакции, как сейчас.

— Дружба может пострадать только из-за обмана. И это реакция не на признание, а на попытку оправдаться. Даже сейчас.

— Но…

— Все еще продолжаешь, — Джейс рычит. — Вместо того, чтобы просто сказать правду!

— Но я не лгал тебе. Ни разу! — Кайс вздыхает. — Ты знаешь, что это так.

— Ложь и недомолвки тонко перекликаются между собой. Я все еще не услышал от тебя ни слова.

— Я люблю ее! — выкрикивает Феникс, указывая на меня. — Слышишь теперь?! Люблю! И твои капризы не изменят этого! Мне жаль, что приходится говорить вот так. Честно, я хотел сделать все иначе. Если теперь придется восстанавливать доверие, я готов, но не смей называть лжецом.

Джейс несколько секунд смотрит ему в глаза, выдерживая паузу. Затем тихим, убийственно спокойным голосом задает вопрос:

— Сложно было?

Кайс не отвечает.

— Кому еще мог доверить ее так же, как тебе, лучшему другу? Человеку, который спасал мне жизнь не один раз и ел за моим столом?

— Джейс…

Феникс делает шаг, но брат отступает, отрицательно качая головой.

— Тебе нужно было только сказать. Я знал, но хотел услышать от тебя. Ты же предпочел вешать лапшу на уши Марго и заставлять ее, — кивает на меня, — рыдать по ночам в подушку, страдая из-за тебя и твоей «любви».

Джейс презрительно морщится, отводит взгляд и уходит глубже в сумрак коридора. От удивления открывается рот, не верю собственным ушам: неужели брат знал и наблюдал? Сердце сжимается от понимания, что стала причиной ссоры.

Выбираюсь из-за спины Криса и, несмотря на уговоры, иду за Джейсом, спотыкаясь о старый хлам, раскуроченный после затопления. Нахожу застывшего в любимой позе со скрещенными руками и облокотившегося на стену.

— Чего тебе? — мрачно спрашивает.

— Хочу быть опорой.

— Уйди, Рокс.

— Нет, ты меня выслушаешь, — упрямо выпячиваю подбородок. — Не уйду, пока не поговорим.

— Вроде разговор уже закончился.

— Джейс. — Дотрагиваюсь до плеча. Вздрогнув, отстраняется. — Прости, я не должна была говорить о родителях. Мне стыдно…

— Сказал, уходи.

— Нет, я останусь с тобой. — Нащупываю ладонь и крепко сжимаю. — Поверь, если бы был шанс поменяться местами с родителями, сделала это для тебя, потому что тебе они нужны больше, чем мне или Крису. Я плохо помню маму, и только фотографии помогают не забыть лицо, а отец — худший детский кошмар. — Запинаюсь, окунувшись в обиды прошлого, и прокашливаюсь, скрывая дрогнувший голос. — Мне достаточно тебя и Криса, чтобы быть счастливой, но тебе нужна опора, которой мы не можем быть. Ты скучаешь. И клянусь, что вернула бы их для тебя, если…

— Рокс, я бы ни за что не вернул их такой ценой, — обрывает твердо и уверенно. — Это раз, а два — мне уже достаточно лет, чтобы не цепляться за прошлое. Может, в двадцать разговор и имел бы смысл, но не теперь. Родители умерли, и мне больно, но дело не в этом. — Джейс выразительно смотрит, поднимая бровь. — Их смерти — вечное напоминание, что как бы не старался принимать верные решения, от меня может ничего не зависеть. И ты из раза в раз пытаешься это доказать, что приводит в ужас. Вполне допускаю, что гиперконтроль раздражает и хочется бунтовать, но так уж получается, что мне больше не за кого держаться, и игнорировать безумные выходки не могу, — фыркает.

— Бунтовать не хочется, — шепчу. — Просто иногда взгляды не совпадают. Ты тоже не виноват, что пришлось взвалить тонну ответственности, поэтому гиперконтроль — не худшее, что можешь чувствовать.

— И от этого не легче, — Джейс вздыхает. — Согласен, бывает не получается отделить заботу от диктатуры, Блю одергивает, но сейчас считаю, что абсолютно заслуженно устроил разбор полетов. А вот последствия, к которым подвела твоя выходка, обратная сторона медали и страха за близких. Посмотри, что получилось: набросился на тебя, Криса оттолкнул и не дал шанса лучшему другу. Не могу остановиться, когда теряю контроль, а ты, как специально, провоцируешь.

Обнимаю Джейса, повисая на шее. Вдыхаю запах кожаной куртки и чувствую, как брат утыкается мне в плечо. Молчим пару минут. Никогда не приходило в голову, насколько глубока рана Джейса, оставленная смертью родителей, мы не говорили об этом. Но теперь понимаю, что контроль — побочное явление, которое сопровождает страх потери и одиночества. Будь родители живы, брат бы не держал в голове мысль, что может лишиться остальной семьи. А что это, если не рана?

— Черт, — вздыхаю, — иногда забываю, что ты такой же человек, и у тебя могу быть переживания. Кажется, в детстве мне не хватало йода. Ну, кретинизм и все такое! — Джейс смеется, добрый знак. Продолжаю: — Но, знаешь, мне повезло. Я не чувствую боли или грызущей тоски из-за смерти родителей, не ощущаю, что семья неполноценная, потому что есть ты. И всегда был. А, значит, ты прекрасно справился с тем, чтобы дать все необходимое для счастья и стабильности. И, если вдруг подумал, что не ценю, это не так. Прости за то, что наговорила. И спасибо. Правда. Ты — главная опора в моей жизни.

Джейс отстраняется и внимательно смотрит, что-то обдумывая, а потом улыбается кончиком губ.

— Я горжусь. — Поправляет мне волосы. — Не твоим диагнозом, а тем, что смог стать опорой, в которой не сомневаешься. Потому что первым обычно не гордятся.

Хихикаю, подавляя сентиментальные слезы, и выдавливаю:

— Прости, что у меня не вышло.

— Это не так, — качает головой. — Помнишь, когда допоздна работал, ты могла встать, сварить кофе и сделать бутерброд? Тебе было пятнадцать или шестнадцать, но ты так по-взрослому говорила…

— Сколько можно, Джейсон Лайонхарт, тебе давно пора спать! — цитирую саму себя, изображая серьезность.

— Да-да, — улыбается. — Я выпивал кофе вприкуску с бутербродом, пока стояла над душой и притопывала. Потом ты выхватывала чашку, что-то ворчала под нос и уходила, а я продолжал работать. Но, знаешь, эти ночные бутерброды с кофе — лучшее, что я ел.

Прижимаюсь к нему крепче и закрываю глаза. Тепло разливается густым медом, согревая озябшие конечности. Джейс слегка наклоняется и тихо говорит:

— Я не стал бы разбивать тебе сердце, заставляя выбирать между мной и Фениксом. Если любишь его, я приму это.

— Меньше всего хотела, чтобы узнал вот так, между делом, — заглядываю в глаза. Всю жизнь смотрю на него снизу-вверх и чувствую себя маленькой. — Кайс боялся ранить твои чувства. Мы оба боялись, и потому отвергали саму мысль быть вместе, а когда это оказалось выше нас, признаться никак не выходило. Да мы сами-то только в Джастифай-сити выяснили отношения, поэтому…

Шкрябаю висок и виновато кошусь на брата.

— Ну, — фыркает, — мои чувства как-нибудь справятся.

— Пожалуйста, скажи, что дружба не пострадает. — Умоляюще складываю руки в молитвенном жесте. — Знаю, злишься, я бы тоже злилась, но дай ему шанс все исправить.

Джейс вздыхает, закатывает глаза и улыбается.

— Мы разберемся, Рокс. Не думай об этом, ладно?

— Спасибо, — от волнения пружиню на пятках. — Для меня это очень важно!

— Все будет нормально.

Возвращаемся к остальным. Феникс смотрит с надеждой, и я исподтишка улыбаюсь. Тут же загорается, как мифологическая птица, в честь которой носит фамилию. Главное, чтобы самосожжения не устроил, а то, насколько помню, это не очень хорошее предвестие.

Джейс, смерив товарища долгим взором, наконец, выдыхает и протягивает руку.

— Это твоя головная боль, — указывает на меня кивком. — Не хочу ничего знать о ссорах и обоюдных претензиях, не нужно спрашивать у меня мнения и просить занять чью-то сторону. Это и тебя касается, — Джейс бросает на меня выразительный взгляд. — Это мое условие, если хотите.

— Понял. — Феникс уважительно склоняет голову и тихо добавляет: — я не обижу ее, даю слово.

— А у меня никто спросить не хочет? — взбрыкивает Крис, но в голосе слышу смешок. — Я тоже ее родственник!

— Когда твои дружки придут признаваться в любви, обещаю, разбираться будешь ты, — Джейс ехидно суживает глаза.

Осматриваюсь по сторонам и понимаю, что кого-то не хватает. Подхожу к Цилле и спрашиваю, где Марго.

— Ты шутишь, Лайонхарт? — окатывает ледяной волной и отвечает в обычной саркастической манере. — Она, конечно, мне подруга не больше, чем ты, но даже я представляю, каково было слушать ваши разборки.

— Зараза, — цокаю. — Все должно было быть не так.

— Какая трагедия!

— Ой, — отмахиваюсь.

Несмотря на внешнюю браваду, гложет совесть, которую отчаянно пытаюсь давить, но ее мучительная агония никак не прекратится. Как бы не относилась к Марго, все равно не желала угощать коктейлем из боли с сиропом в виде предательства. В моих грезах мы с Кайсом разговаривали с ней на чистоту, а она достойно принимала ситуацию и уходила в закат.

Разговор слышит Блю и решает вмешаться.

— Джейс в порядке?

Киваю.

— Это было жестоко. — Пронзительные голубые глаза наполнены жалостью. — Марго не заслужила, чтобы от нее отказались в присутствии всех, да еще так, будто ее вовсе не существует.

— Что ты хочешь услышать, Блю? — раздражаюсь. — Думаешь, я хотела этого? Представляла все по-другому.

— С птичками и ромашками? — встревает Цилла.

— Цилла, иди, впрысни яд в кого-нибудь другого, — отвечаю. — Без тебя тошно!

Покачав головой и закатив глаза, оставляет нас с Блю, присоединяясь к разговору Гарпий.

— Погано вышло, знаю, — говорю, заметив выражение лица подруги. — Я поговорю с Марго. И Кайс, конечно, тоже.

— Когда вы решили признаться?

— В Джастифай-сити. Наверное, надышались угарным газом, — глупо хихикаю, но прекращаю, поняв, что смеюсь одна. — Это шутка.

— Несмешно, если честно, — прикусывает губу.

Молча смотрим друг на друга. Отмечаю, что Блю выглядит болезненно: кожа бледнее обычного, руки трясутся, а на лбу испарина.

— А с тобой что? — спрашиваю. — Тебе плохо?

— Нет, с чего взяла? — Прислоняет ладонь ко лбу, вытирая капельки пота. — Просто не могу выкинуть из головы Зои в пасти перевертыша. Мне не по себе.

Мрачнею, услышав имя погибшей женщины.

— Да. Мне тоже.

— Джонатан хотел вернуться наружу, говорит, у Энди остались важные материалы в рюкзаке. — Блю оглядывается на запертую дверь. — Еле уговорили не делать этого. Вряд ли там что-то уцелело.

— Не сказал, что?

— Говорит, касается задания Картера. Больше ничего вытянуть не удалось.

В памяти всплывает разговор с Зои у колеса обозрения, когда штопала мне рану. Что-то о разных точках зрения. Связано ли это с материалами, ради которых можно рискнуть жизнью?

— Ладно, — хмуро говорю. — Пошли к остальным.

Беру Блю под руку, и мы вливаемся в разговор. Речь идет о нижних этажах лепрозория, скорее всего, затопленных водой.

— Я предлагаю добраться до источника электропитания. — Джонатан пальцем водит по расстеленной на полу ветхой схеме с планировкой лепрозория. — Без энергии мы не сможем запустить лифт, а по-другому на нижние ярусы не добраться.