Багровый папоротник

Глава 27. Спора и Прайд

Темно. Тихо. Страшно.

Открыв глаза, понимаю, что ничего не изменилось. Не чувствую ни тела, ни опоры, будто парю в невесомости.

Может, умерла?

Пробую подняться, но не выходит, потому что нахожусь в воде. Вычисляю это по плотности материи, которую избиваю кулаками и ногами. Сразу догадываюсь, что происходит, и лучше бы действительно умерла.

Камера депривации. Хотят подавить волю. Эту пытку вынести сложно, но возможно, и я доказала это на «Пределе». Однако тогда не испытывала крайней степени отчаяния и раздирающего на куски знания, что один брат — предатель, а второй — мертв.

Начинаю выть, но не слышу саму себя. Метаюсь из стороны в сторону в поисках стены, но не нахожу. Не остаётся ничего, кроме как выпрямиться и продолжать парить, испытывая психологическое насилие собственными мыслями.

Я осталась совершенно одна. Без семьи. Без друзей. Отобрали все и вырвали с мясом сердце. Рассчитывать на милость в качестве пули в висок не приходится, потому что, очевидно, им что-то нужно от меня.

Не знаю, сколько проходит времени, но я точно успела загнать себя до невыносимого ужаса. Понимаю, что не хватает воздуха. Дышу, но не чувствую насыщения.

А потом калейдоскоп красок и звуков врывается в сознание, и я пугаюсь, зажмуриваясь от белых вспышек. Кто-то снимает с головы прибор, изолирующий шумы, и слышу, как чертовски громко хриплю, издавая стоны. Приоткрыв глаза, вижу операционные лампы и снующих рядом людей, которые раздевают меня, освобождая от костюма и оставляя в одном белье. Зрячей пробыла недолго. На голову надевают непроницаемый мешок, а руки связывают, и, стащив со стола, выталкивают куда-то, ведя по холодному кафелю. Несколько раз поскальзываюсь на воде, стекающей с тела, но упасть не дают цепкие руки, поддерживающие с двух сторон.

— Куда тащите? — протестовать выходит неважно, голос совсем сел. — Где Блю? Крис?

Люди молча заводят в новую комнату с ворсистым ковром и захлопывают дверь, оставляя одну. Топчусь на месте и прислушиваюсь, чтобы разобраться, где нахожусь. Тут в грудь прилетают какие-то тряпки. Потом с рук снимают верёвку, но мешок оставляют.

— Одевайся, — говорит мужской незнакомый голос.

Предпочитаю не сопротивляться. В голове, конечно, мелькает мысль напасть и убить, но потом то немногочисленное, что осталось во мне от человека, перевешивает. Вряд ли, если прикончу обычного рабочего, кто-то сильно всполошится, а вот проблем заработаю. Волнует ли меня это? Хрен знает.

Нащупываю тряпки и, разобрав, где что, натягиваю на себя. Мужчина не торопит, спокойно ожидая, когда буду готова.

— Это обувь, — чувствую ветерок, когда наклоняется.

— Не страшно? — вопрос звучит сухо.

— Страшно?

— Стоять передо мной один на один.

— А с чего ты взяла, что я здесь один? — изумляется.

— Потому что, лишившись зрения, обостряется слух, а у меня он без того отменный. Здесь никого нет.

Он сдержанно смеётся, пока обуваюсь.

— Если в комнате я один, это не значит, что за тобой не наблюдают. Прямо сейчас из отверстия в стене тебе в голову целится снайпер.

— Врунишка. — Если бы снял мешок, то видел, как хищно улыбаюсь, пожалев о решении не нападать. — Не хорошо заигрывать с Гарпией.

Человек сбивчиво задышал, отступая назад. Иду на звук, преследуя жертву.

— От тебя буквально разит паникой, — нежно растягиваю слова. — Знаешь, в чем проблема, милый? Абсолютно плевать, застрелят меня сейчас или попозже, а вот тебя должно напрягать, что меня не заботит продолжительность собственной жизни. — Слышу, как мужчина что-то задевает, роняя на пол. — Если убью тебя, что мне за это будет?

— Пожалуйста… — слышу в голосе мольбу.

— Ответь честно.

Молчит пару секунд, потом выдыхает.

— Ничего.

— Тут-то и оно, — отступаю, позволяя человеку расслабиться. — Так что, давай без вранья. Я сыта им по горло.

— Мне нужно отвести вас на допрос. Пожалуйста.

Фыркаю, но киваю, придерживаясь первоначального решения не трогать непричастных.

— Я должен надеть наручники. Пожалуйста, — теперь в конце мужчина обязательно прибавляет просительное слово.

Всем видом демонстрирую раздражение, но благосклонно вытягиваю запястья. Холодные кольца смыкаются, неприятно придавливая кожу. Выводит из комнаты, и мы петляем по зданию, пока, наконец, не останавливаемся возле двери, по которой он коротко стучит. Никто не реагирует, зато я слышу знакомые голоса.

— Ты обещал, что не будет пыток! — возмущается Крис.

— А как, по-твоему, достать информацию? — парирует Аверилл. — Либо ты плохо знаешь сестру, либо преувеличиваешь свою значимость в ее глазах после того, что сделал.

— Она послушает меня! — настаивает Крис.

И я не выдерживаю. Начинаю орать прямо в коридоре, со всей силы пиная дверь перед собой.

— Черта с два, Крис! Иди в задницу, понял?! Попадешься на глаза, и, клянусь, выгрызу тебе трахею зубами!

Дверь, скрипнув, отворяется, и мужчина заводит внутрь. Все ещё продолжаю брыкаться, пока несколько пар рук не усаживают в кресло, пристегнув ремнями. Как дикий волчонок, рычу и шиплю, будто это поможет устрашить пленителей. Чёрный мешок снимают, и передо мной предстает дубовый стол с зелёной лампой, за которым восседает Аверилл Беннет. По правую руку стоит Крис. Заметив брата, прихожу в ярость и извиваюсь так, словно по креслу пустили электричество.

— И как ты предлагаешь с ней разговаривать, Кристофер? — Беннет слегка разворачивается в его сторону.

— Дай мне хотя бы попробовать.

Тот неохотно кивает, но улыбается, понимая, что ничего не выйдет. Крис подходит и опускается на корточки, становясь ниже меня на голову. Осторожно кладет руку на колено.

Тут же кричу, обливая всеми известными проклятиями и ругательствами.

— Ты можешь выслушать?!

— Нет! Не смей трогать!

— Если не успокоишься, тебя будут пытать! — с чувством восклицает Крис.

Заливаюсь хохотом.

— Ты серьезно, придурок? Думаешь, меня пытки волнуют?! Ты убил единственного родного человека, что у меня был, и хочешь напугать грёбаной пыткой?!

— А что насчёт меня, Рокси? — поднимает бровь. — Я не твой родной человек?

От наглости даже пропадает запал. Перестаю смеяться и пристально вглядываюсь в Криса, силясь разобрать, шутка это или действительно его мысли.

— Родные люди не убивают друг друга, — тихо рычу.

— Но ведь я ничего тебе не сделал. Наоборот пытаюсь защитить!

Непробиваемая уверенность в том, что он меня защищает, становится последней каплей, и я срываюсь. Хохочу и рыдаю одновременно, выплевывая нечленораздельные слова, а когда собираюсь, не могу даже смотреть ему в лицо. Отвожу взгляд.

— Ты убил меня вместе с ним, Крис. Нет у тебя больше никого, кому нужна была бы твоя забота.

Крис взрывается.

— Почему ты вечно впутываешь его в наши отношения?! Ты можешь смотреть на меня без него?!

— Без него? Это как? Сделать вид, что у меня никогда не было другого старшего брата, который действительно заботился обо мне? — удостаиваю взглядом. — Может, ты читал мне на ночь, когда мамы не стало? Или готовил еду, когда отец был не в состоянии? Может, опекунство взял, чтобы в приют не попала, и вкалывал сутками? — наклоняюсь ближе и строю гримасу притворной задумчивости. — А-а, наверное, ты заслонил меня от пули! Хотя, постой. Это был другой брат.

— Не паясничай, — раздражённо шипит Крис. — Ты не в том положении.

— Так-то! — довольно поджимаю губы и киваю. — Если не видишь разницы между собой и Джейсом, приоткрою завесу тайны. Он бы умер, но не позволил затащить меня на пыточное кресло. И уж точно не сказал эту чушь про положения, потому действительно любил меня. А ты, Крис? — слизываю слезы с губ. — Любил меня?

Молчит, прежде чем ответить чётко и безэмоционально:

— Я люблю тебя. Просто есть вещи, которые важнее привязанностей.

— Например, повышение? — смеюсь в лицо.

Крис понимает, что разговор ни к чему не приведет. Встаёт и машет, подзывая кого-то, а потом в руках появляется противогаз. Догадываюсь, что ждёт очередная пытка, и не могу унять истерический смех. Крис, игнорируя весь яд, который пускаю, надевает на меня маску. Сквозь прорезь для глаз вижу, как подходит Беннет.

— Что тебе известно о Прайде? — берет шланг и крутит. Потом прислоняется ухом, слушая мычание, которое издаю. — Не слышу.

— Это что, урок зоологии? — хмыкаю.

— Неправильно.

Беннет сдавливает шланг, перекрывая воздух. Начинаю задыхаться. Противогаз прилипает к лицу сильнее с каждым судорожным вдохом, в голове пульсирует от недостатка кислорода, а сердце долбится в грудной клетке, грозясь проломить ребра. Аверилл разжимает пальцы. Кашляю, давясь слюной.

— Ещё раз. Что ты знаешь о Прайде?

— Что так называют семейную стаю львов, мать твою! — дыхание не восстанавливается.

Недовольный ответом, повторяет пытку. Когда вновь получаю доступ к воздуху, понимаю, что в глазах темнеет. Крис рядом нервно сцепляет руки и стучит большими пальцами в такт моему захлебывающемуся кашлю.

— Знаешь, что с тобой не так, Роксана Лайонхарт? — Аверилл говорит в шланг, как в микрофон, отчего голос заполняет все пространство, создавая иллюзию полного погружения в допрос, хотя всеми силами пытаюсь абстрагироваться. — Ты неуправляемая и с трудом поддаешься дрессировке.

— Я тебе что, цирковая зверушка?! — с ненавистью огрызаюсь на куратора.

— Известно ли тебе, что твой покойный брат, пользуясь связью с вышестоящим руководством, подтасовал результаты финального теста на пригодность?

Не знаю, что приводит в ступор больше: словосочетание «покойный брат» или то, что он повлиял на какой-то из десятка итоговых тестов, обязательных к прохождению до «Предела». А потом вспоминаю Марго и наш эмоциональный разговор, после которого накинулась на Джейса с вопросом: «Чего я стою?». Внутри шевелится подозрение.

— Понятия не имею, о чем речь.

Беннет меланхолично обводит шлангом полукружие, словно рисуя замысловатые узоры из моего хриплого дыхания.

— Один из главных критериев отбора Гарпий — способность подчиняться. Кому нужно оружие, которое нельзя контролировать? — улыбается. — Ты блестяще прошла все тесты, кроме одного. На покорность. Даже рядом с безоговорочной фигурой лидера в лице старшего брата, ты не способна следовать инструкциям, если имеешь обратное мнение. — Куратор отходит в сторону, закуривая сигарету. — И ты продемонстрировала это в лепрозории. Я просмотрел отчёты Кристофера и убедился, что прав.

Кровь закипает от злости и ненависти. Крис продолжает неподвижно стоять, изображая статую.

— И, по-хорошему, пристрелить бы тебя, как собаку бешеную, — Аверилл возвращается и берет шланг в свободную руку, — но вот незадача. Есть в тебе то, что мешает мне сделать это прямо сейчас. — Вдыхает поглубже дым, а потом выдувает в трубку, вновь перекрывая кислород.

Лёгкие горят так, словно выжигают адским пламенем. Из глаз брызгают слезы.

— Если бы не твой занятный иммунитет к вирусу, гнила бы сейчас рядом с Джейсоном! Думаешь, получится гнуть свою линию? Глубоко ошибаешься! Я знаю тебя, как облупленную, сам взрастил, поэтому мне ничего не стоит размазать твои недалёкие мозги по стенке! И единственное, что меня останавливает, тело должно оставаться живым, чтобы учёные вытащили антидот к Папоротнику! Но ничто, слышишь, ничто не помешает мне превратить остаток твоей никчёмной жизни в персональный дьявольский котёл!