Капитуляция Японии во Второй мировой войне. За кулисами тайного заговора

Глава 6. Повторное слушание

Вскоре после 2 часов дня 9 августа 1945 года пятнадцать обливавшихся потом мужчин нашли укрытие от палящего августовского солнца в резиденции премьер-министра. Они были официальной семьей премьера, его правительством, и им могло быть жарко, где бы они ни оказались. Из пятнадцати человек десять были гражданскими лицами, тем самым равновесие в ключевом вопросе мира могло измениться. Масштаб изменений предстояло узнать в ближайшее время.

Премьер Судзуки, внешне сохраняя спокойствие, созвал совещание, на котором попросил министра иностранных дел доложить о текущем положении дел.

Того сообщил о противоречивых мнениях членов Высшего совета по руководству войной в вопросе о Потсдамской декларации. «Большая шестерка», как он сказал, «согласилась поддержать одно необходимое условие: императорская система правления должна быть сохранена». «Однако, — подчеркнул он, — не было достигнуто согласия в отношении других условий, касающихся вопросов оккупации, разоружения и военных преступников».

Министр флота адмирал Ёнаи, сидевший сгорбившись в своем кресле, прервал свое молчание и сказал: «Для победы нет никаких шансов, но все же я согласен с министром иностранных дел, что Потсдамскую декларацию надо принимать немедленно, но только с одним условием — сохранением власти императора».

Подобно несдавшейся крепости, господствующей над зеленым сукном — территорией стола заседаний, генерал Анами дал гневную отповедь пессимистическому настроению Ёнаи, как будто это был личный выпад, направленный против него. «Армия, — твердо сказал Анами, — уверена в том, что она может нанести сокрушительный удар по силам союзников в неизбежной решающей битве за отечество». Хотя военный министр не мог сказать, будет ли победа безусловной, но заметил, что поражение вряд ли возможно. «Если мы напряжем все наши силы в судьбоносном сражении, возможен неожиданный поворот событий в нашу пользу», — были его слова.

Ёнаи, резко наклонившись вперед, насмешливо возразил ему: «Мы почти исчерпали все наши ресурсы: и духовные, и материальные. Не может быть и речи, чтобы продолжать сражаться!»

Генерал Анами отрицал, что страна потерпела поражение; он говорил о миллионах солдат в отечестве, готовых встретить врага при благоприятных обстоятельствах, такое случилось в первый раз. Когда командование находится в стране, линии снабжения не растянуты и не требуется транспортировка войск за море, условия складываются совсем другие. Да, согласился он, исход сражения может быть неясен. Но Япония сможет, по крайней мере, хотя бы на время отбить наступление врага, а затем «возродиться из смерти к жизни», даже если бы и не было уверенности в победе. В любом случае, сказал он, нет никакой возможности демобилизовать японские воинские части за морем, так что стране придется продолжать сражаться.

Судзуки вмешался в спор и, чтобы охладить страсти, призвал других министров высказаться.

Урожай риса, как ожидается, будет худшим за последние пятнадцать лет, сообщил министр сельского хозяйства, и, возможно, в зависимости от обстоятельств, самым худшим за полвека.

Поставка материалов и продовольствия из Кореи и Маньчжурии находится под вопросом, сообщил министр транспорта. На самом деле осложнилось даже судоходство между островами страны Хоккайдо и Кюсю из-за минирования, действий вражеской авиации и военных кораблей.

Объем выпускаемой военной продукции сокращается, сообщил министр по вооружениям и боеприпасам, главным образом из-за нехватки сырья, запчастей, комплектующих и даже прогулов, не говоря уже о разрушениях вследствие авиаударов.

Министр внутренних дел Абэ говорил о возможности бунта в стране, если Потсдамская декларация будет принята Японией без всяких условий.

«Моральное состояние людей уже в значительной степени подорвано, — сказал Абэ. — Однако большинство людей не верят, что Япония терпит значительные поражения из-за военной пропаганды, которая устами императорского Генерального штаба всегда сообщает: «Япония выиграла сражение». Поэтому, если Япония примет потсдамские условия в данный момент, весьма возможна вспышка общественного возмущения».

Настало время отдохнуть от табачного дыма, угнетающей жары и набивших оскомину аргументов. Премьер объявил короткий перерыв.

Судзуки поднялся со своего места и отправился искать секретаря кабинета Сакомидзу. Прекрасно осознавая, что заседание правительства пойдет тем же путем, что и заседание Высшего совета, премьер понимал, что консенсус был невозможен. Только по той причине, что Кабинет министров был органом, который должен был принимать государственные решения, имелся смысл продолжать заседание. Если бы требовалось только большинство вместо единодушной поддержки, вопрос можно было бы решить значительно быстрее. Но Анами, твердо отстаивая четыре условия, не собирался уступать и буквально подавлял всех присутствовавших своим неиссякаемым энтузиазмом.

Если стертые с лица земли Хиросима и Нагасаки и советское наступление не могли заставить министров пойти на капитуляцию, какой логический аргумент мог быть действенным? Теперь престарелый и уставший премьер-министр наконец решил, что пришло время обсудить план, который впервые рассмотрели несколько недель назад вместе с Кидо и Того.

Кидо уверил Судзуки, что император официально объявит о своем решении на Императорской конференции. Генералитет армии будет там присутствовать, и вряд ли они не обратят внимания на желание императора. Они, конечно, могут не принять его пожеланий, так как с юридической точки зрения император не может приказывать и в любом случае будут действовать согласно решению правительства. Но все дело было в том, что не было уверенности, каков будет результат, поскольку подобного прецедента не было в истории.

Привычной практикой как Высшего совета по ведению войны, так и Кабинета министров было вынести решение по какому-либо вопросу, а затем представить его для ратификации императору. Если Императорская конференция не могла принять по нему единодушное решение, то от правительства ожидали, что оно уйдет в отставку, и следующий кабинет был обязан решить его. Этой практике следовали для того, чтобы освободить императора от ответственности в случае, если решение подвергнется резкой критике. Надо сказать, император давал свою санкцию на решения кабинета и Высшего совета, но это было чистой формальностью; он обязан был так поступить, независимо от того, одобрял ли он это лично или нет. Представить его величеству нерешенный вопрос и спрашивать его мнения — это было поступком беспрецедентным.

Найдя секретаря Сакомидзу, Судзуки велел ему готовиться к Императорской конференции. Сакомидзу выбрал несколько вопросов. «Для этого, — сказал он, — нам необходимо представить петицию императору».

«Замечательно, — ответил Судзуки. — Идите и подготовьте ее». Он собирался уйти. Старик испытывал естественное отвращение к канцелярской работе.

«Но чтобы быть представленной на Императорской конференции, — продолжил секретарь, схватив премьера за рукав, — петиция должна иметь подписи премьера и двух начальников штабов».

У Судзуки перехватило дыхание. Генерал Умэдзу и адмирал Тоёда не согласятся, по-видимому, на такую конференцию. Они отказывались посещать их еще со дня бомбардировки Хиросимы. Их основополагающей стратегией было, как представлялось, пытаться предотвратить принятие решения и продолжать сражаться. Тоёда был столь же тверд в этом намерении, как и Умэдзу.

Однако Сакомидзу, несмотря на свою относительную молодость, принимал участие в политике и в работе правительства уже более десяти лет. Он получил достаточный опыт в закулисной борьбе, и теперь он хотел его продемонстрировать. Судзуки подписал петицию и удалился, чтобы продолжить вести заседание правительства. Сакомидзу отправился уламывать начальников штабов.

Он встретил Тоёду в министерстве флота, а Умэдзу в его штабе. Для обоих он дал деловое объяснение. Премьер попросил секретаря кабинета получить подписи начальников штабов на петиции для Императорской конференции, чтобы сэкономить время и избежать хлопот в дальнейшем. «В конце концов, Императорская конференция обязательно состоится, рано или поздно, чтобы рассмотреть чрезвычайно важные вопросы, такие как объявление войны против Советов. В таких непредсказуемых обстоятельствах конференция может состояться очень скоро, и о ней могут оповестить даже среди ночи. Когда придет ее срок, я буду вынужден разыскивать вас, чтобы вы поставили свою подпись под петицией, и это будет означать только дополнительное беспокойство для вас и для меня и потерю драгоценного времени. Конечно, я обязательно извещу вас заранее о конференции. Для того чтобы быть готовым к чрезвычайным обстоятельствам, пожалуйста, подпишите эти бумаги».

Генерал и адмирал понимали обоснованность просьбы Сакомидзу. Императорская конференция должна обязательно состояться до опубликования императорского указа об объявлении войны. Уже полдня прошло с начала советского нападения, а Япония все еще не сделала официального заявления. Конечно, любой вопрос, который должны представить его величеству на рассмотрение, считали они, будет тщательно проработан секретарями Высшего военного совета, представителями флота и армии. Эти люди, естественно, будут держать в курсе начальников штабов. И никакие вопросы, должным образом не подготовленные и не согласованные в правительстве и в Высшем совете по ведению войны, не могут быть представлены на рассмотрение августейшего правителя во время Императорской конференции.

В итоге Императорские конференции собирались для получения одобрения императора. Император не участвовал в обсуждении того или иного дела; он только ставил свою подпись в нужном месте. Умэдзу и Тоёда задали прямой вопрос Сакомидзу: «Вы известите нас заранее, когда петиция будет готова к передаче?» Секретарь ответил обоим, что он непременно так и сделает. Начальники штабов после полученных заверений достали свои кисти и подписали документ. Сакомидзу вернулся в офис с бесценной петицией.

В этот день в Императорском дворце маркизу Кидо была передана последняя информация. В два часа пополудни главный адъютант императора пришел сообщить Кидо подробности о русском вторжении в Маньчжурию: русские стремительно продвигались вперед по всем фронтам.

В четыре часа хранитель печати приветствовал своего доброго друга Мамору Сигэмицу, бывшего министра иностранных дел. Прихрамывая и опираясь на трость, он вошел в кабинет, намереваясь откровенно рассказать Кидо обо всем, о чем размышлял в последнее время. Сигэмицу потерял левую ногу в Шанхае в тридцатых годах в результате взрыва бомбы, когда он стал жертвой покушения. В 1944 году они оба пришли к заключению, что только участие самого императора в Императорской конференции могло как-то сдержать военных. Сигэмицу снова подтвердил необходимость этого, заявив, что, если Япония будет настаивать на четырех обсуждаемых теперь условиях, срыв переговоров неизбежен. Кидо после их разговора незамедлительно сообщил об этом императору и обговорил с ним текущую ситуацию.