Капитуляция Японии во Второй мировой войне. За кулисами тайного заговора

Глава 22. Священный журавль

Когда исчезла опасность военного переворота, возникли некоторые сложности в организации радиообращения императора. Необходимо было доставить записи речи из дворцового министерства в радиостудию. Существовала, как полагали, возможность, что некоторые противники императорского обращения только и ждут подходящего момента, чтобы захватить записи и уничтожить их. Как показали события прошедшей ночи, они имели огромное значение для некоторых отчаянных людей.

Три ответственных работника министерства императорского двора господин Такэй и камергеры Мицуи и Окабэ собрались на совещание в 8:30 утра для обсуждения конкретных мер, которые следует предпринять, чтобы избежать подобного развития событий. Было решено изъять записи из места их хранения и поместить в две коробки для кинопленки.

Лимузин дворцового ведомства остановился у подъезда здания, и появился господин Такэй, который торжественно нес поднос с императорским гербом. На подносе под тонким шелковым полотном лежали коробки с записями. Такэй сел в автомобиль и медленно выехал через ворота Сакасита на площадь императорского дворца, а затем на проспект Хибия-дори и проследовал до здания «Дай Ити», где он вышел из машины. Такэй поднялся по ступенькам и вошел внутрь здания. Он вручил ценный предмет сотрудникам Эн-эйч-кей. Затем, выполнив важную миссию, Такэй сел в лимузин и поехал во дворец.

В это же время машина Службы столичной полиции была направлена в министерство. Она остановилась у подъезда здания, и какой-то невзрачный человек в рабочем комбинезоне вышел из здания и сел в автомобиль. У него была с собой сумка для обедов. Неизвестного доставили в резиденцию Эн-эйч-кей, и двое полицейских сопроводили его до самых дверей руководителя корпорации. Сумку вручил президенту Эн-эйч-кей «рабочий» Охаси, камергер Окабэ. В ней была запись указа. Запись, переданная Такэем, была пробной.

Министерство императорского двора передало эти записи работникам радиостанции. Теперь они должны были познакомить с ними народ.

Оставалось еще одно незавершенное в этот день дело — проведение заседания Тайного совета для получения чисто формального одобрения предложения о мире. Заседание было намечено на 10 часов. Но мятеж привел к некоторым разрушениям во дворце, и ликвидация их последствий еще не была завершена.

Наконец, в 11 часов тринадцать членов совета и его председатель барон Хиранума спустились по мокрым ступеням в бомбоубежище под садами Фукиагэ. В той комнате, где император принял свое историческое решение, они сели за теми же самыми столами, что и участники Императорской конференции всего лишь сутками ранее. В этой встрече приняли также участие премьер Судзуки, министр иностранных дел Того и директор Законодательного бюро.

Снова появился император со своим адъютантом; он занял свое место за столом перед золотым экраном, и заседание было официально открыто. Барон Хиранума зачитал императорское послание совету: «Я отдал распоряжение правительству поставить вооруженные силы союзников в известность, что мы принимаем Потсдамскую декларацию… Несмотря на то что подобное решение должны принимать все члены совета, я прошу высказать свое мнение только его председателя, что объясняется чрезвычайными обстоятельствами. Я надеюсь, что вы поддержите это решение».

Собрание шло своим чередом, и барон Хиранума попросил Того сделать краткое сообщение о произошедших печальных событиях, а между тем близилось время императорского обращения. Хирохито встал и вышел из комнаты, и все присутствовавшие низко ему поклонились. Заседание было прервано, чтобы все смогли послушать речь императора.

По всей стране законопослушные граждане приникли к радиоприемникам, подобно тому как магнит притягивает к себе стальные иглы. Были подключены дополнительные генераторы электроэнергии, чтобы обеспечить наиболее широкий прием. Поезда останавливались на ближайших станциях, чтобы пассажиры могли услышать голос человека, который прежде ни разу не выступал на радио. У японцев бытует поверье, что можно услышать клик Священного журавля, хотя его и не видно из-за туч. Теперь это произойдет въяве, ведь журавль — символ императора. Об этом раньше было невозможно и подумать. Но о чем будет это его послание? Догадки и предположения были самыми невероятными.

В Токио, недалеко от района Итигая, отец Джозеф Роггендорф из Католического университета Святой Софии задал вопрос своим студентам, чего они ожидают от речи императора. Многие полагали, что его величество сообщит о том, что в отместку Япония готова сбросить атомную бомбу на Вашингтон. Другим распространенным мнением было, что будет объявлена всеобщая мобилизация на войну с русскими. Были и такие, кто говорил, что император сообщит о высадке войск противника на священной японской земле. Ни один человек не предполагал, что будет объявлено об окончании войны.

Многие в стране думали, что император объявит России войну. Нет, говорили их оппоненты, суверен призовет к войне до последнего человека. Возможно, Хирохито заявит об отречении от престола? Или будет объявлено о слиянии армии и флота, о котором уже давно шли разговоры?

В государственных учреждениях все чиновники собрались вокруг радиоприемников. На сельских рынках собирались крестьяне и горожане, пройдя многие мили для того, чтобы услышать голос Священного журавля.

Тем временем на Радио Токио позвонили из Информационного бюро и рекомендовали вести радиопередачу из секретной радиостудии, расположенной во втором подвальном помещении здания страховой компании «Дай Ити». Старший инженер Аракава в Эн-эйч-кей не принял во внимание это предложение. Все были в безопасности: здание радиокорпорации и студии находились под охраной; была свободная записывающая аппаратура в студии «Дай Ити», обстановка была спокойная и безопасная.

Было принято решение, что большое событие должно состояться в Студии 8, так как множество людей хотели при нем присутствовать. ВИП-персоны из Информационного бюро, министерства императорского двора и Эн-эйч-кей и работники Радио Токио, имевшие допуск, заполнили всю студию. У ее дверей стояла охрана из военной полиции, тщательно проверявшая всех приходящих. Все свободные места в аппаратной комнате были заняты работниками Эн-эйч-кей, желавшими стать свидетелями исторического момента.

В 11:45 господин Охаси, президент Эн-эйч-кей, предъявил всем красивую деревянную коробку, в которой был контейнер с записями, завернутый в вышитую шелковую материю. Он передал коробку с глубоким уважительным поклоном главе отдела новостей, который также поклонился ему. Затем он вручил ее одному из журналистов (специально выбранному для этой почетной обязанности), и они также обменялись поклонами. Записи были торжественно перенесены в аппаратную журналистом, который передал их инженеру, и снова последовал обмен поклонами. В студии среди зрителей почувствовалось волнение.

Какой-то армейский лейтенант вскочил на ноги и закричал: «Если эта передача означает конец войны, тогда я располосую всех своим мечом!» Он бросился в аппаратную, вытаскивая из ножен меч, но у самых дверей студии штабной офицер Судзуки схватил его за руки. Офицер был обезоружен и передан военной полиции.

Инженеры раскрыли упаковку, вынули диски и проверили третий вариант. Его сочли удовлетворительным. Приближался полдень; был исполнен национальный государственный гимн «Кими га ё». Диктор Вада, как только отзвучали последние скорбные аккорды, возвестил всей нации, что сейчас к ней обратится император.

То, что последовало затем, было поистине событием историческим, эпохальным, беспрецедентным; оно было неожиданным для всех, и шоком для большинства, и почти непостижимым для многих. Высокий голос императора с металлическими нотками отличали непривычные модуляции. Это объяснялось тем, что послание было написано не только для того, чтобы объяснить народным массам специфику текущего момента. Оно должно было остаться в веках. Тысячи пораженных слушателей с неослабевавшим вниманием слушали голос Священного журавля: «Обращаюсь к вам, нашим добропорядочным и законопослушным гражданам, — начал свою речь император. — Тщательно рассмотрев основные направления мировой политики и нынешнее положение нашей империи, мы приняли решение урегулировать все внутренние вопросы страны с помощью чрезвычайных мер. Мы отдали распоряжение нашему правительству официально сообщить правительствам США, Великобритании, Китая и Советского Союза, что наша империя принимает условия их совместной декларации».

По всей стране те ее граждане, что связывали это заявление с выполнением потсдамских требований, не могли удержаться от рыданий. Но большинство их соотечественников еще до конца не поняли, о чем его величество намеревался сообщить. Хирохито продолжил говорить, и прозвучали ключевые фразы:

«Вот уже почти четыре года продолжается война. Несмотря на все усилия каждого из нас… положение в войне складывается во многом не в пользу Японии, в то время как основные политические тенденции во всем мире направлены против ее интересов. Более того, противник применил новую и самую разрушительную по мощи бомбу, урон от которой просто не поддается подсчету и которая унесла множество человеческих жизней. Если мы продолжим сражаться, то это приведет не только к окончательному поражению и уничтожению японской нации, но и к гибели всей человеческой цивилизации. Вопрос стоит так: как нам спасти миллионы наших подданных, как нам искупить вину перед священными душами наших императорских предков?

Сама мысль о тех, которые пали на полях сражений, о тех, кто умер на своем посту или кого настигла преждевременная смерть, кто потерял свои семьи, заставляет болеть наши сердца ежедневно и еженощно. Раненые и инвалиды войны — предмет нашей особой заботы. Лишения и страдания, которые переносит наша нация, будут только возрастать. Время и судьба требуют от нас, чтобы мы начали действовать решительно, и поэтому мы решили встать на путь, ведущий к установлению прочного мира ради всех будущих поколений, покончив с непереносимыми страданиями».

Хирохито давал клятву своему народу: «Мы в состоянии защитить и поддерживать жизнедеятельность нашего имперского государства. Мы всегда вместе с вами, нашими добропорядочными и лояльными подданными, и полагаемся на вашу искренность и сплоченность. Больше всего остерегайтесь любых эмоциональных вспышек, которые могут вызвать ненужные осложнения, и любого противостояния и споров между вами, которые могут вызвать замешательство в ваших рядах и приведут только к потере доверия к вам со стороны всего мира и собьют вас с истинного пути. Будьте уверены в вашей правоте, крепите в себе духовное благородство и поступайте решительно, чтобы и дальше множить прирожденную славу имперского государства и шагать в ногу с развивающимся миром».

Кадзуо Кавай, редактор «Ниппон таймс», так описывает реакцию людей на обращение: «Ответ слушателей был по всей стране практически одним и тем же. Некоторые, в основном женщины, разразились едва сдерживаемыми рыданиями. Вслед за ними мужчины, которые с искаженными лицами всячески пытались сдержать слезы, тоже не выдерживали. В течение нескольких минут эмоции охватили все население. Это была внезапная массовая истерия в общенациональном масштабе, но истерия в приглушенных минорных тонах. Никогда еще японцы не переживали такое всеобщее эмоциональное потрясение, никогда нация не была так духовно едина, как в этом ответе на обращение императора».