Капитуляция Японии во Второй мировой войне. За кулисами тайного заговора

Глава 16. Карп на разделочной доске

Рано утром 13 августа в резиденции маркиза Коити Кидо, находившейся на территории императорского дворца, раздался телефонный звонок. В 7:30 военный министр уже входил в его кабинет.

Скудно меблированный офис Кидо ничем не отличался от обычных рядовых построек, возведенных в 20-х годах XX столетия в Ливерпуле, Скенектади или Брюсселе. Месту действия назревавшей трагедии, основными действующими лицами которой должны были стать два влиятельных государственных деятеля, больше соответствовал бы, к примеру, чайный павильон. На его раздвижных стенах можно было бы представить изображения сорока семи ронинов, обесмертивших себя актом мести, а из окон его открывался бы живописный вид на реку или озеро. Офису Кидо, имевшему деловой облик, так не хватало декораций театра кабуки в стиле высокой драмы.

Ну а элементы драмы там, несомненно, присутствовали. Сейчас во время перерыва между ее действиями стояли лицом друг к другу военачальник, облаченный в безупречного покроя мундир, и доверенное лицо императора в национальном кимоно. В облике Кидо было что-то от терьера. Ему не хватало силы и мощи бульдога, но он восполнял эти качества сообразительностью и быстротой реакции.

Кидо считался вождем фракции пацифистов, его называли «лжесоветником» императора. В течение двух последних суток его охраняли уже пятнадцать полицейских. Ради своей собственной безопасности хранитель печати был вынужден переехать в здание министерства императорского двора, находившегося в пределах дворцового комплекса.

Анами и Кидо были хорошо знакомы уже много лет, они поступили на службу императору еще в начале 1930-х годов. В то время Кидо был личным секретарем лорда-хранителя печати, а также советником министерства двора. Анами был адъютантом его величества и пехотным полковником. Они часто встречались и обедали вместе.

Они уважали друг друга, несмотря на имевшиеся у них расхождения во взглядах. Никто из них и представить себе не мог, что это была их последняя встреча.

В представлении Кидо Анами был влиятельной фигурой среди военных страны, верхушки оппозиции, не согласных с волей императора. Его величество уже семь недель назад высказал и военному министру, и членам Высшего совета по руководству войной свое твердое намерение закончить войну. 10 августа он довел до их сведения, что выступает за принятие Потсдамской декларации. Теперь перед Кидо стоял Анами, лидер оппозиции, излучавший энергию и просто насмехавшийся над ним. Собирался ли генерал что-то предложить?

Лицо Анами было мрачнее тучи. Он резко чеканил фразы. Кидо знал (об этом ему сказали Того и Судзуки), что Анами 12 августа начал решительную атаку против принятия ноты союзников. «С Японией будет покончено, — обреченно заявлял военный министр, — если будут приняты условия союзников». Не было сказано ничего нового.

«Мы должны во что бы то ни стало убедить императора изменить свое мнение и готовиться к решающему сражению на нашей земле». Ничего нового, об этом говорили военные последние несколько месяцев.

«А как вы думаете? Пессимизм на войне никогда не приводит к положительным результатам. Если Япония предпримет еще одно, последнее усилие, возможно, война закончится в нашу пользу». Военный министр вынул сигару, ожидая ответа.

Это было, подумал Кидо, типичное заявление в духе Анами, основывающееся на эмоциях и пожеланиях, а не на реальности и логике. Кидо больше доверял своим собственным впечатлениям и статистическим сводкам, которые он получал.

Кидо уважал Анами за силу его характера и уже не собирался ничего доказывать. Он был уверен, что, если он выскажет свое мнение, Анами не затаит на него обиду, каким бы неприятным ни был его ответ. Во время своих последних бесед с Анами он был искренен, но проявлял осторожность. Теперь, когда появился реальный шанс добиться мира, он был настроен решительно.

«Это не сработает», — возразил Кидо, пристально наблюдая за военным министром. «Ознакомившись с отчетами министерства иностранных дел о полученной нами ноте, я никак не могу взять в толк, какой вред может причинить нам ответ союзников. Мы готовы выслушивать самые разные мнения, но не можем позволить себе разбираться в конфликтных взглядах плохо информированных людей. У нас единственный выход — это руководствоваться мнением экспертов министерства», — так ответил Кидо.

Затем Кидо попытался встать на точку зрения Анами. «Но допустим, что император передумал и отказался от предложения заключить мир. Допустим, он опубликовал воззвание о последней решающей битве. Вспомните, Япония уже сообщила союзникам, что мы готовы принять потсдамские условия. Если император повернется теперь спиной к этой официальной ноте, союзники, да и весь мир, сочтут его глупцом или безумцем. Невозможно перенести даже саму мысль о том, что возможно оскорбить его величество подобным образом. У вас могут быть свои соображения, но у меня нет иного выхода, как только следовать своему политическому курсу».

Военный министр взмахнул сигарой и выпустил клубы дыма, подобно рассерженному дракону. Неожиданно его хмурое лицо прояснилось. Анами рассмеялся: «Я прекрасно понимаю ваше положение, Кидо-сан. Я чувствовал, что вы скажете нечто подобное. — Он, видимо, колебался, сказать или нет, но затем торжественно произнес: — Однако обстановка в армии действительно напряженная».

Потушив свою сигару, он быстро встал и вышел.

Это был цивилизованный разговор, от которого нельзя было ожидать сюрпризов. Каждый из собеседников остался при своем мнении. Был ли визит к хранителю печати для Анами лишним поводом удостовериться в этом? Или он хотел поставить в известность Кидо и двор о своих попытках помешать выступлению армии? Кидо представил действия Анами как попытку удержать крышку бешено кипевшего котла. Ключевой вопрос был — как долго он сможет ее удерживать?

В это жаркое августовское утро в официальной резиденции премьер-министра его личный секретарь Хисацунэ Сакомидзу был завален делами, а стрелки часов уже показывали на восемь. Сакомидзу был в крайне затруднительном положении.

С самого начала работы кабинета Судзуки военные смотрели на его секретаря с подозрением. По их мнению, премьер, как и император, был окружен продажными советниками, и главным среди них был Сакомидзу. Немаловажно было и то, что имя Сакомидзу стояло рядом с именем Кидо на тех плакатах, что были расклеены на железнодорожных станциях и на людных перекрестках центральных улиц столицы. Кидо, Сакомидзу и других представителей фракции пацифистов призывали убивать на месте, как предателей.

Сейчас секретарь, сидя за своим рабочим столом, работал над повесткой приближавшегося заседания правительства. Ходили слухи, что молодые офицеры готовы выступить и попытка государственного переворота неизбежна. Поговаривали также о том, что уже составлены списки политических деятелей, которых намеревались убить в первую очередь. Охрану Сакомидзу еще больше усилили, а входы в кабинеты наиболее важных чиновников, чьи жизни находились в опасности, были забаррикадированы книжными и картотечными шкафами.

Этим утром в офис Сакомидзу прибыл лейтенант с огромным количеством документов. Он встал прямо напротив секретаря и на виду у него высыпал их все на его стол, сбросив все другие бумаги Сакомидзу со стола на пол.

Секретарь вскочил на ноги, стараясь поддержать падавшие со стола бумаги. Но лейтенант уже освободился от груза принесенных им документов. Он презрительно взглянул на Сакомидзу, повернулся кругом и покинул помещение, не проронив ни слова. Разбирая бумаги, секретарь кабинета обнаружил, что все они были с грифом «совершенно секретно». В них говорилось о необходимости вести войну до окончательной победы. Сакомидзу получил черную метку.

Едва только он успел просмотреть принесенные документы, как в его кабинете появился генерал-лейтенант Сандзи Окидо, начальник службы безопасности кэмпэйтай. Эта занимавшаяся репрессиями организация проникла во все сферы общества и терроризировала всех японцев. Генерал Тодзё, будучи премьер-министром, широко использовал ее аппарат в первые три года войны. Но уже в 1930-х годах эта служба прославилась своей безжалостностью и жестокостью. Десятки тысяч японцев и бесчисленное количество китайцев и корейцев были арестованы, брошены в тюрьмы, подвергнуты пыткам по подозрению в подрывной деятельности, в инакомыслии и антивоенных высказываниях и неуважении к трону. Сам Анами, не прошло и двух недель, как он был назначен на должность военного министра, отдал приказ о проведении службой безопасности массовых облав, во время которых были задержаны около четырехсот известных японцев за то, что они выступали за окончание войны. Среди них был высокопоставленный судья и бывший посол в Англии Сигэру Ёсида. Сторонников мира смогли запугать. Сакомидзу имел все основания считать, что его имя также было в списке этой службы.

Теперь он смотрел на Окидо не без внутренней дрожи. Однако выяснилось, что шеф тайной службы хотел видеть премьер-министра. Секретарь, испытывая растущее беспокойство, спросил, зачем понадобился старик. Он сказал Окидо, что Судзуки еще не прибыл на свое рабочее место и, по всей видимости, когда он придет, то сразу отправится на заседание «Большой шестерки». Оно должно было начаться в 8:45.

Но генерал продолжал настаивать. Он требовал немедленного разговора с премьером. Вскоре должен был собраться Высший совет по руководству войной, а Судзуки все не появлялся. Окидо нетерпеливо отозвал секретаря в сторонку.

«Если Япония капитулирует, — прохрипел главный жандарм, — поднимется вся армия. Это я вам гарантирую. Уверен ли премьер в том, что он сможет подавить мятеж?» Это был интересный вопрос, но, вернее, это была завуалированная угроза. Ведь Окидо отвечал за военную полицию, которая была призвана поддерживать в армии порядок.

«Полиция получает донесения почти ежечасно из полков, расквартированных по всей стране. Все они указывают на возможность восстания». Окидо распалялся все больше, подступая к Сакомидзу. Было понятно, что он обвиняет именно премьера и партию сторонников мира в провоцировании военного мятежа. «Мы не можем взять на себя ответственность за то, что произойдет, — резко сказал он. — Кэмпэйтай требует, чтобы война продолжалась. В жертву могут быть принесены десятки миллионов людей, однако мы не имеем права капитулировать!»

Сакомидзу обещал донести его мнение до премьера, и генерал гордо прошествовал к выходу. У двери он остановился, обернулся и многозначительно посмотрел на секретаря. Взгляд его, казалось, говорил: «Я знаю, о чем вы думаете. Вы знаете о мнении моем и армии. Будьте уверены, что премьер также поймет все очень скоро». Он ушел, оставив после себя в воздухе легкий запах серы.

Утренние приключения Сакомидзу были зловещей прелюдией к той развязке, что должна была случиться днем. Окончательное выяснение отношений было неизбежным в этот день, 13 августа. Обсуждение неофициального ответа союзников, которое продолжалось в течение всего 12 августа, теперь, когда официальная нота была получена, должно было завершиться тем или иным образом.