Капитуляция Японии во Второй мировой войне. За кулисами тайного заговора

Глава 12. Оригинальный прием

В японских утренних газетах в субботу 28 июля можно было прочитать текст Потсдамской декларации. Они приводили также слова премьера Судзуки, что японская сторона «воздержится от комментариев» по поводу требований союзных держав. Он прибег к известному в политике приему мокусацу, тем самым выразив свое несогласие.

Премьер-министр высказался так во время заседания правительства за день до этого. Между министром иностранных дел Того и военным министром возникли разногласия по поводу необходимости публикации Потсдамской декларации. Генерал Анами потребовал от правительства немедленно осудить ультиматум союзников и отвергнуть его как неприемлемый. Того раскритиковал это требование генерала и сказал, что поступить так было бы опасной ошибкой.

Судзуки в результате согласился с Того и сказал, что «правительству следует применить мокусацу в отношении к декларации». Он выбрал, чтобы прояснить свою мысль, старое архаичное выражение, которое можно было перевести с японского как «не отвечать, но сохранять молчание», «не обращать внимания» или «относиться с молчаливым презрением». Судзуки пытался предупредить последующие требования милитаристов об официальном отказе от условий Потсдама.

Кабинет министров в конце концов согласился с тем, что люди должны знать содержание Потсдамской декларации, прежде чем они получат сведения о ней из посторонних источников. Конечно, настаивали министры, необходимо сделать некоторые обоснованные сокращения текста, чтобы не навредить моральному духу народа. Поэтому Информационное бюро убрало самые спорные положения декларации. Были исключены такие выражения, как «полное разрушение японской метрополии», «суровое правосудие», ожидающее военных преступников, и «самоуверенные советники-милитаристы» и другие. В итоге заявление противника стало более умеренным и привлекательным, чем оригинал!

И сторонники мира, и Того, и близкое окружение императора явно не имели ничего против этого. Но Того вспылил, когда он обнаружил, что военный министр Анами оказывал давление на Информационное бюро, чтобы заставить газеты интерпретировать заявление Судзуки как «основанный на полном игнорировании отказ» от декларации. Анами заставил также главу бюро доктора Симомуру выступить по радио с негативной оценкой потсдамских условий. Министр иностранных дел постарался ограничить подобную деятельность Анами, но добился лишь частичного успеха.

Как бы то ни было, утренние газеты 28 июля дали исправленный вариант Потсдамской декларации и также приводили высказывание премьера, что Япония не отвечает на требования союзников. «Асахи симбун» в этот день дала свое видение события: «Поскольку совместная декларация Америки, Британии и Китая сама по себе не имеет особой ценности, она будет только способствовать укреплению решимости правительства вести войну до победы!» Заголовок передовой статьи «Смехотворные требования» в газете «Майнити симбун» говорил о многом, даже несмотря на то, что газета воздержалась от предъявления ультиматума. Другие периодические издания придерживались той же точки зрения, хотя и привели полный цензурированный текст декларации.

В центре внимания собравшихся во дворце утром в субботу на совместное заседание членов правительства и представителей высшего командования оказался этот теперь самый актуальный вопрос. Того отсутствовал, у него были срочные дела в министерстве. Высшие армейские чины потребовали на заседании осудить Потсдамскую декларацию немедленно и публично. Судзуки, оказавшись в центре событий, не смог дать ответ, ни положительный, ни отрицательный. Если бы он отверг условия союзников, это могло бы привести к непредвиденным ответным шагам с их стороны. И это могло подтолкнуть Советский Союз отказаться от выжидательной позиции и начать войну против Японии.

В случае если бы Судзуки не отказался от потсдамских условий, горячие головы в армии и на флоте перешли бы к активным действиям и взяли управление страной в свои собственные руки.

Чтобы как-то выйти из затруднительного положения, Судзуки пригласил лидеров фракций в соседнюю комнату на совещание. Отсутствие Того давало милитаристам явное преимущество над податливым Судзуки. Они всячески принуждали премьера решительно и бесповоротно осудить Потсдамскую декларацию, но старик не уступал. Сакомидзу предложил компромисс. Так как пресс-конференция должна состояться сегодня, то это дает возможность премьеру ответить на вопрос об условиях Потсдама, не зачитывая официальное правительственное заявление. Все согласились, но оставалась еще одна щекотливая проблема: что должен сказать Судзуки, когда ему будет задан «запланированный» вопрос?

Сакомидзу и политические вожди армии и флота, генерал-лейтенант Ёсидзуми и вице-адмирал Хосина, должны были выступить с нужным заявлением. Для Сакомидзу это стало кошмаром. Он снова и снова предлагал свои формулировки, но каждый раз его заставляли пересматривать написанный им текст. Особенно настойчивым в этом был Ёсидзуми, глава Бюро военных дел. Каждое исправление приводило к еще более жестким формулировкам.

Было много препирательств по этому поводу, но наконец-то в крайне напряженной и торопливой обстановке был составлен с общего согласия ответ. Народу Японии и миру в целом было сказано, что Потсдамскую декларацию невозможно ни принять, ни отвергнуть. В заявлении, составленном Сакомидзу и его армейским и флотским соавторами, утверждалось: «Потсдамская декларация является всего лишь адаптацией Каирской декларации, и наше правительство не придает ей значения. Короче говоря, мы не обращаем на нее внимания».

Все могло бы сложиться совсем по-иному, если бы Сакомидзу и его начальник Судзуки проявили настойчивость. Если бы только после ключевой фразы «не обращаем на нее внимания», или по-японски «мокусацу», добавили слова «в настоящий момент». Они прояснили бы содержание выражения «мокусацу», и всем стало бы понятно, что потсдамские условия продолжают находиться на рассмотрении и от них не отказываются.

Но камнем преткновения в заявлении стало выражение «мокусацу», Сакомидзу должен был уделить ему больше внимания. «Когда я сказал „мокусацу“, — заявил секретарь кабинета, — я имел в виду — „Никаких комментариев“».

Вернувшись в резиденцию премьер-министра, секретарь передал в руки адмирала Судзуки заявление, и, как было намечено, в 4 часа дня началась пресс-конференция. Задавались вопросы о мерах, предпринимаемых правительством для противостояния воздушным налетам и обстрелам с вражеских кораблей, о недавнем 10-процентном урезании продовольственных пайков. При каждом своем ответе Судзуки обращался к народу с призывом «вытерпеть то, что в других обстоятельствах терпеть невозможно». Затем, как и задумывалось, произошел обмен репликами.

Вопрос: «В последнее время вражеские державы сделали несколько пропагандистских заявлений об окончании войны. Какое Ваше мнение об этом?»

Ответ: «Я полагаю, что совместная декларация трех держав не представляет собой ничего иного, как только повторение Каирской декларации. Государство не видит в этом ничего нового. Все, что мы можем на это сказать, — мокусацу. Чему действительно нам стоит посвятить себя — это продолжить воевать».

Использование Судзуки выражения «мокусацу» и его трактовка японской прессой означали, что петля рока на шее сотен тысяч его сограждан туго затягивалась. Одно неверно выбранное слово дало врагу столь необходимый ему предлог для применения всей его военной мощи против Японии.

Когда заявление премьера попало в редакции японских газет, выражение «мокусацу» было понято как «игнорирование». В отделениях информационного агентства Домэй, представлявшего официальную точку зрения Японии в зарубежных странах, это выражение именно в таком смысле было переведено на иностранные языки, и в радиосообщениях все слушатели явственно различали слово «игнорировать». Передача агентства на английском была сразу же услышана на американском радио, и все газеты вышли с крупным заголовком: «Япония отказывается от Потсдамской декларации». Президент Трумэн, реагируя на этот «отказ», заявил: «Ультиматум от 26 июля был принят в Потсдаме для того, чтобы спасти Японию от окончательного уничтожения. Ее правители отвергли этот ультиматум».

Таким образом, давление со стороны военных на правительство и неуклюжие попытки ответа премьера на Потсдамскую декларацию привели к тому, что поведение японцев дало союзникам моральное оправдание отдать приказ экипажу стратегического бомбардировщика В-29 «Энола Гэй» нанести ядерный удар по Хиросиме 6 августа. И это самое злополучное выражение «мокусацу» стало предлогом для вторжения в Маньчжурию советских войск 9 августа.

Ранние утренние часы в Токио 28 июля были типично летними, подернутыми туманной дымкой, обещавшей еще один жаркий знойный день.

Только самые проницательные представители общественности осознали в полной мере значимость Потсдамской декларации. Японская фондовая биржа не подавала признаков жизни; деловая активность замерла. Теперь, когда условия Потсдама были опубликованы в прессе, неожиданно ожила торговля давно не пользовавшимися спросом потребительскими товарами, такими как текстиль, табак, письменная бумага и пиво. 2 августа биржевый курс поднялся в среднем на 3 процента. Это указывало на то, что отдельные бизнесмены почувствовали приближение мира.

В Японии в политической жизни установилось временное затишье; взоры всех граждан страны обратились на Советский Союз. Кидо объяснял это так: «Даже несмотря на появление Потсдамской декларации, кабинетом было принято обращение к Советскому Союзу с просьбой о посредничестве. Мы ожидали от него ответа, когда Молотов и Сталин вернутся в Москву. Кроме того, Советы не подписали Потсдамскую декларацию, и остались нерешенными отдельные вопросы, такие как: какой ответ даст советское правительство, какой характер будет иметь советское посредничество и каков будет итог всего этого. Поскольку вся страна ждала ответа от Советского Союза, мы не могли в спешке и необдуманно принимать Потсдамскую декларацию. Да и не было намерения принимать ее. Императорский двор предоставил решать вопрос Кабинету министров».

При дворе после появления Потсдамской декларации имели место события не от мира сего. Например, в последний день июля Хирохито долго обсуждал с хранителем печати Кидо вопрос о переносе святынь из храма Ацута в более безопасное место.

Того настойчиво требовал от Сато добиться ответа советской стороны о дальнейшей судьбе миссии Коноэ. Сато прилагал все усилия, чтобы заставить Лозовского действовать. Но русские медлили, утверждая, что необходимо дождаться возвращения Молотова из Потсдама. Только 5 августа Сато твердо обещали устроить встречу с Молотовым, который как раз в этот день вернулся в Москву. Встреча была назначена на 8 августа в 11 вечера (японское время).

Не зная, что и думать о советском ответе, Япония была готова к вторжению союзников, в то время как ее города сгорали в языках пламени. Страна была настолько беспомощна, что враг начал нагло «извещать заранее» о бомбежках. С самолетов скидывались листовки на те города, которые были намечены целью воздушного удара. В листовках были призывы эвакуироваться до начала массовых бомбардировок. Выполняя свои угрозы, самолеты союзников бомбили методично и безжалостно, днем и ночью, в дождливую и солнечную погоду, показывая даже неискушенному наблюдателю, что военная мощь Японии была не в состоянии защитить свой народ дома и на работе.