Литературный тур де Франс. Мир книг накануне Французской революции

Между тем именно в это время у STN как раз и появились основания всерьез обеспокоиться тем, заплатит ли он по этому векселю, когда придет срок погашения: дело в том, что, пока Кальдезег слал из Марселя восторженные письма, из Лиона от Клоде приходила информация куда менее обнадеживающая. Самое тревожное сообщение поступило от одного из марсельских корреспондентов Клоде, который охарактеризовал Кальдезега как «мерзкого субъекта; и мы бы никому не рекомендовали оказывать ему хоть какое-то доверие»182.

Клоде прекрасно знал, как нужно реагировать на тревожные сигналы. Контрабандой он занимался давно и вполне профессионально и с маргинальными книготорговцами, которые оставляли издателей с непогашенным векселем на крупную сумму, сталкивался не раз. Он предупредил STN, что в данном случае доверять нельзя ни единому слову, и, чтобы подкрепить свои слова, переписал второе сообщение, полученное им от марсельского приятеля. Там была исчерпывающая характеристика Кальдезега, которая заслуживает того, чтобы привести ее полностью183:

Г-н Кальдезег был приказчиком в магазине г-на Жена на протяжении четырех или пяти лет. Он пытался изображать из себя порядочного человека, заводя друзей, делая им маленькие подарки и появляясь везде, где люди с приятством проводили время. Г-н Жен знал, что своих средств для такого образа жизни у него нет, и потому не сводил с него глаз и в конце концов прямо обвинил в растрате… но в итоге просто уволил. В этот момент г-н Кальдезег решил открыть собственное дело и принялся упрашивать всех своих друзей раскрыть для него кошельки и, выпросив шесть луидоров у одного знакомого, четыре у другого и так далее, наскреб сколько смог. Мы сами расстались с 450 ливрами и, лишь пройдя через все круги ада, получили возмещение в середине прошлого февраля, то есть через несколько дней после того, как он женился на дочери местного краснодеревщика, за которой взял 6000 ливров. Нужно ли говорить, что к настоящему времени от приданого уже почти ничего не осталось? Его тесть – человек небогатый, но очень любезный и щедрый, впрочем если наступит крах, он [Кальдезегу] на помощь не придет. Он сам в том поклялся, поскольку свадьбу сыграли против его воли. Если принять все это во внимание, мы не дали бы ему в долг и шести ливров.

К концу года в STN уже успели понять, с какого рода клиентом они на этот раз связались. Издательство перестало отправлять Кальдезегу книги и занялось его векселями, поскольку до сих пор не получило ничего, кроме обещаний и долговых расписок, ни одна из которых не была оплачена. Когда в августе 1778 года в Марсель приехал Фаварже, он сделал все, что было в его силах, чтобы превратить эти бумажки в живые деньги. Срок платежей по ним давно уже вышел, но Кальдезег находил все новые и новые причины для очередной отсрочки, а в магазине его не оказывалось ровно в тот момент, когда туда приходил Фаварже. Устав играть в прятки с «самым отъявленным лжецом» во всем Марселе, Фаварже в конце концов обратился к прокурору и к местному специалисту по выбиванию долгов. И даже после этого ему не удалось получить ничего, кроме первоначального платежа в 150 ливров, и он был вынужден покинуть город с очередным неоплаченным векселем на руках – на сумму в 400 ливров. Дав выход раздражению в дневнике, он подвел итог: «Этот Кальдезег – настоящий мерзавец, и нам больше не следует иметь с ним дело ни при каких обстоятельствах».

Этих 400 ливров STN так никогда и не увидело. В феврале 1779 года до директоров дошло известие о том, что Кальдезег исчез, оставив после себя жену и огромные долги. В июле пришло письмо от одного из его друзей, с попыткой объяснить ситуацию: Кальдезег бежал в Кадис, но теперь хочет вернуться и воссоздать свое предприятие. Если кредиторы спишут 85 процентов долга, он будет работать не покладая рук, чтобы выплатить остальное. Он молод, трудолюбив и преисполнен решимости начать все с чистого листа, если ему дадут хотя бы полшанса184.

В сентябре уже сам Кальдезег развил эту тему в письме, отправленном на адрес STN из неведомого убежища. По его словам, он просто поддался панике, поняв, насколько быстро растет его долг. Он вложил 10 000 ливров в спекулятивную сделку и потерял эти деньги, так что перспектива оказаться в долговой тюрьме стала вполне реальной. В итоге он почел за лучшее сбежать, взяв с собой только два верхних платья, дюжину сорочек и четыре ящика книг, которые намеревался сбыть в Кадисе. Он тешил себя надеждой, что жена сможет продолжить его дело, поскольку он оставил ей целый склад с книгами стоимостью в 19 000 ливров, а также подумал, что кредиторы могут списать примерно половину накопившихся к этому времени долгов. Но по прибытии в Кадис он получил письмо от друга и узнал, что жена вернулась к своему отцу, который позволил арестовать все его имущество, чтобы спасти то, что осталось от ее приданого. Друг предупредил, что, если Кальдезег не хочет, чтобы все его добро пустили с молотка, ему лучше вернуться на первом же корабле. Он так и сделал, но по прибытии обнаружил, что аукцион уже состоялся, а потом еще и тесть обвинил его в том, что он сбежал, прихватив с собой три четверти имущества. Защищать свое достоинство в суде он не мог, «потому что я больше не свободен». Однако он мог бы все начать заново, опираясь на то, что у него осталось. Просил он всего лишь о том, чтобы издательство снизошло к нему в его злоключениях – то есть согласилось пожертвовать 85 процентами долга. Он отдает себе отчет в том, что оно наверняка получило несколько весьма нелицеприятных отзывов о нем, но эти отзывы наверняка сильно преувеличены: «Причиной моих несчастий стали не столько легкомыслие и разгульный образ жизни, сколько честолюбие… Я молод и стану трудиться изо всех сил, чтобы вернуть деньги каждому, кому должен, и когда-нибудь восстановить свое доброе имя, если вы сами не принудите меня бежать из страны и отправиться искать смерти на Антильских островах».

Конечно, имелась некоторая вероятность того, что Кальдезег писал от чистого сердца, но он был достаточно осторожен, чтобы не сообщить обратного адреса. Возможность ареста и злостного банкротства была весьма высока, и рисковать он не хотел. Так что предложение STN согласиться на поэтапный план выплаты долга поступило через его приятеля по фамилии Изоар, который параллельно прислал несколько писем с уверениями в том, что Кальдезег писал все это совершенно искренне и что большинство других кредиторов согласились на компенсацию пятнадцати процентов долга. В конце концов, это лучше, чем ничего. Кальдезег вернулся к этому разговору в следующем письме, написанном пару месяцев спустя. Конечно, он уже успел заручиться согласием многих на свое предложение, писал он, но он готов предложить STN двадцать пять процентов вместо пятнадцати, «в глубокой тайне».

Припертые к стенке должники время от времени заключали секретные сделки с несколькими кредиторами для того, чтобы заполучить их подписи под соглашением о списании части долга, а затем с помощью этих подписей заставить принять соглашение остальных кредиторов, оказывавшихся в менее выгодных условиях. Нёвшательцы не первый день занимались своим делом, чтобы попасться на такую наживку. Они попросили знакомого марсельского купца выяснить, как в действительности обстоят дела, и тот сообщил, что Изоар до сих пор не может похвастаться ни единой подписью под соглашением о выплате части долга. Так что план Кальдезега выглядел лишь «очередной попыткой обобрать своих кредиторов, поскольку все его прежнее поведение, несомненно, выдает в нем человека бесчестного»185.

Эта информация никак не способствовала тому, чтобы в STN с пониманием отнеслись к последнему письму от Кальдезега, полученному в январе 1780 года. Он отчаянно нуждается в ответе из Нёвшателя, писал он. Держаться больше нет сил. Отказ или согласие со стороны STN решат его дальнейшую судьбу, поскольку, если ему не удастся заручиться достаточной поддержкой со стороны кредиторов, то иного выхода, кроме бегства, он не видит, как бы ни пострадала при этом его честь. «Свободу свою я предпочту всем почестям мира, и если я буду вынужден пойти на этот шаг, то всегда смогу сказать, что меня к нему принудили беспощадные кредиторы». Удостоить его ответом в STN не сочли нужным и более никогда о нем не слышали.