Время для жизни

Народу в саду было… много — одним словом! Толи ясный жаркий воскресный денек так сыграл, толи предстоящий концерт — но аллеи были заполнены фланирующим людом. И скамейки тоже были полны народом.

— А я бы сейчас ситро выпила… Или мороженного съела! — заявила Таня.

— Действительно… До концерта еще время есть! Пойдемте на веранду! — предложил Косов.

— Да ладно… там поди и мест нет — вон сколько народу! — усомнилась Маша.

— Не проверим — не узнаем! — решил Иван.

Мест на веранде и правда не было. По крайней мере — глядя со стороны. Но Иван решительно прошел к буфету, помахал рукой с зажатой в ладони «десяткой» и заявил буфетчику:

— Уважаемый! Как бы нам столик организовать?

«Х-м-м… знакомое, однако, лицо! Не он ли был тогда, осенью, когда мы здесь сидели компанией?».

Пожилой буфетчик мазнул взглядом по его руке, посмотрел на лицо, покусал губу и ответил:

— Сейчас что-нибудь придумаем!

А через пяток минут в пустом углу веранды появился стол, притащенный каким-то парнем, несколько стульев.

— Нам, пожалуйста, бутылочку «Шампанского» … хорошего! «Абрау-Дюрсо»? Или есть от Голицинского завода? — негромко попросил Косов.

— Скажете тоже… от Голицинского завода! Вы еще Шустовский коньяк вспомните! Ну да… найдем! Вам как — со льда? — внимательно смотрел на него буфетчик.

— Желательно! Не теплым же его пить? Да… еще мороженного — на Ваш вкус! И потом… а что потом? Да! Кофе и эклеры для девушек!

Буфетчик пожевал губами:

— Запросы у Вас… молодой человек! Здесь веранда, а не ресторан в Сухуми!

Иван опять вложил в свою руку несколько купюр.

— Да Вы присаживайтесь, присаживайтесь, юноша! Все организуем! Может… шашлычок?

— Не стоит! Мы только что из ресторана. Просто жарковато, вот девушки и захотели чуть охладиться!

— Ну что ж… я Вас понял. Пару минут поразвлекайте Ваших барышень… Все будет!

Славно посидели, славно! И «Шампанское» было вполне прохладным, и кофе старый прохиндей сварил как положено. Получается, что денежные знаки все же могут делать человека чуточку счастливее? Даже в стране победившей Революции?

К летней эстраде они подошли немного раньше. Но даже несмотря на это, людей на рядах скамеек было уже… Да почти заполнен был этот «загон»! Внутрь еще пускали, но по какой-то непонятной системе. Иван не заметил, чтобы проходящие мимо билетера люди предъявляли какие-то билеты. Но пускали не всех, далеко не всех!

Девушки разочарованно зашептались, потом Маша предложила:

— Пойдемте вон туда, справа! Там, хоть и за забором, но и сцену будет видно, и слышно будет хорошо! А то сейчас и там будет не протолкнуться!

Косов же искал взглядом между брусьев забора знакомых на эстраде. Музыканты были уже там. Ага, вот и он!

— Игорь! Игорь! Калошин! Мать твою! Тетеря глухая! — помахал он рукой.

— Молодой человек! Что Вы кричите? Я вот сейчас милиционера позову! — возмутилась билетерша.

— Извините! Знакомого увидел… Сейчас, сейчас!

Калошину что-то сказал один из музыкантов, и показал рукой на Косова.

«Ага! Ну сразу бы так!».

— Ты что, Калошина знаешь? — теребила его за руку Танька.

— Ну да, знаю! Чего мне его не знать, если мы с ним вместе на концерте в «Сибкомбайне» выступали!

«Ага! Греют душу анимешные глазки Тани и Маши? Их удивленные мордашки? Да греют… признайся уж!».

— Здорово, бродяга! Сто лет уж не виделись! — пожал Калошин руку Ивана, — Ты куда пропал-то? Я пару раз в клуб заезжал, но тебя же не застать!

— Да ладно… сто лет! Скажешь тоже, всего-то месяца полтора! Ты это… сможешь сделать нам три места?

Калошин очень придирчиво, даже плотоядно осмотрел девчонок, дольше задержав взгляд на Машке, чем заставил ее зарумяниться, а Таньку — расстроено насупится.

— Ты, Ваня, как всегда — в окружении красоток! И причем — каждый раз с новыми! Ходок ты и блудня!

— Да ладно… на себя посмотри! Образец морали нашелся!

— А что я? Что я? Я мужчина уже в возрасте… Скоро в тираж выйду! Ты же и сам юн, и окружен сейчас юными прелестницами! — притворно завздыхал Калошин.

«Пижон! Еще и кокетничает!».

Калошин, в клетчатом светлом пиджаке, черных брюках, с галстуком бабочкой, пижонскими усиками, тщательно уложенной прической… как бы еще и не на бриолине! Поразительно напоминал Косову кого-то… стиляжного. Как Хавтан из «Браво» в молодости. Только Калошин поплотнее и повыше…

«М-да… а девицы-то… поплыли! Причем — обе! И трусики уже мокренькие… наверное! Вон как Машка зарозовела и глазки блестят, а Танька — за малым не скулит, как щенок. Был бы хвост — мотался бы сейчас, как пропеллер! Вот же… Калошин, ну… с-с-с… сукин сын! Х-м-м… а ты что — ревнуешь? Ну-у-у… да. Неприятно как-то!».

— Так… слышь ты… ловелас престарелый! Ты нам места сделаешь, или как?

— Ого! Что я слышу? Мой приятель — взревновал меня к своим подружкам? Х-х-х-а-а… день уже прожит не зря! Я видел Косова в роли Отелло!

— Похоже, что сейчас кто-то достукается до отмены концерта! По причине травм у солиста!

— Да ладно, ладно… Шучу! Сейчас все сделаем! Проходите во-о-о-н туда, да! К сцене. Ага! Левее!

Они прошли все вместе. Игорь помахал рукой, указал на место с краю первого ряда, и кто-то из музыкантов притащил сюда короткую скамейку, как раз на троих, не больше!

— Ну вот… и разрешился вопрос! Да, девушки? Игорь! В очередной раз — зур рахмат тебе! Просто очень такой — зур! И не менее большой — рахмат!

Калошин подмигнул ему, двумя руками с оттопыренными большими пальцами энергично одобрил выбор девушек, и направился к эстраде.

— Ой! Как неудобно! Поглядите — на нас все смотрят! — прижала ладошки к красным щечкам Маша.

— Да ладно… в чем неудобства-то? А на Вас всегда все смотрят — такие Вы красивые! Скажи еще, что ты не привыкла к мужскому вниманию! А на сцене как? С голыми ногами и попой?

— Ну-у-у… скажешь тоже — на сцене! Как сравнить-то? Там мы… работаем! Да и не на переднем плане мы там. Кордебалет, одним словом…

Косов отвлекся — возле сцены появились двое.

«Ну — прямо сложившийся дуэт конферансье! Кира и Елкин!».

Косов привстал, и помахал кепкой, в ответ на улыбку, поклон и расшаркивание Савелия.

— Это кто, Елкин, что ли? Ты и его знаешь? — тут уже удивлялась Танька.

— Ну да… знакомы мы с мэтром! — Иван улыбался.

Потом все же решил подойти — «Неудобно!».

— Девочки! Вы сейчас минутку подождите, я должен засвидетельствовать свое почтение артисту!

— Доброго здоровьечка артистам разговорного жанра! — шутливо раскланялся и пожал руку Савелию, — Привет, красавица! Все хорошеешь? — улыбнулся Кире.

Та, приподняв бровь и чуть скривив губки:

— Привет! А ты все подружек меняешь? — и зыркнула в сторону девчонок, сидящих на скамейке.

Кира была как всегда — хороша. Темно-синяя юбка, облегающая роскошные бедра длинных ног. Светло-голубая блузка, выгодно подчеркивающая наличие красивой высокой груди, черный широкий атласный пояс, темный галстук бантом на шее.

«Э-э-э-х-х… Кира-Кирочка!».

Он пожал плечами: «Не мы такие — жизнь такая!».

Девчонки сидели, внимательно глядя в их сторону и коротко о чем-то перешептываясь.

«А что? Очень даже красивые девчонки!».

Маша не рискнула сразу надеть обновки, поэтому была в светлом летнем платье чуть ниже коленей. Танька — вообще красавица в серой довольно короткой для данного времени узкой юбке — даже коленей не прикрывает! Ну да — ателье начало внедрять модели, которые сильно опередили это время! Светлая блузка с рукавами фонариком.

«Спинки подчеркнуто ровные, прямые. Осанка — королевская! Ага — балетная! Плечики чуть опущены. Ножки — в третьей позиции. Хороши!».

— А позволь полюбопытствовать, Иван! Барышни с тобой… они как-то знакомы мне… как мне кажется? Они не из театра? Балетные, да? — спросил, скрывая улыбку, Савелий.

Кира фыркнула и развернувшись, ушла на сцену и далее — за кулисы.

— Извини… мне показалось, что присутствие Кирочки здесь и сейчас… чревато! — пожал плечами Елкин, — Ваня! Это, конечно, твой выбор и я его уважаю. Кирочка… Она хорошая девушка. Красивая, умная! Но… с очень непростым характером! И… наверное тебе это и так понятно… Как мне кажется… она испытывает к тебе определенные чувства…

Савелий вопросительно посмотрел на Косова. Тот ничего не ответил, сделал «покер-фейс».

— М-да… Так вот… С Кирочкой нельзя так… легкомысленно. Эта девушка не для короткой интрижки. И, как мне кажется, это правильно, что ты стараешься держать ее на расстоянии. Я ведь не ошибаюсь, да? — «нет — ну какая мимика у этого человека! как он может передать лицом столько эмоций — вопрос; глубокомысленное молчание; согласие; одобрение; понимание…».

— Все правильно, Савелий! Все правильно! Не по Сеньке шапка! В том смысле, что в данный момент Сеньке вовсе не ко времени обзаводится серьезными отношениями. Хотя… честно скажу — так жаль, что зубами только скрипеть…

— Да-да… Игорь как-то сказал, что вы намерены поступать в военное училище. Серьезный выбор. Калошин вот — осуждает и не понимает. Но я… понимаю, да. Дело трудное, но очень нужное!

— А мы что — снова на Вы? — удивился Иван.

— Ну что ты! Что ты…, - засмеялся негромко Елкин, взяв его под руку, — Конечно — на «ты». Только вот, Иван… дело может и не мое… Но вот этих девочек — тоже не обижай! Они, конечно, более легкомысленны, более… воздушны. Но это же не значит, что они — хуже? Не так ли?

— Савелий! Вон не знал бы я… тебя — обиделся бы! Как ты можешь? С чего ты взял, что у меня в планах обидеть юных танцовщиц? Я их… обожаю! И отношусь с нежностью!

— Вот! Вот! Слышу слова не мальчика, но мужа! Так и надо! С великой бережностью припадать к этим… нежным цветкам! Этим благоуханным бутонам!

— Да… к бутонам припадать… мне тоже нравится! — ляпнул Ваня.

Елкин замер на вздохе, закашлялся, с укоризной посмотрел на Косова.

— Ну… я же не так буквально… предлагал!

— А почему бы и не — да? Испытывая нежность к этим юным, но прекрасным цветкам… вкушать их аромат и сладость?

— М-да… ладно… Вы, Иван, провокатор! Разговаривать о таком… когда у меня через несколько минут концерт начнется! Вот сбили мне весь настрой! Сбили! — морщинистое лицо умного, старого еврея возмущения не выдавало. Смех был в его глазах — это да!

— Ну ладно… идите к своим нежным созданиям, а я все же попробую настроиться на работу, Иван! И… если нам не суждено будет встретиться до Вашего отъезда… от всей души! От всей души! Удачи Вам великой… и везения! Ибо чувствую я… вот прямо… как говорится в определенных кругах — задницей чувствую! Что что-то назревает страшное… очень страшное…

— Да… спасибо, Савелий! Может Вам… стоит озаботиться написанием своим родным и близким предложений… переехать в страшную и морозную Сибирь? Как Вы говорите… страшное. Я почему-то убежден… что нынешняя война будет куда как более страшной. Особенно для Вашего народа. Этот… австрийский художник… он всей душой ненавидит Ваших людей. Не знаю уж почему, но — так есть!

— Да? Вы так думаете? Что ж… надо это обмозговать. Хотя… Вы знаете… всех моих соплеменников объединяет одна черта характера. Нет! Так-то этих черт… много. Но одна из многих… а может и самая главная — упрямство! Упрямство поразило наше племя! Это будет… сложно!