Флигель-Адъютант

* * *

Весть о нашей ссоре разлетелась в мгновение ока. И причина ее была очевидна — Лиза. Валевские хлопотали, пытаясь предотвратить дуэль, но я был непреклонен. Ганцевич тоже имел свой интерес, и распухшее ухо — а потому идти на мировую наотрез отказывался.

— Господин Царёв, будете моим секундантом? — спросил я Ивана.

Тем самым я поставил Императора в неловкое положение. С одной стороны, он сам запретил дуэли, специальным манифестом — два года назад. Поединки были особенно популярны в офицерской среде, а сохранить командные кадры для армии было вопросом выживания государства. И вот, теперь ему приходилось идти против себя самого! При этом, сорвавшись в Шемахань к своей Ясмин — по зову сердца, он не мог, не имел морального права давить на меня монаршьей волей.

— Почту за честь, шеф, — сказал он громко. А потом, тихонько, как будто в сторону, пробормотал: — Придется возвращать Дуэльный Кодекс… Есть ситуации, которые по-другому не решаются.

Усатенький пижон и Иван Васильевич согласовали условия боя: каждый использует свой клинок, бой продолжается до первой крови, или пока один из поединщиков не признает поражения. Это было пустой формальностью — первая кровь легко могла стать и последней.

Народ охал и ахал, образуя что-то вроде круга — арены для боя. Симпатии публики разделились. С одной стороны, Ганцевич был сукиным сыном, и все это прекрасно знали. Но — он был ИХ сукиным сыном, из ИХ круга. А я, несмотря на белый мундир, оставался выскочкой и полукровкой.

Владислав под одобрительные возгласы своих друзей и просто — сочувствующих, разминался, выписывая в воздухе замысловатые фигуры кривой саблей — на ляшский манер. Я ожидал, пока Царёв и Валевский подберут в коллекции хозяина дома что-то мне по руке.

Вдруг я почувствовал на своей щеке легкое дыхание, и рядом как будто посветлело. Лиза, мертвенно бледная, с крепко сжатыми губами, стояла подле меня. В руках у нее была шашка — моя! Фамильная!

— Я хотела отдать тебе перед самым отъездом, — сказала девушка. — Забрала из квартиры, вместе с мундиром.

Плевать мне было на людей вокруг, я принял клинок из рук любимой, крепко поцеловал ее, и скинул с плеч опостылевший китель — прямо в траву. Следом полетели ножны.

Кафский булат хищно сверкнул в свете фонарей, волнообразные узоры на шашке гипнотически переливались. Краем глаза я видел, что Валевский и Царёв уже прибыли — Петр Казимирович выбрал для меня тоже неплохое оружие, кирасирский палаш и вправду был мне знаком, но… Воздух загудел, рассеченный шашкой, люди отпрянули:

— Господин Ганцевич, вы готовы на коленях попросить прощения у Елизаветы Петровны и поклясться никогда не пересекать порог дома Валевских? — поинтересовался я, молясь всей душой, чтобы он отказался.

— Я готов залить землю твоей кровью, высочка! — крикнул он.

-Сходитесь! — махнул рукой Царёв.

Я сжал зубы и шагнул вперед. В голове били барабаны и пела флейта.