Флигель-Адъютант

XXVII КРЫШИ ШЕМАХАНИ

— ... нас едва не прикончили люди Джавдета, представляешь? Чертовы фанатики заблокировали Золотые Ворота и не пропускают никого ни в долину, ни из нее! Но наш золотой мальчик, оказывается, в драке — сущий дьявол! Дьявол и ангел одновременно, если ты понимаешь, о чем я. Он поверг наземь и покалечил дюжину вооруженных мужчин, но не убил ни одного! Странный парень. В общем, нам пришлось сделать хороший крюк, идти тайными тропами, мне показал их один ханурик... И настроение было ни к черту — мы перевернули весь караван-сарай, пытались найти твои следы, но — такая буря... У нас не было другого выхода, мы шли в Шемаху. Прибыли три дня назад, сюда, к Баширу. Я пустил слушок по городу, мол ищем человека, пропал. Описал нужным людям твои приметы... Мне смеялись в лицо — мол, тут пропадают по два десятка человек в месяц, и всем наплевать, если ты не из коренных и зажиточных. Я слыхал что-то такое, но не мог поверить — а теперь вот... Да еще и Царев этот со своим радио и со своей мадмуазель Раджави!

Мы шли по каким-то закоулкам, впотьмах, Стеценко выискивал путь едва ли не по азимуту: Шемахань он знал на удивление хорошо. Видимо, проворачивал делишки с Баширом — отсюда и сведения о тайных тропах. Я старался не потеряться и потому ничего не отвечал на поток слов, который лился у него изо рта.

— Представляешь, сначала он кинулся искать эту Ину Раджави. Чертов кудесник! Ванечка, кажется, знает все языки в мире! Ему открывали каждую дверь, куда бы он ни стучался, даже в квартале для знати. И он нашел ее — точнее, нашел особняк, куда мы сейчас и идём. Дамочка как раз там и обреталась! Царев пробыл в доме не больше получаса, вернулся в очень странном расположении духа и заявил, что на мне теперь лежит задача поисков в городе, а он нашел союзника для прочесывания окрестностей и вообще — всей долины Шемахи. А еще он сказал, что уверен: вы не погибли, но вам нужна помощь. Есть у него такое чувство, так ему подсказывает сердце... — остановившись и оглядевшись, Стеценко кивнул своим мыслям: — Так, здесь надо подняться наверх, пойдем по крышам!

Крыши у шемаханских зданий были в большинстве своем плоские, местные их использовали для ночных моционов, сбора дождевой воды, в качестве места для сушки белья и дополнительной хозяйственной площади. Дома бедных кварталов стояли близко друг к другу, так что, если знать маршрут, который не пересекал бы широких улиц, то, имея определенную сноровку, пройти можно было бы довольно далеко, почти к самому Старому городу.

Но Стеценко не вел меня к Старому городу! Мы скакали по крышам аки сайгаки, нам вслед неслась брань, хлопали ставни окон, метались вспугнутые птицы, гремела черепица. Луна светила ярко, помогая не сбиться с пути к таинственной обители Ины Раджави. Электрическое освещение осталось далеко позади, на центральных улицах. Бедные районы поглотила тьма, разрываемая редкими огоньками масляных и керосиновых ламп.

Меня вконец замучила одышка — всё-таки несчастья минувших дней давали о себе знать, а первитин давно выветрился из моей крови, лишив злой заемной силы.

— Стеценко! Стеценко, остановись, черт тебя дери!

— Здесь нельзя останавливаться, здесь хозяева стреляют в потолок, если слышат шаги! Давай к амбару!

На одних морально-волевых я оттолкнулся ногами и неловко прыгнул через провал узкой улочки. Это было бы верхом кретинизма — расшибиться в каком-то смрадном закоулке шемаханских трущоб. Больно ударившись ребрами о поребрик крыши, я всё-таки ухватился за него руками и влез наверх. И вовремя — там, где мы только что были, по ту сторону пропасти, раздался грохот выстрела, запахло порохом и послышались жуткие ругательства на дили.

— Они что, из мушкетона стреляли? — просипел я.

— А че-орт их знает, что там у них за карамультуки! Тут через раз так... Один пырнуть норовит, второй — афедрон прострелить... — Стеценко протянул мне руку. — Ну что, пойдем дальше?

Я пытался отдышаться и оглядывался, обшаривая взглядом окрестности. Мы удалились от гостиницы Башира версты на две и всё время двигались вдоль набережной, приближаясь к самому хвостику "запятой" шемаханских кварталов, пробираясь по их границе с районами баалитов, периодически пересекая ее для удобства пути. Мне была непонятна фаталистическая храбрость Стеценки, который выстроил траекторию прямо по этой самой тонкой красной линии, но спорить с ним я не собирался — наверное, другие варианты добраться до Царёва были гораздо опаснее и затратнее по времени.

— Хочешь, я с первого раза угадаю, куда ты меня ведешь? — наконец мне удалось отдышаться.

Стеценко пожал плечами:

— Давай, шеф. Угадывай.

Я ткнул пальцем в обширное подворье чуть в стороне от берега моря. Двухэтажный дом, кирпичные стены в полтора человеческих роста, уютный дворик... Имелся в этой усадьбе и обширный сад и виноградник очень характерной конусообразной формы с высоким металлическим шестом посередине и расходящимися от него тросами. По тросам вилась лоза с крупными гроздьями. Огромные ягоды я видел даже отсюда, они блестели капельками влаги в свете единственного на весь район электрического фонаря. Стеценко недоуменно воззрился на меня и спросил:

— И как это у вас получилось? Тут полно солидных домов, здесь живут иностранцы: финикийцы, имперцы, арелатцы, кое-кто из тевтонов и иллирийцев — в основном коммерсанты и торговые представители... Как вы вычислили дом Ины Раджави?

— Думаю, это не ее дом, но она иногда им пользуется... Мы кретины, Стеценко. Особенно — я. Я очень большой кретин... Давай-ка прежде, чем мы пойдем туда, ты расскажешь мне еще раз — что произошло с Царёвым, и как он себя вёл, пока меня не было.

— Это обязательно делать сейчас, шеф? Мы в двух шагах от него, сами всё сможете спросить через какую-то минуту!

— У тебя пистолет заряжен? — я уселся на поребрик, свесил ноги вниз, достал из кармана оружие и выщелкнул магазин, проверяя готовность оружия к бою. — И да, это обязательно.

Там, у дома с виноградником, определенно собирались люди. Мелкими группками по три-четыре человека стояли в тени и явно ждали какого-то сигнала. По всей видимости, мы пришли очень вовремя... Главное было теперь — правильно выбрать момент!

— У меня револьвер, — пожал плечами Стеценко. — Наш, армейский. Куда мне до ваших заграничных трофеев!

— Хочешь — поменяемся? — предложил я.

Алчный Стеценко тут же потянул руки за пистолетом. Да и черт с ним, я человек консервативный, доверяю вещам проверенным. Тем более — мой зам щедро отсыпал патронов.

— Рассказывай! — мне нужно было удостовериться в своих догадках прежде, чем начать действовать.

Стеценко полез за сигаретами, с житейским видом достал ту самую бензиновую зажигалку, прикурил и сказал:

— Он точно положил глаз на эту Раджави, наш Ваня.

По словам Стеценки, после того, как они с Царёвым встретились с Иной Раджави в ее доме и рассказали ей о потере начальства, Иван совсем поплыл. Вел себя весьма восторженно и глупо. И прошедшие три дня он был занят тем, что рассекал по долине Шемаха на "Ланчестере" с этой неординарной девушкой. И с тремя ее до зубов вооруженными охранниками. За поиски шефа — меня то есть — они взялись всерьез: почти объехали по периметру Гегамское море.

А потом Башир наконец достал Царёву искровой передатчик. Таковой ему приперли стражники — за какую-то очень неприличную сумму разрешили воспользоваться аппаратурой и даже разложили на крыше гостиницы антенну. Судя по описанию, это была протекторатская дивизионная рация — дальность действия ее определялась в пределах 250 верст.

Ванечка плотно насел на радиоключ и долбил аки дятел, сначала с видом весьма грозным и сосредоточенным, а потом — с печальным и задумчивым. А по итогу — снял наушники с улыбкой ангела на устах и сказал пару фраз в духе того, что теперь он свободен и осознал что главное — это не цель, а путь, и этот путь в Шемахань помог ему обрести себя и многое понять. И теперь он готов сосредоточиться на поисках шефа и светлом будущем, которое сейчас видится ему очень ясно. Из уст Стеценки это звучаало очень глумливо.

А потом Иван снова сел в роджавский "Ланчестер" и вместе с головорезами-охранниками и их обворожительной госпожой укатил дальше обыскивать долину. До тех самых пор, пока на острове Ахтамара не загремели взрывы.

— А почему они не наведались на сам остров? — спросил я.

— А нельзя на остров. Это Ина сразу сказала — мол, туда ни ногой. Погоди-ка, шеф!.. Ты что — был на острове? Черт тебя дери, я тут рыл носом в трущобах, не щадя живота своего днями и ночами напролет спаивал и скуривал местных хануриков...

Я только простонал в ответ что-то невразумительное, а Стеценко разразился площадной бранью. В общем, осмысливая ситуацию с Императором и его неожиданной союзницей, я был склонен считать, что в своей первичной оценке ситуации мой зам был прав — экспедиция в целом пошла к черту. Однако мне не хватало самой малости информации, чтобы или увериться в своей теории по поводу истинной сущности происходящих с нашим влюбчивым монархом событий, или опровергнуть удивительную гипотезу. И уже после этого можно будет гомерически расхохотаться и убедиться в существовании Божьего промысла, или разрыдаться — не менее гомерически, со стонами, посыпанием головы пеплом и всхлипами — и уйти в монастырь. Или отправиться добровольцем... Куда? На каком конце Империи сейчас воюют?

Хотя — в монастырь меня не пустит разлюбезная Лизавета Петровна, это я наверняка мог сказать. А добровольцем пойдешь — так она со мной отправится. Так что нет, не годятся эти оба варианта... Лучше бы мне не ошибаться.

— Стеценко, видишь типов, которые собрались вокруг дома? — спросил я.

— Вы думаете? — мой зам пошевелил пальцами, поудобнее пристраивая в ладони рукоять пистолета. — Тут сейчас все на взводе, только и ждут, чтобы вцепиться друг другу в глотки...

— Нет уж. Эти точно пришли с конкретной целью... Сейчас они... Вот! Началось! За мной!

Налетчики, вставая на плечи один другому и подтягивая товарищей руками, начали перелезать за стену особняка. Мы кубарем скатились с амбара и побежали по закоулку. Метров двадцать нас отделяло от заветной калитки, не больше...

— Бах! Бах! — стрелять Стеценко начал на бегу.

За что люблю стервеца — понятливый! Я не был таким хорошим стрелком, и потому открыл огонь с кинжальной дистанции, когда первые лиходеи уже падали, пораженные пулями моего зама и оглашали ночную тьму воплями. Они были вооружены какими-то дубинками, обмотанными тряпьем: явно хотели сработать тихо! А нам тишина была не нужна. Напротив, хотелось, чтобы выстрелы разбудили тех, кто был в доме, да и соседей тоже. Послышались крики и шум, который всё усиливался и разрастался.

Стеценко опустошил магазин за секунды — его жертвами стали молодчики у стены, которые выполняли роль живой лестницы. Они рухнули замертво, все впятером, один за другим, спровоцировав падение еще двоих, карабкавшихся на стену. Я же стрелял по типам в полосатых халатах, которые пытались вскрыть калитку. Как только грохот выстрелов стих, из общего шума и гама, который воцарился в ночном городе, стало возможным вычленить отдельные звуки. Определенно — билось стекло! А следом за этим раздавались глухие удары и сдавленные стоны.