Флигель-Адъютант
Читать книгу "Флигель-Адъютант"
XVII КАСАБА
Мы шли по Кафу третий день. Южный Каф — Дикий, отличался от Северного — Имперского абсолютной неблагоустроенностью и необжитостью. У обочин дороги бежали кристально чистые ручьи, воду из которых можно было пить, зачерпывая ладонями. Широколиственные леса представляли собой неисчерпаемые запасы дичи и дров, так что на стоянках у нас не было недостатка ни в том, ни в другом.
Ливень больше не беспокоил, яркие и теплые лучи солнца согрели землю, высушили грязь на дороге, взбодрили тяжело нагруженных коней, которых мы вели в поводу. Мягкие ичиги — не лучшая обувь для долгих пеших переходов, но приходилось чередовать верховую езду с такими вот прогулками, чтобы не переутомить коней, не подорвать их здоровье — без этих благородных животных наше путешествие мигом превратилось бы в сущий ад. Да и вообще — человек в горском архалуке и без лошади — это нонсенс, паноптикум!
— Нужно будет распродать оружие, — сказал я. — Нам столько карабинов без надобности. И приобрести еще одну животинку — пулемет возить.
— Шеф, вы правда полагаете...
— Я полагаю, что пулемет — это такой аргумент, который никогда не бывает лишним в споре. Нас — двое, а места здесь неспокойные...
— Но все, кого мы встречали, относились к нам вполне благожелательно!
За это время мы разминулись с купеческим караваном из десятка двугорбых верблюдов при четырех охранниках, и с парочкой одиноких пеших путников — классических башибузуков, из дехкан — в тюбетейках и полосатых халатах.
— Горцы тут — гости не редкие. И что такое кровная месть здешние обитатели знают не понаслышке. Если два горца, с лошадьми, груженными оружием, идут куда-то по горной дороге — с ними наверняка стоит быть вежливыми...
— Пф-ф-ф-ф! — сказал мой жеребец и дернул головой осуждающе.
Мол, мало того, что нагрузили тяжелыми железяками, так еще и оскорбляют честь и достоинство!
— Прости, друг. Не с лошадьми — с конями!
— Фр-р-р-р! — согласился четвероногий соратник и мотнул гривой.
Из-за поворота дороги, наконец, показалась Касаба.
Каменные или глинобитные, саманные сакли уступами располагались на склонах горы, тесно примыкая друг к другу, так что крыша одной из них становилась террасой для другой. Толстые стены, узкие окошечки — это была настоящая крепость. Жилища башибузуков располагались по обеим сторонам дороги, поперек которой стояли деревянные рогатки, преграждая путь караванам и всадникам, но оставляя возможность пройти пешим путникам.
Два местных нукера — смуглых, с восточным разрезом глаз, сидели под раскидистой смоковницей и играли в нарды, сжимая коленями в видавших виды шароварах старинные однозарядные винтовки. Завидев нас, они тут же вскочили с мест и заулыбались. Почуяли наживу? Всадник — значит человек более-менее обеспеченный, с него можно получить мзду... Но в случае с горцем — получить можно было еще и кинжал в печень, а потому млаший из башибузуков гортанно выкрикнул, и из ближайшей сакли выбежали еще трое мужчин с оружием.
Царёв принялся втолковывать им что-то, размахивая конвертом и ежеминутно повторяя имя Бекбулата — брата некого разговорчивого цирюльника по имени Хасбулат. Меня эта история утомила, потому я вынул из кармана серебряную монету неясного номинала и подбросил ее вверх. Благородный металл засверкал в лучах солнца под жадными взглядами башибузуков, а потом пропал в моей ладони.
— Бекбулат! — сказал я. — Бир таньга!
И они вдруг всё поняли.
— Ики таньга! — сказал тот, который первым нас заметил.
Для того, чтобы мне было понятнее, он даже двумя пальцами передо мной потряс.
— Сыфыр, — пожал плечами я и спрятал монету в карман архалука.
— Бир, бир! — тут же принялся соглашаться он.
— Ну так иди вперед, чучело! — сказал я по-имперски.
— Эмперьял? — поднял бровь башибузук.
Его товарищи синхронно повернули взгляды в мою сторону. Взгляды их стали недобрыми. «Эмперьял» — имперцев здесь иногда встретить можно было: торговцев там, или приглашенных гостей кого-то из местных ханов, например. Просто за десятилетия и века противостояния, когда молодежь раз за разам отправляется искать удачи и зипунов в имперские пределы, и раз за разом гибнет от имперских пуль и трехгранных штыков отношения у башибузуков с «эмперьял» были, мягко говоря, натянутыми. Что не мешало им, при этом, торговать с той же Эвксиной или, получив в очередной раз по тюбетейке, наниматься в качестве сезонных рабочих на фруктовые плантации и стройки.
— Дагли, — сказал я и ткнул пальцем себе за спину, указывая на горы.
— О-о-о-о, дагли! — горцев за настоящих имперцев тут не считали.
Горцы для башибузуков были хорошо известны. Такие извечные друзья-враги, которых боялись и уважали. Их селения во время налетов на имперские города и веси предпочитали обходить стороной — перекинет лихой нукер через седло горянку, или стопчет конем ребятишек-пастушков, и никакой Лимес потом не убережет от кровной мести!
В общем — договорились. Полосатый халат башибузука мелькал впереди, петляя по извилистым улочкам Касабы, мы едва поспевали за ним.
— Шеф, вот я давно наблюдаю за вашей методой вести переговоры и вижу только два основных аргумента: деньги или насилие. Вы ведь при первом нашем знакомстве вели себя куда как помягче!
— Можно и помягче, Ваня. Но моя метода здорово экономит время, согласись! Интеллигентность и вежливость хороши с людьми интеллигентными и вежливыми, а тут ни тех, ни других не наблюдается... Кроме нас с тобой, и конячек наших, а?
— Соглашусь, — кивнул он.
Усы Царёв сбрил к черту, волосы немного подросли — и это было ему к лицу. Всё-таки лысина — штука весьма специфическая, даже учитывая его идеальной формы череп. Жеребцы цокали копытами по камням, башибузук время от времени оборачивался и манил нас рукой.
— Хизли, хизли!
— Быстрей, говорит... — прокомментировал Иван. — А я, кстати, не знал, что вы, шеф, на дили так бойко разговариваете!
— Да какой там — бойко? Считать до десяти научился, к черту послать могу и поесть-попить попросить.
Из узких окошек выглядывали женщины, закутанные в цветастые платки так, что видны были только их лица. Слышались детские голоса, кудахтанье кур, рёв ишаков и лай собак, ветер доносил запахи съестного.
— И чего бы им не жить? Неплохо вроде живут, не хуже наших поселян — вон, дома каменные, вокруг — леса богатейшие, почва тут неплохая... — думал вслух Иван. — Ментальное что-то может?
— Эл тиферет Баал, — сказал я.
— Что?
— Во славу Баала. Понимаешь ли, у них весьма специфическая религия. Мне довелось общаться с финикийцами — они делали донёр в Гёртоне, а потом воевали в Легионе против федералистов. Свирепые воины, беспощадные... Я всё понять не мог — что с ними не так? В мирной жизни они были милейшими людьми, должен признать. Но на войне... Мне страшно подумать, что может сделать армия вторжения, состоящая из финикийцев. Из финикийцев, людей обычно зажиточных и образованных! А башибузуки? Отнять и подарить жизнь — вот что ценится у них выше всего. Во славу Баала они рожают детей, и приносят людей в жертву, во славу Баала — убивают пленных, или наоборот — выхаживают тех, кого взяли тяжело раненым на поле боя... Дарить и отнимать жизнь во славу Баала — вот основной смысл жизни каждого башибузука.
— Приносить людей в жертву? — Царёв смотрел на меня неверяще.
— По крайней мере, так велит «Санхуниатон» — то ли священная книга, то ли пророк, я так и не разобрался. Не знаю, как много сторонников старых правил нынче среди баалитов, но — взгляните, вон там стоит медный бык. А под ним — угли, — я указал на пригорок с каменным алтарем, на котором высилась медная статуя тельца.
Надеюсь, всё же, это была дань традиции, а не настоящее приспособление для ритуального убийства...
Я начитался всякого, когда мне с родной ротой пришлось провести на южных рубежах несколько месяцев, сдерживая в Хвалынских степях набеги башибузуков. Лимеса тогда и в помине не было, и отряды всадников в полосатых халатах вырезали и сжигали хутора и небольшие селения на всём пространстве от Кафа до Яшмы... По интеллигентской своей привычке я тогда пытался выяснить причины и предпосылки такой ярости, которые обычным демографическим давлением и нищетой объяснить было сложно.
Выискивать во всем причины экономического характера -этим грешили философы-материалисты. Базис, надстройка, классы, формации... Человек -существо иррациональное, и материальные, очевидные мотивы и причины зачастую в его жизни играют роль весьма вторичную. Что уж говорить о целых этнических общностях...
-Вы всё еще хотите продать им карабины? -спросил только Иван.
-Ты всё еще думаешь, что удастся отсидеться за Лимесом?
Царёв скривился.
Бир таньга я башибузуку таки отдал -перед самыми дверями усадьбы Бекбулата. Судя по всему, брат Бринёвского цирюльника особо не бедствовал -по местным меркам, конечно. По крайней мере, стены его сакли были украшены росписями в виде голубых и желтых цветов, в окна было вставлено настоящее стекло, и в высоту жилище сего почтенного горшечника было в целых три яруса.
Мы нерешительно мялись у калитки, кони фыркали и нетерпеливо перебирали копытами. Женские голоса и детский плач за забором не добавляли нам уверенности. Вдруг мимо нас пронеслась целая стайка чернявых смуглых ребятишек, они орали и бесновались, и швырялись друг в друга грязью и кизяком. Завидев двух незнакомцев, эти дьяволята замерли и один из них крикнул:
-Дагли-и-и!!! -и мальчишки прыснули в сторону, чтобы наблюдать за нами с ветвей плодовых деревьев, из-за насыпи камней и высунувшись из канавы.
Их вопли привлекли внимание хозяев дома. Калитка приоткрылась, и тут же захлопнулась. Испуганный женский голос залопотал что-то на дили, языке башибузуков, в доме послышался шум, окно третьего яруса распахнулась и наружу высунулся ствол винтовки.
-Орайа ким гелди? -крикнул хриплый мужской голос.
-Письмо от Хасбулата, его брату -Бекбулату! -откликнулся я.
-Письмо-о-о? -удивился голос на по-имперски. -А я думаю -что за дигли там такие, какой шайтан привел дигли к дому горшечника Бекбулата... Зулейха, ач! Капилари ач! Это гости!
Внутри началась суета, калитка открылась нараспашку, и мы один за другим вошли во дворик и ввели коней. ребятишки с улицы тут же устремились за нами следом -они что, все были местные? Невысокая, молоденькая Зулейха как-то лихо взяла этих разбойников в оборот -дьяволята наносили воды, помогли нам разгрузить поклажу с жеребцов, снять с них сбрую...
Бекбулат — полный, крупный человек, явно похожий на брата-цирюдьника, в легкой рубахе зеленого цвета, рукава которой были закатаны, и в полосатых шароварах, спустился к нам довольно быстро. Я вручил ему письмо и сказал:
-Хасбулат теперь в Бринёве живет, свою цирюльню держит, неплохо зарабатывает. Приглашает тебя переехать...
-Ну-ну... Благодарю, благодарю вас, что послание доставили. Почитаю. А пока -присядьте вот тут, в тени, под навесом, гости дорогие. Жёны сейчас на стол соберут!
-Да мы бы в чайхану... -начал было я, но был прерван решительным жестом руки.