Флигель-Адъютант

* * *

На таможне нас пропустили без проблем. У них совершенно точно была ориентировка на некоего полковника, но Сергей Бозкуртович Волков к убийце-дуэлянту никакого отношения не имел. Пограничники в оливковой форме проверили наши седельные сумки на предмет вывоза запрещенных к экспорту технологических новинок и других товаров, которые находились вне закона — например, наркотиков.

А вези ты хоть пулемет — никто и слова не скажет! Правда, если обратно с ним поедешь — заставят разобрать, сложить в ящик с замком и дотошно выспросят — кто, куда, с какой надобностью. Хотя на территории Империи и было введено самое лояльное оружейное законодательство во всем Старом Свете, но автоматическое оружие на руках у гражданского населения — это был нонсенс, а никак не правило.

Имперский Лимес — укрепленная граница — протянулся здесь от Эвксинского до Хвалынского моря, разрубая надвое горы Кафа. Засеки, заставы, на уязвимых участках — сплошные заграждения из колючей проволоки, смотровые вышки... Но, пока еще работы по созданию Лимеса не были окончены. Горный рельеф и сложные погодные условия не могли не сказать своё веское слово. И потому банды башибузуков нет-нет, да и просачивались на имперскую территорию, мечтая поживиться на торговых трактах или в небольших поселках и на постоялых дворах. Генералы из ястребов не раз и не два предлагали провести карательные рейды и отодвинуть границу поселений беспокойных соседей верст на пятьдесят, а то и сто, но Император был непреклонен: оборону держать на своей земле!

Изменит ли он это решение сейчас, после нападения на поезд? Судя по грозным военным приготовлениям, которые были анонсированы на совещании Ближнего Круга — Каф ждут перемены...

Я оглянулся один раз — посмотреть как полощется на ветру черное знамя с имперским орлом над контрольно-пропускным пунктом. Царёв вертел головой во все стороны — он впервые в жизни был за пределами страны и как будто пытался понять — каково это, за границей? Конечно, никакой особенной разницы не было — всё та же субтропическая растительность у подножия гор, хвоя, мхи и лишайники — ближе к вершинам, на которых, несмотря на жаркое лето, сохранялись снежные шапки.

— Здесь нужно присмотреться повнимательнее, — сказал я, когда дорога, уведя нас от таможни версты на четыре или пять, принялась извиваться, поднимаясь в гору. — Очень перспективная диспозиция...

Миновав несколько поворотов, мы нашли идеальное место.

На имперской стороне дорога была вымощена булыжником, здесь же — размокла, превратившись в настоящее грязное болото. Близко-близко к колеям, в которых скопилась дождевая вода, росли густые жестколистные кустарники и какие-то деревца с покрытой мхом корой. В них-то мы и спрятали коней, шагах в двадцати от дороги, вверх по склону. Горские жеребцы прекрасно знали, что такое засада — в дивизии они считались точно такими же бойцами, как и их всадники. Дисциплинированные и терпеливые, они не выдадут ни ржанием, ни топотом копыт.

Найдя тут же, под деревьями подходящую подгнившую ветку толщиной примерно с девичье запястье, я достал из сумки пригоршню гвоздей, которые выпросил у Саввы перед самым отъездом, и совершенно по-варварски принялся заколачивать их в деревяшку рукояткой кинжала. Царёв чистил и заряжал оружие, искоса наблюдая за моими действиями. Под его взглядами я вышел на дорогу, по щиколотку проваливаясь в грязь, и сунул ощетинившийся стальными шипами кусок древесины в глубокую лужу.

— А если будет ехать кто-нибудь другой? — спросил Иван.

— Нужно быть кретином, чтобы в сезон ливней переваливать через Каф. Или иметь на то очень вескую причину... Например, месть.

— Или любовь, — улыбнулся он.

— Любовь — это отменная причина! — согласился я.