«Все против всех»

Глава 5

Это были не артисты, а живые люди, одетые в тряпье — с изможденными от постоянного недоедания серыми лицами, со страшными провалами беззубых или щербатых ртов — о стоматологии здесь явно не имели представления. О возрасте судить было трудно — грязные и косматые, заросшие бородами, кроме двоих — один низенький и худой, явно мальчишка, другой покрепче на вид, но молод — подбородок в пушке, еще не брился ни разу. Зато остальная пятерка выглядела колоритной — в рванине, в лаптях, грязные до омерзения мужики. У двух обильная седина, изможденные лица — но явно не старики, просто жизнь хорошо потрепала.

— Стоять! Дубины и колья бросить на землю!

Иван поднял левую руку, властно отдал приказ — все же армия за плечами и командовал взводом давно. А сам впился глазами в подходивших мужиков — он их не боялся, слишком примитивным выглядело оружие. Хотя это не означало, что им не умеют пользоваться, но тут гадать не нужно, главное выцепить плавные движения, выдающие опытных бойцов, привыкших всегда беречь свои силы и впустую их не растрачивающих. Но таковых не заметил, а потому решил действовать грубо и жестко, так как бандиты и не думали останавливаться, а перли прямо на него.

— Стоять! Поубиваю на фиг!

Ответом был дружный хохот, но к его удивлению мужики остановились, и дреколье опустили.

— Зело суров воевода, токмо жабью шкурку зачем одел⁈

— А так квакать сподручней…

— Конь куда девался? О двух копытах скачешь, михирем погоняя!

Посыпались еще слова, половина непонятных, и явно оскорбительных, судя по неприличным жестам. Ему без толики страха показывали, что начнут с ним делать на противоестественный манер, как только побьют. От такого неприкрытого хамства Иван остолбенел, понимая, что насчет «попадания» в прошлое он правильно предположил, и, судя по всему в допетровские времена, так как «служивого» в нем не признали. Но следующие слова расставили все по местам — здесь понятия не имели насколько опасно его ружье.

— И пищалью своей не пугай, огонь почто не вздул и фитиль не запалил⁈ Лях ты, морда твоя скобленая, да и говоришь плохо! И сабля твоя где⁈ Отобрали! Ответствуй как на духу, нехристь — за кого ты⁈

— Ты кто таков, жук навозный, чтобы мне тут «предьявы» кидать? Жить всем надоело⁈ Эта пищаль без горящего фитиля стрелять может, я вас тут всех насмерть положу, обосраться не успеете…

Договорить Князев не успел — сразу двое мужиков бросились на него. Один поднял над головой дубину, другой бежал с колом в руках, явно желая воткнуть в живот заостренное жало. Тело тут же отреагировало на вбитых рефлексах — прижал приклад к плечу, а палец вначале тронул один спусковой крючок, выдав из верхнего чока добрую порцию вязаной картечи прямо в искаженное лицо «копьеносца». Затем перевел ствол на другого отчаянного, но глупого бандита, и нажал на второй спуск, прогремел выстрел. Тяжелая пуля Мейера из нижнего получока здоровенного кабана валит, а человека просто отбросило, швырнуло на траву.

Был бы сейчас в руках автомат — положил всех одной очередью. Никакого сожаления в душе не имелось, сплошная пустота — привык убивать, «заледенел» сердцем. А руки действовали сами по себе — переломил ружье, извлек две стрелянные, чуть дымящиеся гильзы. И вставил два новых патрона с картечью — с короткой дистанции по человеку гораздо лучше пули, той все же промахнуться можно, а от свинцовых шариков хрен увернешься.

— Вам что непонятно⁈ Дубье на землю, псы! Поубиваю к еб…ной матери, сучьи твари! На колени встали! И живо, а то в миг всех вас тут в скорбные тушки превращу, гавкнуть не успеете!

Пятеро оставшихся стоять мужиков оторопело смотрели на убитых подельников, бездыханно лежащих на земле, даже в конвульсиях не бились. Да и куда там им до кабана — сразу наповал положил. Это не пуля «калаш» 5, 45, а 12-й калибр, свинца на 32 грамма, «останавливающее действие» жуткое, крупнокалиберный агрегат на 18,7 мм, больше «Утеса».

— Не убивай, боярин!

— Помилосердствуй…

— Отпусти душу на покаяние, не губи, боярин!

— Христом богом молим, пощади!

Мужики попадали на землю, стоило только навести на них ружье — моментально оценили, что такая «пищаль» наделать может. А страх смерти серьезный стимул, древний, как и инстинкт самосохранения. Тут в зародыше голосом давить любую мысль о сопротивлении нужно. Любая толпа вооруженному человеку, что убивать не боится, сразу подчиняться станет, стоит только хорошо рявкнуть на нее. Просто нужно им сразу место указать, а «непонятливых» немедленно убить — зато другие враз покорными станут. А тут, судя по всему, времена незамысловатые и простые, никаких конвенций нет, как и понятий о гуманизме и толерантности.

— Служить мне будете?

Вопрос вырвался непроизвольно, просто в этот момент Иван подумал, что эта пятерка запросто может выволочь мотоцикл на проселок, там всего метров двести. Топор имеется, березки и кусты подрубить можно, проложить путь за час — бросать свой мотоцикл Князев не собирался. Большую ценность представляет для него в нынешних обстоятельствах.

— Год сейчас какой? Ну «лето»?

Задав вопрос, сразу же поправился Иван, вспомнив школьные уроки по истории. Ответом были недоуменные взгляды, а потом один из седобородых осторожно ответил, смотря на него собачьим взглядом.

— Ась⁈ Теплынь, боярин, мужики хлебушко сеять вскорости будут, озимые всходят ужо, — при упоминании хлеба все пятеро дружно сглотнули, умоляюще посмотрели на него.

— В деревне хлебушка не дали? Прогнали?

Он кивнул на рощу, за которой должно было находиться его родное село. И к его радости в ответ все дружно закивали, а седобородый запричитал, ухватившись грязными пальцами за бороду.

— Смертным боем грозились побить, если не уйдем. Монастырю подати платят, не боятся — из лавры служилые подъехать могут.

Иван призадумался, и решил немного подкормить эту кодлу по методу Остапа Бендера, когда тот потчевал в столовой Шуру Балаганова…