Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах

Воспоминания сослуживцев и товарищей по работе

Гудзий Николай Каллиникович[447]

Гудзий Н. К. (1887–1965) — литературовед, историк литературы, педагог, профессор кафедры истории русской литературы филологического факультета МГУ, действительный член Академии наук УССР. Окончил Киевский университет. Долгие годы состоял действительным членом ГАХН. В 1934 году фамилия Гудзия фигурировала в списке подозреваемых по делу «Российской национальной партии» («Дело славистов»), но, к счастью, ученый не был репрессирован. Автор первых учебника и хрестоматии по древнерусской литературе. Руководил отделом древнерусской литературы и литературы XVIII века в Институте мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР. Автор статей и книг о творчестве писателей XVIII, XIX, ХХ веков, в том числе В. Брюсова. Подготовил и прокомментировал ряд текстов для юбилейного издания Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого в 90 томах. Автор исследования «Из истории раннего русского символизма». По завещанию Н. К. Гудзия его личная библиотека поступила в Московский государственный университет, всего около 15 450 томов книг и рукописей XVII–XIX веков. Друг и корреспондент С. Н. Дурылина. Гудзий проталкивал в печать и вел корректуры книги ссыльного Дурылина «Из семейной хроники Гоголя» (1928), которую высоко ценил: «Еще раз, читая корректуру, убедился в том, какую хорошую и увлекательную книгу написали вы. Это образчик подлинно социологического исследования, художественно сделанная биография. Прекрасен и язык книги»[448].

Прошел год со дня смерти Сергея Николаевича, а кажется, что мы еще вчера с ним общались, настолько он остается в нашем представлении о нем живым, а не умершим. Необычайная широта интересов, большая и острая наблюдательность, чуткость, интерес ко всем явлениям жизни, в которых бьется живой пульс, неугасающее творческое горение — вот чем характеризуется покойный Сергей Николаевич. Это был человек не только всесторонне образованный, не только знаток в искусстве слова, живописи, театре, музыке, но и человек большого ума, большого таланта, большого сердца, большой человеческой души. Вот именно эти качества Сергея Николаевича на первых порах привлекли его к педагогической деятельности. С деятельности педагога Сергей Николаевич начал свой жизненный путь, и, в сущности говоря, в течение всей своей жизни он оставался педагогом, в самом высоком смысле этого слова, пропагандистом высоких человеческих чувств, идей, воспитателем большого количества не только молодежи, но и людей его поколения, его возраста, которых он приобщал к тем широким знаниям и тем широким интересам, которые занимали его самого.

Я думаю, что разнообразие интересов и то неравнодушие к различным вопросам искусства, которые свойственны были Сергею Николаевичу, связаны были с тем, что сам Сергей Николаевич был художником слова, что сам он был очень причастен к искусству слова. Мы мало знакомы с его трудами, его художественными произведениями[449], далеко не полностью опубликованными. <…>

Сергей Николаевич в автобиографии подчеркивает, что является главным образом литератором, писателем и очень мало был связан со службой в каких-либо учреждениях. Окончив[450] московскую 4-ю гимназию, он впоследствии слушал лекции в Московском археологическом институте, с наибольшим интересом академика А. И. Соболевского, его брата С. И. Соболевского, профессора, Р. Ф. Брандта, Н. И. Новосадского, В. К. Мальберга. С 1904 года он начал работать в издательстве «Посредник», затем в издательстве «Мусагет», при котором были организованы специальные курсы по истории древней греческой поэзии, по французской поэзии ХIХ века, по русской литературе ХIХ столетия.

Эти курсы, которые Сергей Николаевич называет «вольной академией литературы», возбудили в нем интерес к художественной форме, к ритмике русских поэтов. Он вспоминал, что в ту пору особенное влияние оказали на него лекции и беседы Андрея Белого по вопросам ритмики и пластики русских поэтов. Из тогдашних его работ по ритму и поэтике увидела свет большая статья «Академический Лермонтов и лермонтовская поэтика», напечатанная в журнале «Труды и дни» за 1916 год. Печататься он стал в 1906 году. <…>

Сергей Николаевич писал о том, что в его жизненной биографии советский период гораздо короче досоветского, но в его биографии писателя-литературоведа советский период несравненно больше, значительнее, богаче, чем период досоветский. <…> Конечно, сделать так много в самых разнообразных областях искусства в советские годы, как сделал это Сергей Николаевич, он мог только потому, что в своей деятельности в советский период он пришел с большим запасом знаний и с большим количеством уже ранее добытых им материалов.

Сергей Николаевич еще в свои молодые годы, в связи со своими занятиями в Археологическом институте, заинтересовался древней русской иконописью и вообще теми сокровищницами русского искусства, которыми так богат был Русский Север. Он много путешествовал и немало писал о тех впечатлениях, которые связаны были с этими путешествиями.

Характерной особенностью работ Сергея Николаевича <…> было стремление как можно глубже вникнуть в те материалы, которые связаны были с интересующими его темами. Он умел использовать не только то, что было добыто до него, он умел с поразительной чуткостью, с большой удачей разыскивать то новое, что шло навстречу его литературным интересам.

Так, в первые годы своей литературной работы он сделал много интересных, документальных разысканий, связанных с жизнью и творчеством Гаршина, Гоголя. Вскоре Сергей Николаевич заинтересовался творчеством Лермонтова, которому посвятил ряд больших работ, книг, статей. С творчеством Лермонтова, помимо указанной выше <…>, связаны две книги Сергея Николаевича: «Как работал Лермонтов» (1934), популярно-критико-биографический очерк «Михаил Юрьевич Лермонтов» и «Герой нашего времени»[451], а также значительное количество статей. <…>

Очень интересно то, что, будучи знатоком и словесного и изобразительного искусства, Сергей Николаевич стремился определить взаимодействие между родственными искусствами, друг с другом связанными. И это он сделал в таких работах, как «Репин и Гаршин», «Лермонтов и Врубель», «Отражение архитектуры в поэзии Пушкина», «Пушкин и Даргомыжский», «Пушкин и Аренский», «Тютчев в музыке».

Сергей Николаевич был доктором филологических наук. Докторскую степень получил он, не будучи дипломированным ученым, даже не окончившим университета. И, конечно, эту степень Сергей Николаевич заслужил в гораздо большей степени, чем любой дипломированный ученый, в кармане которого был диплом высшего учебного заведения. Я сказал бы, что Сергей Николаевич дважды, трижды заслужил докторскую степень, не только степень доктора филологических наук, но и доктора искусствоведческих наук.

Основными работами, которые создали репутацию Сергея Николаевича как крупного ученого, были, помимо тех работ, о которых я упомянул, капитальные его работы на тему о литературных, культурных и политических связях русских писателей с европейским Западом. Тут прежде всего нужно напомнить такие его обширные <…> исследования, как «Русские писатели у Гёте в Веймаре», «Госпожа де Сталь и ее русские отношения», «Александр Дюма-отец в России»[452], «П. А. Вяземский и „Revue encyclopedique“». Сергея Николаевича заинтересовал Вяземский, «декабрист без декабря», и он показал темную связь Вяземского с этим французским журналом, который вел Жюльен — друг Робеспьера. <…>

Сергей Николаевич сделал большой вклад в изучение русской драматургии, русского и украинского театра. Он написал множество статей, посвященных драматургии Гоголя, Лермонтова, Островского, Льва Толстого, не говоря уже о таких крупных его работах, как его книги о сценической деятельности Ермоловой и Заньковецкой. <…>

Из художников Сергей Николаевич, кажется, больше всего и теснее всего общался с Нестеровым, которому посвятил прекрасную монографию о нем как о портретисте[453]. Не знаю, была ли у него такая связь с другими художниками.

Но больше всего Сергей Николаевич общался с актерами. Тут было у него очень много тесных связей. Я думаю, что те крупные достижения, которые сделал Сергей Николаевич в области изучения нашего театра, то многое, что он написал об актерах, уже отошедших и живых, связано с тем непосредственным и дружеским общением, которое завязалось у него с крупнейшими и талантливейшими нашими актерами. Общительность Сергея Николаевича, его стремление окружить себя людьми, самому с ними говорить и слушать других является чертой, которая особенно присуща была ему и которая обнаружилась у него, быть может, больше всего в его дружбе с актерами. <…>

Среди капитальных работ — колоссальное количество небольших, мелких статей и заметок, напечатанных в различных газетах и в таких изданиях, как, например, «Театральная декада», или «Декада московских зрелищ», в которых Сергей Николаевич писал о русских актерах, о постановке различных пьес, о русской и иностранной драматургии и т. д. И эти небольшие статьи, которые, казалось бы, рассчитаны на несколько дней, отпечатлели в себе те индивидуальные качества незаурядного писателя и театроведа, историка драмы, присущие Сергею Николаевичу. Это не были шаблонные, серые статьи, в каждой из них бились его живая мысль и живое чувство.

В Великую Отечественную войну 1941–1945 годов Сергей Николаевич, преданный сын Родины, выступил с целым рядом статей, посвященных героическому прошлому русского народа, русской отечественной истории. Значительным вкладом в изучение этого героического прошлого явилась его книга «Русские писатели в Отечественной войне 1812 года», в которой Сергей Николаевич рассказал об участии в войне 1812 года более чем 30 русских писателей, проводя параллель между ними и теми советскими писателями, которые непосредственно принимали участие в Великой Отечественной войне против германского фашизма, нередко жертвуя своей жизнью. <…>

Я не имею возможности, да, думаю, в этом нет и необходимости, перечислять еще многое такое, что сделано Сергеем Николаевичем помимо того, о чем мною было сказано.

В представлении каждого из присутствующих здесь образ Сергея Николаевича и без лишних слов предстает гораздо богаче и ярче, чем все то, что можно было бы сказать о нем в поминальной речи. <…>