Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах

Престолом могла служить доска, на которую стелился антиминс. Столика-жертвенника могло не быть. Не было и дьяконских дверей. Вход в ванную служил царскими вратами. Могло не быть и завесы. Меня нисколько не смущают эти отклонения от канона внутреннего устройства православного храма. В то время заключенное духовенство совершало литургии на пнях в лесу, где не было ни стен, ни дверей, ни завесы у царских врат. Иногда престолом являлась грудь заключенного собрата священника, который лежал в период совершения таинства.

Литургия о. Сергием могла совершаться по чину, близкому к тому, в котором мне пришлось участвовать своим присутствием и внутренней молитвой в Вифлиемской пещере. Там пространство храма небольшое, примерно прямоугольное в плане, имеет два входа с лестницами от поверхности земли. Между входами в храме — вертикальная стенка пещеры, у которой находится серебряная звезда на месте Рождества Христова. Над звездой, вправо и влево от нее, вырублена ниша в скале, на дне которой, на высоте около 1 м над полом храма, устроена мраморная полка значительной ширины. Она служит престолом и жертвенником при совершении литургии. Алтарной преграды (у нас она с иконостасом) нет. Соответственно, нет царских врат и дьяконских дверей. Все молящиеся, мужчины и женщины, спускаются в подземелье по двум лестницам и размещаются в пространстве храма, вытянутом на много метров по пещере в сторону, противоположную входам и престолу. Престол расположен между двумя лестницами наверх. Каменный пол храма в пещере, где стоят молящиеся, имеет тот же уровень, что и пол у престола, т. е. солеи и амвона и клиросов нет. В доме отца Сергия так же на одном уровне пол келии-притвора, коридора-трапезной и алтаря. Все в двух сравниваемых храмах упрощено в сравнении с каноническим православным храмом, но это не препятствует благодатному совершению литургии в Вифлиеме.

В ходе литургии привычного нам малого входа в царские врата с Евангелием в Вифлиемской пещере нет, нет и великого входа с Хлебом и Вином, приготовленными на проскомидии, предназначенными для Преосуществления. Потир и дискос в пещерной церкви священник передвигает от части стола, служащей жертвенником, на часть, служащую престолом, с молитвами великого входа. Так же и о. Сергий мог передвигать или переставлять потир и дискос с одной части доски, являвшейся жертвенником, на другую ее часть, бывшую престолом. Светильника с семью лампадами, дарохранительницы на престоле ни в Вифлиеме, ни в доме о. Сергия не было.

Итак, храм и богослужение у о. Сергия могли быть и, вероятно, были подобны храму и богослужению в одном из самых святых мест Святой Земли, пещере, где родился Иисус Христос от Пресвятой Девы, осененной Духом Святым.

Думаю, что ни его, ни молившихся с ним не смущала нищета и теснота их домашнего храма, что они ощущали благодать Святаго Духа, Который «дышит, иде же хощет» (Ин. 3: 8), как не смущала Пресвятую Богородицу нищета загона для овец, где Она явила мiру Спасителя. Можно с уверенностью сказать, что о. Сергий и его сомолитвенники во время своих ночных бдений ощущали себя окруженными любовью Божией и объединенными вокруг Христа. Он помогал им сбросить с души оковы тревоги и боязни ареста, услышать глас Сына Божия, Который в Евхаристическом каноне приходит на грешную землю и призывает к Себе всех труждающихся и обремененных, обещая им покой (Мф. 11: 28), приходит — и научает нас жить так, чтобы утраченное райское блаженство вновь стало реальностью, и даже больше — чтобы человек мог непостижимым и таинственным образом соединяться с Господом. В тех стесненных обстоятельствах гонения на Церковь им было легче ощутить явление Христа, чем в наше благополучное время.

Сергей Николаевич умер от инфаркта 14 декабря 1954 года в Болшеве. Я был студентом, начиналась первая зачетная сессия. Когда получил телеграмму о его смерти, все бросил и уехал в Болшево. Это было первое тяжелейшее горе в моей сознательной жизни. Известие о смерти отца, которое тяжелым грузом лежало на сердце не одно десятилетие, я получил с матерью и в пятилетнем возрасте. А тут я был один. Известие это сразило меня. Я горько плакал, сознавая, что эта смерть меняет мою жизнь. Я оставался без руководства. Все последующее время похорон я был как бы в тумане. Смутно помню вынос тела через тот коридор, который служил храмом покойному о. Сергию, помню плач Ирины Алексеевны. Кто-то сказал мне, что она исполняет традиционный древний русский обрядный плач по покойнику. Потом была гражданская панихида. Слов не помню, но звучала замечательная торжественная музыка. Был на отпевании в храме Даниловского кладбища, где его отпевали, как мирянина[521], и на погребении…

В наши дни в доме, где протекала интеллектуальная и духовная жизнь, действует Мемориальный дом-музей С. Н. Дурылина. Кабинет сохраняется в виде, близком к тому, каким он был при хозяине. Но не сохранился интерьер келии монахини Феофании. Не сохранился и интерьер помещения, где совершал службы отец Сергий. Теперь там раздевалка для гостей. В саду, там, где о. Сергий исповедовал, теперь растет громадный дуб, а тогда только густые кусты ограждали скамеечку для двоих.

В заключение хочется сказать, что музей стал бы много ценнее, если бы восстановил в своей экспозиции Храм о. Сергия. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что ни в одном музее нет и быть не может такого. В Болшеве же сохранилось все для того, чтобы реконструировать Храм в виде, который открылся мне незадолго до кончины о. Сергия. Храм мог бы быть завершающим аккордом в экскурсии. Введя экскурсантов в дом со стороны сада, рассказав им об искусствоведческой и литературной деятельности С. Н. Дурылина, упомянув о его скрытом священстве с показом места, где висел антиминс[522], можно было бы подводить слушателей к закрытой двери коридора и после паузы объявить: «Теперь увидим главную тайну дома о. Сергия».

После открытия двери можно показать Храм. Тут нужно суметь вселить в слушателей то благоговение, которое испытал я в детстве в этом святом месте. На противоречии между роскошным убранством современных храмов и убожеством Храма о. Сергия, вспоминая бедность облачения и сосудов преп. Сергия Радонежского, показанных в музее Лавры, построить рассказ о скрытом служении о. Сергия, а также о служении и мученической кончине его ученика прот. Сергия Сидорова[523], о смерти за веру его любимого ученика Н. С. Чернышева.

После такого показа и рассказа, выходя из дома через парадную дверь, люди были бы окрылены благодатным завершением экскурсии.

Храм был скрытым сердцем дома о. Сергия и Ирины Алексеевны. Воссоздать это сердце — значит оживить, одухотворить дом. Ибо Дух Святой, обитавший в этом месте дома, есть Дух животворящий. Думаю, что современная Церковь и ее Московская духовная академия и семинария оказали бы поддержку формированию такой экспозиции и в целом поддержали бы музей, к чему у них есть большие конкретные возможности.

Воссоздав Храм в экспозиции, сотрудники музея С. Н. Дурылина откроют новую страницу в русском музейном деле, впервые демонстрируя скрытое служение гонимых советской властью священников. Об этом служении пишут в некоторых воспоминаниях, упоминают исследователи творчества и жизни о. Сергия, но нет музейного представления.

Эпилог