Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах

Галицкая Евгения Александровна

Галицкая Евгения Александровна (1879–1968) — прихожанка храма свт. Николая в Клённиках на Маросейке. Автор воспоминаний[215], из которых следует, что она довольно близко знала художницу Наталью Гончарову, неоднократно встречалась со скульптором Анной Семеновной Голубкиной в доме литератора Георгия Ивановича Чулкова на Смоленском бульваре, где бывала очень часто. Трижды встречалась она с Федором Кузьмичом Сологубом, один раз с Максимом Горьким. С Вяч. Ивановым и его женой Евгения Александровна знакома довольно коротко, она приносила ему на отзыв одну из своих работ «по народной записи», как она ее охарактеризовала, и свои стихи, передавала ему просфоры от Алексея Мечёва. Е. А. Галицкая — свекровь Глеба Андреевича Буткевича, младшего брата Татьяны Андреевны Буткевич (Сидоровой), чьи воспоминания открывают этот сборник.

<… > Только что приехала с могилы [отца Алексея Мечёва], дорогой отец Сергий. <…> Сегодня утром, сидя около его могилы, я почувствовала, как мои думы почему-то особенно слились с Вами и с ним.

«Прочитать Вам письмо от Сергея Николаевича?» — спрашивает меня Батюшка, вынимая скомканный листок бумаги из кармана: то горячее, с какой-то особенной любовью и преданностью написанное Вами вскоре после смерти старца Анатолия, где он [о. Алексей Мечёв. — В. Т.] у Вас единственный друг и духовник остался.

«Вот как-то раз, уехавши от меня, Сергей Николаевич пишет, — при этом Батюшка берет бумагу и карандаш и водит по ней, — „Меня зовут в Оптину, в Абрамцево. Думаю туда и сюда съездить“. А я отвечаю: „Никуда тебе не надо. Приезжай на Маросейку“. Приехал и был доволен. Его никто так не знает, как я».

Много возлагал он надежд на Ваши литературные дарования, а хозяином Вас плохим считал. «Не знаю. Как он будет жить в Челябинске, во Владимире их тринадцать было[216]. Справится ли он там?»

Жалко ему было Вас отдавать Кадашам[217], не только потому, что работа в таком большом приходе должна взять все Ваше время и ничего не оставить литературе, но и от себя не хотелось отпустить. «Ведь он здесь так хорошо с детьми наладил занятия. Все им так были довольны. Две-три службы в неделю, а остальное принадлежит перу. Да, кому что дано».

Радостно сообщил мне Батюшка: «Сергей Николаевич, уезжая, обещал мне после моей смерти служить с Сережей[218]».

После Вашего ареста я с тревогой ждала ответа от Батюшки. А он — как сейчас вижу его — со слегка наклоненной головой медленно и протяжно говорит: «Да, ко-неч-но, освободят…» И я с болью поняла, что не скоро.

Вы, отец Сергий, привели меня к нему, Вы открыли мне источник того счастья, из которого я питалась в продолжение года и четырех месяцев при его жизни и откуда посейчас черпаю силы. Вы, дорогой, указали мне на это сокровище, так обласкавшее меня, с таким вниманием, даже больше, с живым интересом отнесшееся ко мне, с тем неиссякаемым интересом, который был заложен в его душе к каждому грешнику. Вы вместе со мной и радовались. И вот Вам, отец Сергий, как никому другому, у меня жажда излить все свои переживания, с ним связанные, все то добро, всю ту ласку, которая от него получена, а также передать наблюдения и картины жизни, на моих глазах происходившие. <…> Знаю, что никто меня после него так не поймет, не откликнется, не поверит, как Вы. <…>

— Среду и пятницу служит Батюшка, ходите всегда в эти дни! — услышала я от Вас при первом нашем свидании.

О эти службы! Великие службы! Видеть, как вся его душа целиком обращалась к Богу, а от Бога целиком переходила к человеку, слушать этот дивный, звучный голос! С тех пор, как врач мне сказал, что сердце его совсем плохо, с какой-то особенной жадностью ловила я этот голос милый, и на всю жизнь хотелось запомнить его, и все ждала, что вот-вот он начнет слабнуть, а он так до последней службы оставался тверд и силен.

И казалось мне, что в один аккорд сливаются его страстная и Ваша тихая, покорная молитва. Не величайшее ли счастье было присутствовать на этих службах! <…> Скажите, дорогой отец Сергий, сумею ли я ответить Богу хотя за одну эту мгновенную радость?