Крысиная тропа. Любовь, ложь и правосудие по следу беглого нациста

23. Буко

На протяжении трех лет у Отто был в горах спутник — молодой человек, с которым Шарлотта познакомилась в свою первую поездку в Санкт-Йохан. Его звали Буркхардт Ратман. Буко, как называла его Шарлотта, был «молодым эсэсовцем авантюрного склада», он весьма пришелся ей по сердцу[497]. «Простой, честный, спутника лучше его не придумаешь. Отто в хороших руках»[498], — пишет она. Буко был парень практичный, умел взламывать замки, залезать в горные хижины, находить безопасные убежища. Он разбирался и в том, как находить еду, охотиться, избегать лавин и выживать в тяжелых альпийских условиях.

Обо всем этом я узнал далеко не сразу после знакомства с Хорстом. У камина в верхней гостиной своего замка, за шнапсом, Хорст рассуждал о бегстве Отто в горы. От тех лет в архиве оставалась стопка писем и немного фотографий. Не все периоды были освещены, и у меня не иссякали вопросы, особенно про Буко. Чем он занимался в войну? Каким он был? Почему помогал Отто?

— Хотите больше узнать о Буко? — спросил Хорст. Я кивнул. — Я могу рассказать о нем сам, а можно просто ему позвонить.

Я удивился: Буко, несмотря на свои 92 года, был жив-здоров и обитал в Германии. Хорст вышел в соседнюю комнату и набрал на телефоне номер. То была прямая связь с прошлым. Он несколько минут говорил по-немецки, потом вернулся и сообщил, что Буко с радостью примет нас через месяц у себя дома.

В январе 2017 года мы с Джемсом Эверестом встретились с Хорстом в аэропорту Ганновера. По просьбе Хорста я купил шпионский триллер Росса Макдональда (настоящее имя — Кеннет Миллар), одного из его любимых писателей, о неожиданной смерти: «Беда преследует меня». Мы арендовали машину и поехали в Рейнхардсхаген, городок на Везере, переплыли через реку на маленьком пароме. Буко жил в опрятном домике посреди луга в окружении книжных полок и фотографий. Под наблюдением своей дочери Уте он устроился в кресле-каталке. Я пришел в восторг от мощных челюстей Буко, густой седой шевелюры, кустистых бровей, яркой клетчатой рубашки.

Уте не спускала с нас глаз, следя, чтобы не было нарушено единственное выдвинутое Буко условие: в интервью не должно прозвучать ни одного вопроса о том, что он делал до 9 мая 1945 года. Стоит нам спросить об этом, и разговор завершится. Кажется, все семьдесят лет он беспокоился, как бы его не арестовали за участие в поиске и ликвидации партизан в Югославии и в Италии. По словам Уте, он никогда не хотел обсуждать прошлое, но потом появился Хорст, и… Она предложила нам чай с жирным шоколадным пирогом без муки.

Буко родился в 1924 году. В мае 1945 года, 21-летним, он познакомился в Южной Австрии с Отто. Он прибыл из Италии, где служил в 24-й горной дивизии ваффен-СС «Карстъегер», сформированной, как я позже узнал, в 1944 году Одило Глобочником[499]. В мае дивизия сдалась британцам, а Буко сбежал на север, перевалил через горы и с тремя спутниками, стремившимися домой, очутился в Австрии. Боясь ареста как эсэсовец, Буко решил пройти с ними часть пути, но домой не возвращаться.

— Американцы и англичане были внизу, поэтому мы шли поверху, — объяснил он. На хребте Низкий Тауэрн, в Лунгау, рядом с самой высокой в Австрии горой, он расстался со своими спутниками. — Там я встретил Отто Вехтера[500].

Название деревни ему не запомнилось. Хорст привез карты Шарлотты с множеством пометок зеленым карандашом. Мы расстелили карты на столе, Хорст ткнул пальцем в Мариапфарр. Буко кивнул.

— То самое место, — подтвердил он. — Мы встретились перед церковью.

Случайной или запланированной была их встреча? На этот счет Буко был уклончив.

— Вехтер оказался в Италии, как и я, но я был мелкой сошкой. Нет, раньше мы не были знакомы. Я согласился немного с ним побыть. Он не сказал, кто он такой, просто сказал, что хочет домой, но вынужден некоторое время оставаться в горах. Мы и остались.

— А потом?

— Дней через десять-пятнадцать он встретился с женой. Он послал ей записку — так я познакомился с фрау Вехтер. После этого мы продолжили скитания по Низкому Тауэрну, с места на место…

— Вы знали, кем был мой отец? — поинтересовался Хорст.

— Я не знал про него, он про меня, — был ответ. — Оба мы осторожничали, он еще больше меня. — Помолчав, Буко выпалил: — Он был разыскиваемым военным преступником.

Через неделю они уже знали друг о друге все необходимое.

— Я посмотрел на него и сказал: «Либо вы такой-то, либо такой-то». Он не стал отпираться. Из наших разговоров я знал, что он либо Вехтер, либо Вехтлер[501].

Фриц Вехтлер, гауляйтер СС в Байройте, был казнен в конце войны за дезертирство, но Буко этого не знал.

Догадаться, кто такой Отто, было нетрудно.

— Он рассказывал мне: «Такой-то или такой-то говорили мне: „Дорогой В.!“»[502] Фамилия не произносилась, но я же не дурак… Я сказал ему прямо в лицо, кто он, наверное, такой, и после этого он назвал себя.

Фамилия «Вехтер» была Буко знакома.

— Вы ведь были совсем молодым эсэсовцем, — сказал Хорст, пораженный известностью своего отца.

— Молод не значит глуп.

Все знали Отто Вехтера, знали, кто он такой и чем прославился. Буко с широкой улыбкой откинулся в кресле.

— Каким был мой отец? Злобным или добродушным? — задал Хорст мягкий наводящий вопрос[503].

— Только не злобным, — ответил ему Буко с теплой улыбкой.

— Значит, он был неплохим человеком? — не унимался Хорст.

— Мы были вместе, мы были добрыми товарищами. Сначала он был сдержан, но всегда дружелюбен.

— Вы знали, что за ним охотятся? — спросил я.

Буко кивнул. Кто именно? Все, особенно англичане и американцы, но также и Советы, хотя они были далеко. Больше всего страха вызывали Советы, потому что Отто был «активен» в должности губернатора на их территории.

Знал ли он, почему его преследуют, в чем обвиняют?

— Это не имело значения. Он был в высоком чине, группенфюрер СС, а главное, служил губернатором Галиции и Кракова. — Снова пауза. — Австрийцы тоже его искали, потому что он руководил Июльским путчем.

— А евреи? — опасливо спросил Хорст.

— Я полагал, что и они, хотя, насколько я знал, он был гуманен с евреями. — На это Хорст улыбнулся как знающий человек и покосился на меня. — Но он мало что мог сделать, — продолжил Буко. — Евреев из других мест собирали и свозили на его территорию.

Хорст решил добавить глянцу:

— Он поступал гуманно, насколько мог; он не нес ответственности за происходившее с евреями, он пытался им помочь.

Буко предпочел вернуться к трем годам, проведенным им с Отто. Опасаясь поимки, они часто перебирались с одного места на другое, из одной высокогорной хижины в другую, ища местечка побезопаснее. В долины они не спускались.

— Американцам и англичанам обычно было лень лазить в горы[504].

Достигали ли их новости?

— А как же!

Шарлотта доставляла им газеты, из них они узнали о Нюрнбергском трибунале и о его исходе: виселице для Франка, Зейсс-Инкварта и Кальтенбруннера.

— Как Отто прореагировал на известие о казни?

— Хладнокровно. Он был хорошо знаком с Франком и с остальными. «Vae victis, горе побежденным». Сказал и пожал плечами. — Буко многозначительно посмотрел на нас. — Горе побежденным, награда победителям. Это известие усилило тревогу Отто.

— Мой отец был в бешенстве? — спросил Хорст.

— А вы как думаете?

Фрау Вехтер он симпатизировал.

— Не могу сказать ничего дурного о вашей матери, о ней остались хорошие воспоминания.

Они много лет не теряли друг друга из виду, обменивались рождественскими открытками. Три с лишним года она встречалась с ними в горах каждые две-три недели, приносила еду и одежду. Буко кашеварил: сыпал в молоко муку и соль.

— У нас не было яиц, — ответил он на вопрос Хорста, смог бы его отец сварить яйцо. — Его стряпню я бы есть не стал. Но потом он научился у меня. — Буко ухмыльнулся.

Молоко они получали от симпатичных молочниц. Исключительно молоко.

— Больше ничего? — спросил Хорст. — Мой отец был поклонником женской красоты.

Нет, это было бы «лишней обузой». Жена, приезжая, оставалась на день-два. Они находили, где уединиться: в горах это не проблема.

— Не могу сказать об Отто Вехтере ничего плохого, — твердо заявил Буко. — С какой стати? Мы хорошо ладили. У нас были общие интересы.

Буко был ведущим, Отто следовал за ним.

— Он мог бы мной командовать, но так мы ничего не достигли бы[505]. — Буко давал ему задания, и Отто постепенно научился подчиняться. Какое-то время он смог бы продержаться в одиночку, но недолго, несмотря на силу и хорошее здоровье. Он никогда не хворал, сказал Буко, не считая редких простуд. — Посмотрите на любое его фото, сами увидите!

Когда они расстались, Отто был «в добром здравии».

Чтобы не заскучать, они развлекали друг друга разговорами: о политике, актуальных событиях, прежних временах, войне. О религии речи не заходило, посещать церковь они не пробовали.

— Я не католик, хотя мы оба были антикоммунистами, — добавил Буко. Их связывала ненависть к коммунизму, и тем для разговоров хватало, к тому же Отто любил рассказывать о своей карьере.

Высказывал ли он сожаления?

— Не припомню. Но о тех временах он говорил часто.

Не имея музыкальных инструментов, они все же пели. Буко уточнил, что у них не было даже губной гармошки, потому что в горах имеет значение любой лишний грамм.

— Он насвистывал песенки? — поинтересовался Хорст.

— Очень редко. У вашего отца не было способностей к музыке.

Возникало ли между ними напряжение?

— Не помню ни одной ссоры. В такой ситуации не до ссор, ведь вы друг от друга зависите. — Их сближал постоянный страх попасться. — В горах веет духом свободы, — объяснил Буко.

Сам он боялся интернирования.

— Но на высоте двух тысяч метров мы чувствовали себя в безопасности, мы не боялись, что к нам туда кто-нибудь поднимется.

Постепенно Буко многое вспомнил и поведал о выживании в суровых зимних условиях.

Изредка у них бывали гости — их имен Буко не назвал. Порой их мог приютить кто-нибудь из местных жителей.

Они отдавали предпочтение таким местам, как Хагенер Хютте — горный приют XIX века. Уте принесла фотографию.

Опасность представлял сход снежных лавин.

— Однажды мы вызвали целую дюжину лавин. Мы скакали по гребню горы, пока снег не поддался, и лавина сошла по противоположному склону[506].

Особенно ему запомнился один случай, когда на Отто обрушилась лавина:

— Его засыпало до самых плеч. Он мог озираться по сторонам, но двигаться не мог. Если бы не я, так бы и погиб. Он не мог пошевелить рукой. Стоит снегу смерзнуться — пиши пропало…

Летом 1948 года они решили спуститься с гор. Неожиданно к ним поднялась мать Буко.

— Она сказала, мне пора возвращаться домой.

Оставшись один, Отто решил двинуться на юг, в Италию, в Ватикан.

— Таков был изначальный план, потому что там пролегала миграционная тропа рейха, — сказал Буко. Выражение «миграционная тропа рейха» было для меня новым. Чаще этот путь называли «крысиной тропой»: по ней нацисты попадали из Европы в Южную Америку, где правили благосклонные к рейху лидеры, например, Хуан Перон в Аргентине. Было ли у Отто намерение сбежать в Южную Америку?