Перед изгнанием. 1887-1919

* * *

На следующее утро я явился к Дмитрию. Он был очень удивлен моим появлением, поскольку считал меня уехавшим накануне в Крым.

Я рассказал ему все, что произошло с тех пор, как мы расстались, и попросил его о гостеприимстве, чтобы быть вместе с ним в трудные минуты, которые нам, несомненно, предстоят.

Он, в свою очередь, сообщил, что накануне вынужден был покинуть Михайловский театр до конца спектакля, поскольку его предупредили, что публика готовит ему овацию. Вернувшись домой и узнав, что императрица считает его одним из главных участников убийства Распутина, он тут же позвонил в Царское Село, чтобы попросить аудиенции. Ему категорически отказали.

Мы еще побеседовали, потом я ушел в отведенную мне комнату и пробежал газеты. Они очень кратко сообщали, что «старец» Григорий Распутин убит в ночь с 29 на 30 декабря.

Утро прошло спокойно. К часу дня, когда мы завтракали, генерал Максимович[168], адъютант императора, позвал великого князя к телефону.

Он вернулся очень взволнованным.

– Я арестован по приказу императрицы, – сказал он, – она не имеет права на подобные действия. Один император может меня арестовать.

Пока мы это обсуждали, доложили о генерале Максимовиче.

Войдя, он сказал великому князю:

– Ее Величество императрица просит Его Высочество не покидать свой дворец.

– Что это? Арест?

– Нет, вы не арестованы, но Ее Величество настаивает, чтобы вы не покидали дворца.

Великий князь ответил, повысив голос:

– Я заявляю, что этот приказ равносилен аресту. Скажите Ее Величеству императрице, что я подчиняюсь ее воле.

Все члены императорской семьи, находившиеся в столице, явились к Дмитрию с визитами. Великий князь Николай Михайлович даже приходил по нескольку раз на дню или звонил, чтобы рассказать нам самые невероятные новости, причем пользовался таинственными фразами, которые могли быть истолкованы как угодно. Он продолжал делать вид, что осведомлен, надеясь таким образом проникнуть в наши секреты.

Между тем, активно участвуя в поисках тела Распутина, он уведомил нас, что императрица, уверенная в нашем участии в убийстве «старца», требовала, чтобы мы были немедленно расстреляны. «Это предложение, – прибавлял он, – возбудило общий протест. Сам Протопопов советовал дождаться приезда царя, уведомленного о событиях по телефону. Его прибытия ждут со дня на день».

Я узнал в то же время от мадемуазель Г., что человек двадцать самых ярых и преданных поклонников и поклонниц Распутина, собравшись у нее, решили отомстить за него.

Она сама была свидетелем этой сцены и живо уговаривала нас принять меры предосторожности на случай возможного покушения.

Бесконечное хождение любопытных держало нас в постоянном напряжении. Мы все время должны были быть настороже, чтобы не вырвалось неосторожное слово, следить за выражением лица, чтобы не подтвердить подозрения тех, кто засыпал нас вопросами, даже – что часто встречалось – если ими двигали лучшие побуждения.

Итак, мы с большим облегчением остались вечером одни.

Шум, поднятый нашим поступком, возбудил особенное брожение среди рабочих, которые решили сформировать отряд для нашей защиты.

Утром 1 января царь вернулся в Царское Село. Лица из свиты рассказывали, что он выслушал известие о смерти Распутина, не сделав никаких комментариев, но что его хорошее настроение потрясло все его окружение. Никогда с начала войны государь не выглядел таким веселым. Несомненно, он считал, что исчезновение «старца» разорвало тяжелые цепи, от которых он сам не имел силы освободиться, Но вернувшись в Царское Село, тут же попал под влияние окружающих и его расположение опять изменилось.

Несмотря на то, что лишь члены императорской семьи имели право входа во дворец великого князя, мы потихоньку принимали и других. Таким образом, многие офицеры явились уверить нас, что их полки готовы нас защищать. Они доходили до того, что предлагали Дмитрию поддержать возможное политическое выступление. Некоторые из великих князей считали, что следует попытаться спасти царизм, сменив царствование. С несколькими гвардейскими полками хотели идти ночью в Царское Село. Император будет вынужден отречься, императрица заключена в монастырь, а царевич объявлен императором при регентстве великого князя Николая Николаевича. Надеялись, что участие великого князя Дмитрия в убийстве Распутина прямо предназначало его возглавить это движение, и его упрашивали довести до конца дело национального спасения. Лояльность великого князя царю и царице не позволяла ему согласиться на подобные предложения.

В вечер приезда императора великий князь Николай Михайлович явился с сообщением, что тело Распутина найдено под Петровским мостом; в проруби. Позже мы узнали, что его перевезли в приют чесменских ветеранов, в нескольких километрах от города, по дороге в Царское Село. Когда было завершено вскрытие трупа, сестра Акулина, молодая монахиня, которую Распутин некогда «увещевал», прибыла по приказу царицы и одна с санитаром приступила к скорбному туалету. Под конец она положила на грудь «старца» распятие, а в руки письмо императрицы:

«Мой дорогой мученик, дай мне твое благословение, чтобы оно постоянно было со мной на скорбном пути, который остается мне пройти здесь на земле. И помяни нас на небесах в твоих святых молитвах.

Александра».

Вечером 1 января, несколько часов спустя после обнаружения тела Распутина. генерал Максимович явился уведомить великого князя Дмитрия – на этот раз именем императора – что он содержится под арестом в своем дворце.

Мы провели беспокойную ночь. В три часа утра нас предупредили, что несколько подозрительных типов, утверждающих, что они посланы нас защищать, проникли во дворец по черному ходу. Поскольку они не могли предъявить никаких документов, подтверждающих их намерения, их прогнали, и верные слуги усилили охрану всех входов во дворец.

На следующий день, как и в предшествовавшие, почти все члены императорского дома снова собрались вместе.

Арест Дмитрия занимал наши умы и был темой всех разговоров. Подобная мера, предпринятая к члену императорской семьи, была событием, важность которого превосходила все остальное. Никому не приходило в голову, что гораздо более серьезные интересы, чем наши, были затронуты. Что от решений, которые примет царь в ближайшие дни, зависит судьба страны и династии, не говоря об исходе войны, которая не могла кончиться победой без объединения народа с государем. Смерть Распутина делала возможной новый политический курс, который должен был, теперь или никогда, освободить Россию от паутины преступных интриг, опутавших ее.

З января вечером агент тайной полиции явился во дворец на Невский проспект с объявлением, что он получил от Протопопова предписание охранять со своими людьми жизнь великого князя Дмитрия. Последний ответил, что не имеет никакой нужды в протекции министра внутренних дел и запрещает полицейским вход к себе. Тем не менее, они шпионили за нами с улицы. Но вскоре явились другие стражи, на этот раз военные, присланные генералом Кабаловым, губернатором города, по настоянию председателя Совета министров Трепова[169], которому стало известно, что приверженцы Распутина составили против нас заговор. Таким образом, наши надсмотрщики сами оказались под надзором.

Англо-русский лазарет располагался на втором этаже дворца и был соединен внутренней лестницей с апартаментами великого князя на первом этаже. Этим путем банда сторонников Распутина, проникшая во дворец под предлогом посещения раненых, пыталась пройти к великому князю. Но они наткнулись на часового, которого по совету старшей сестры Сибиллы Грей, поставили у входа на лестницу.

Итак, мы были как в осажденной крепости и могли следить за развитием событий только по газетным статьям и рассказам тех, кто приходил нас навещать.

Каждый, естественно, излагал собственные взгляды и суждения. Но у всех мы заметили одну и ту же боязнь любой инициативы и отсутствие каких-либо планов на будущее. Те, кто мог бы действовать, держались в стороне, предоставив Россию ее участи. Лучшие были самыми робкими, неспособными даже объединиться для совместных действий.

Николай II к концу царствования был подавлен политическими тревогами и неудачами. Убежденный фаталист, он был глубоко уверен, что сопротивляться судьбе бесполезно. Тем не менее, если бы он увидел, что большинство членов императорского дома и все достойные люди из тех, что занимали высшие государственные посты, объединились для спасения России и трона, несомненно, он доверился бы им и нашел бы силы, необходимые для восстановления положения, так серьезно пошатнувшегося.

Но где участники подобного союза? За время долгих лет интриг Распутина высшие государственные сферы были отравлены, заражены скептицизмом и недоверием. И это даже среди самых преданных и надежных сердец. Таким образом, иные уклонялись от принятия решений, тогда как другие не верили в их действенность.

Оставаясь одни после ухода гостей, мы перебирали все, что услышали за день, и приходили к мало обнадеживающим выводам. Одна за другой рушились все надежды, для исполнения которых мы пережили ужасные часы ночи с 29 на 30 декабря. Мы теперь поняли, насколько трудно изменить ход событий, даже во имя самых благородных целей и с готовностью на все жертвы.

Все же нам не хотелось совсем терять надежды на лучшее. Страна была с нами и не сомневалась в будущем возрождении. Всю Россию охватил патриотический подъем, особенно в обеих столицах. Газеты публиковали восторженные статьи, усматривавшие в смерти Распутина сокрушение силы зла и возрождение лучших надежд. Они отражали в тот момент мысли и переживания всей страны. Но свобода выражать общественное мнение была предоставлена прессе ненадолго. На третий день после исчезновения «старца» появился приказ, запрещавший газетам даже упоминать имя Распутина. Народ, тем не менее, не скрывал своих чувств. Оживление царило на улицах Петербурга. Незнакомые люди поздравляли друг друга с исчезновением злого гения. Преклоняли колена для молитвы перед дворцом великого князя и нашим домом на Мойке. В церквях пели благодарственные молитвы и ставили свечи в Казанском соборе. В театрах публика требовала национальный гимн. В офицерских собраниях пили за наше здоровье; рабочие заводов кричали нам «ура». Вороха писем со всей России несли нам благодарности и благословения. Правда, приверженцы Распутина тоже нас не забывали и осыпали бранью, угрожая убить.

Сестра Дмитрия, великая княгиня Мария Павловна, приехав из Пскова, где находился штаб армии Северного фронта, рассказывала об энтузиазме, вызванном в войсках известием о смерти Распутина. Все были уверены, что император, наконец-то освобожденный от пагубного влияния «старца», сможет найти в своём окружении преданных и честных слуг.

Через несколько дней меня вызвали к председателю Совета министров Трепову. Я многого ждал от этой встречи, но мне пришлось расстаться с иллюзиями. Трепов вызвал меня по приказу царя, желавшего во что бы то ни стало знать, кто убил Распутина.