Самозванка. Кромешник

Глава 5. Белый Генрич

К исходу вечери, так или иначе, случившемуся-таки до первых петухов, вопреки всем сумрачным предзнаменованиям и страшным посулам, вроде пространных здравиц и негаданных перемен блюд, скипидарный Эстэрварт сподобился отпотчевать примороженного гостя клятым мёдом, на поверку оказавшимся едва ли нежнее какой забористой сивухи.

Вступив в коалицию с выпитым «ставменским», ядрёная бражка раскалила нутро и объединёнными силами, не чинясь, так саданула по мозгам, что ростки ветвистого хмеля едва из ушей не поперли. Привычный Адалин поползновения те игнорировал. И отстранённо отметил приступ внеплановой благодати.

Генрич, заключив трапезу многословным благословением, скорее напоминавшим гвардейский наказ, отбыл восвояси. Родня, выдохнув, рассосалась следом.

Упырь, неожиданно ухваченный под локоток, обнаружил себя следующим подле хозяина по неузнаваемому в полумраке коридору среди гравированных жестянок доспехов, вооруженных заточенными орясинами. Позади размеренно топотали бдительные слуги, хоронясь в тенях крысиной стайкой. Белый Милэдон, топорща безупречные, за всё застолье ничего крепче воды так и не отведавшие усы, прочистил горло, предуготовляя к беседе замечтавшегося гостя. И упырь усилием воли отогнал пробрезжившую мысль о грядущем отдыхе. Отпускать сыновнего дружка на покой без прояснения, а то и внушения, заботливый папаша не собирался.

Чувства седого упыря Фладэрик понимал и уважал, но и поспать без угрозы внеочередного потрошения, удушения или обгрызания, не отказался бы. В Розе-то счастливой оказии не предвидится.

— Прости мне мою навязчивость, Адалин, — чинно изрёк Генрич, не поворачивая головы. Совсем не стариковская выправка внушала уважение. — Сейран наследует мне по праву рождения. И судьба его может определить судьбу Милэдона.

Выводы Фладэрик сделал закономерные и очевидные: отказываться от наследника ради сохранения дома Хозяин — добрая душа и старая закалка — не собирался. А о чём фантазировал, видимо, скрывать тоже не хотел.

Впечатлённый зачином, Упырь понятливо кивнул.

Но почтенный седоусый подданный счёл нужным выдержать приличную паузу. Коридор успел благополучно окончиться тупичком, избавленным от вездесущих доспехов и потому приятным глазу. Семенивший следом челядинец проворно отомкнул дверь, пропуская господ в одну из гостевых спален. Протопленную, нарядно убранную и зачем-то обильно заставленную цветами из крытого хозяйского сада.

Веникообразные охапки оглушительно благоухали, вышибая слезу.

Фладэрик с тоской помянул росные луговины озёрного края, раздольные пущи и свербящую каменную свежесть предгорий. Даже сдобный, луком и капустой приправленный аромат иных деревенских корчмёнок — тех, что почище — представлялся сейчас милее. Благовония, призванные разгонять затхлость, неизбежную спутницу местной архитектуры, напоминали сразу о западных, чуждых проискам ушлых инженеров, а потому неизменно отдающих нужниками хороминах, протравленных испарениями Ллакхарских лабораториях и, разумеется, нежной Айрин, щедро орошавшей пахучим безобразием всё, что подворачивалось под руку.

Генрич, чопорно испросив разрешения, прошёл внутрь следом за гостем. Придирчиво оглядел углы, отослал приволокших тазы с водой слуг и, наконец, распахнул окошко. Адалин мысленно возблагодарил догадливость соплеменника и остановился у каминной полки, притворно любуясь очередной оружейной композицией. На деле Фладэрик избегал чересчур ароматных букетов и подозрительных подносов с засахаренными ягодами и вином, что приволокли вместе с умыванием вышколенные челядинцы.

Раритетные сабли, судя по виду, помнили ещё Тернеград. А топоры могли застать и Свирепого41.

Фладэрик мрачно фыркнул: благодарные потомки суеверно законопатили неласковое прошлое, припорошив заковыристой выдумкой особо несговорчивые участки. Хорошо хоть, загребущие лапчонки бдительной коронной Канцелярии не дотянулись до проповеднических хранилищ и литературных сокровищниц Армандирна.

— Стэван пересказал мне ваш разговор, — объявил позабытый Милэдон, упрямо пялясь в ночь через окно.

Далёкие горы откликались протяжными стонами плутавших в каменюках сквозняков. Сосновый бор кряхтел поближе, подметая мохнатыми шапками смурные тучи. Пейзаж всеми силами способствовал меланхолии, закаляя характер подчёркнутой нелюбезностью. Упырь повернулся, скрестил руки на груди и привычно сощурился в ожидании.

— Я начинаю понимать, — престарелый подданный неодобрительно покачал головой.

Помолчали. Торопить Хозяина, тем паче помогать оному, самолично в петлю прыгая, Адалин не собирался. Балаган в трапезной и разыграть можно. Семья семьей, но каты с Башнями — перспектива не самая лучезарная.

За распахнутым окошком, в сонном шелесте кустов и древесном скрипе покаянно тявкнул одинокий кобелёк, отбившийся от трапезного полчища и оттого пронзительно кручинный.

— Кто бы мог подумать? — так ничего и не дождавшись, окромя собачьих трелей, Генрич отлип от окна. И даже соблаговолил обернуться, смерив гостя долгим взглядом потомственного командира. — Выходит, слухи врут?

Фладэрик пожал плечами. Откровенность его давно не смущала. Тем паче упрёком тут отчего-то и не пахло. Белый Милэдон решил отложить моральную оценку до лучших времен.

— Слухи? — симулировал твердолобость поднаторевший в светском лукавстве Адалин.

— Твоя роль при дворе, — предложил навскидку подданный, дрогнув роскошными усами. — Или причина размолвки с отцом. Я, как ты понимаешь, не частый гость в Розе. Мог и не разобраться. Однако мне казалось, наследник Тайдэрика пользовался… благосклонностью Её Величества. Неожиданно долго. Теперь по всему выходит, молва очернила того мессира?

— Не слишком, — ухмыльнулся означенный наследник, позволив себе чуть больше искренности. Но Адалин сегодня не собирался откровенничать сверх необходимого.

Кустистые брови Хозяина насупились. Дублёная, ветрами просоленная физиономия древнего кровососа сложилась в мину непонимающую и одновременно проницательную. Старший Милэдон не спешил с излишним красноречием. Выдерживал паузы с должным терпением, а главное, своевременностью. И состязаться в выдержке эти двое могли бы до утра.

Упырь, вздохнув, помахал метафорической ручкой метафорическим же перинам, невольно покосившись на притаившуюся за резной деревянной ширмой кровать. Генрич, в полумраке скорее бусый, чем белый, окинул гостя долгим, оценивающим прищуром, вдругорядь дрогнул усами, задумчиво пожевал, надеясь распробовать впечатление. И неожиданно сварливо осчастливил:

— Ладно, Адалин. Надеюсь, хоть сообразительность твоя — не плод фантазии злопыхателей.

Упырь подавил невольный смешок. Знавал он, как ту «сообразительность» на деле за глаза честили.

— Прости старику излишнюю прямолинейность и не сочти за оскорбление. Час поздний. Я устал, — говорил командир отрывисто и чётко. Фладэрик понятливо кивал. — А завтра ехать на дальнюю лядину. Так что не обессудь. Скажу, как есть, без ваших придворных околичностей: тебя мнят прелагатаем и королевиным полюбовником. И то истинно, как видно. О том же Сейран зубоскалил, про то же на женской половине судачат, почитай, с твоего утреннего появления…

Адалин усмехнулся. На этот счёт иллюзий он никогда и не питал. Женская половина неизменно обсуждала именно этот аспект его биографии. Впрочем, как и мужская.

— Однако сыну ты сказал, что жаждешь шибеницы Канцлеру. А то и, Жрица упаси, Её Величеству, — Милэдон задумчиво поскрёб синеватую щеку. Фладэрик смотрел на статного ратника с долей интереса, слегка отдающего вивисекцией. Продолжение не замедлило обрадовать: — По чести, я с тобой солидарен. Видать, поистрепалась за годы моя преданность, хоть клятвы гоминиума42 я, пожалуй, не нарушу. — Усы топорщились, брови хмурились. Выглядел старый Генрич победоносно. — Владычица Розы, великолепная миледи Айрин, безусловно, князепосланная госпожа и повелительница. Хотя решения Её и Совета, порой, удивляют. А методы настораживают…

Упырь солидарно искривил горькие от «мёда» губы.

— Как бы то ни было, от долга Высшего я уклониться не смею. И «слово» с нарочными отправляю регулярно. Как и подати в казну. Потому хочу понять происходящее. — Помолчав, Белый Генрич фыркнул в усы и сделал ладонью неопределённо приглашающий жест: — Я высказался, Адалин. Теперь твой черед.

— Хорошо, — пожал плечами Фладэрик с калёной, за годы выдрессированной невозмутимостью, способной доконать не одного дознавателя.

Просочившийся в неприметный лаз горностай, успевший обшнырять поместье вплоть до благословенных кухонь, сочувственно тявкнул, чутким столбиком обмерев подле камина. Хозяин, не иначе, от скуки, затеялся толковать по душам с провонявшим псинами владетелем столь глянувшихся зверьку закромов. И тот хотел послушать.

— Как я и сказал Стэвану, хоть непосредственно к злоключениям Сейрана я непричастен, вину свою сознаю и принимаю, — степенно начал Адалин. — А потому, как умею, помогу наследнику Милэдона. — Генрич нахмурился. — Мы обо всём договорились. Сейран покинет долину Олвадарани в ближайшую седмицу. Законных претензий у Канцелярии к почтенному семейству по отречении быть не может. Однако тебе, Генрич, до поры придётся от крови, себя дискредитировавшей, откреститься. Сумеешь при необходимости?

Физиономия старого вампира посквернела. Подданный сморщился, ровно палец калиткой прищемил, но всё же кивнул. Нехотя, через силу.

— До поры? — уточнил папаша, скрежеща клыками. Упырь прикрыл глаза, усмехаясь. Седой Хозяин умело выцеживал из речи существенное, а там, скрепя сердце, определял главное. — Ужель, прав Эстэрварт?

— Про молодость? — хмыкнул Адалин.

— Про… несогласие.

— А ты со всем согласен? — с деланным удивлением развёл руками Фладэрик. И перечислил навскидку: — Со спытками, к Благородному без зазрения применёнными, с приглядом бдительным, с доменами, по оговору отчуждаемыми. С монаршим произволом и благоглупостью. С растратами на двор и полным небрежением войсками. С тем, что наследников властительных семей то катам, то колдунам тишком скармливают. А «князепосланная госпожа», головушкой прихворав, отчизну радостно изнутри холерными нововведениями разрушает…

И всё же, мёд давал о себе знать. Фладэрик сердито скривил физиономию, растирая лоб, но продолжал:

— Пёс с ней, с «князепосланной». Тэрглофф — больная тварь, взалкавшая богатств, а пуще того, чужих мучений, что лично по Звонкой Лестнице вприпрыжку к узникам бегает да пытками упивается. Не удивлюсь, если удовлетворение от того получая. Как и Госпожа. — Лицо престарелого кровососа заметно вытянулось. А Упырь, не удержавшись, сплюнул. Развивать тему дальше не стоило.

Милэдон, и без того впечатлённый, выругался сквозь плотно стиснутые челюсти:

— Про то болтали прежде, но быстро сплетню задушили.

— Так я и душил, — припомнив, с ненавистью рассмеялся захмелевший Фладэрик.

Прелагатаю нежданно, при памятной скаредности судьбы на всякую милость, свезло нарваться в лице престарелого соплеменника на слушателя не только внимательного, но и, что немаловажно, солидарного. А заодно, уж совсем сказочный подарок, благородного.