Самозванка. Кромешник

Глава 7. Палаты

Свербяще-тонкий дух лечебных травяных притирок тлел в воздухе хвостом метеора.

Радэрик растеряно оглянулся на очаг, на безучастные сундуки, резные деревянные панели и фантазийные композиции из бесценных сабель по стенам. Брат не трудился украшать своё жилище, но, хвала Князьям, не запрещал другим. А потому покои выглядели великолепно, как и пристало палатам Высшего. Не чета убранству замка Адалин, но всё же.

Фладэрика почтила аудиенцией сама государыня. А значит, обижаться за сорванный обед глупо и по-детски, но доводы рассудка пока не помогали. Рад грустно повертел в ладони опустевший кубок.

Прекраснейшая из королев, дивноокая Айрин с сияющими волосами цвета солнца, далёкая, овеянная сказочной молвой, как сама Жрица, в стихах и сонетах студентов поминалась столь же часто. Радэрик и сам тайком такое сочинял. А ещё выменял на одно из отцовских колец небольшой, всего-то с пядь размером, портрет Её Величества, писанный на деревянной доске безвестным, но явно одарённым миниатюристом. Портрет тот младший Адалин хранил как драгоценную реликвию.

В покоях брата, к слову, он таких никогда не замечал.

Спальня Фладэрика, мрачная, как древний каземат, и чисто прибранная, как отшельничья обитель, нагоняла дикую тоску.

Старший Адалин в Розе вёл суровый образ жизни. Радэрик окрестил его «походным», хотя сам не побывал пока ни в одном. Но тюфяк под покрывалом на узкой койке из едва оструганных досок выглядел крайне неуютно.

Как и окованные железом сундуки, где брат хранил привезённые из странствий артефакты и кодексы, которые не разрешал читать.

В долине о Фладэрике ходили толки. Наследник знатного семейства слыл первым мечником, хотя с некоторых пор игнорировал турниры, и удачливым вельможей, пользовавшимся особой благосклонностью правительницы, несмотря на постоянные разъезды. При Радэрике осмотрительные придворные и родовитые отпрыски подобных формулировок избегали. А тот, по доброте душевной, не подозревал, сколько корысти кроется в восторженных словах.

Но кто рискнёт сболтнуть при мало не влюблённом в старшего брата отроке чего… предосудительного?

***

По сумрачной, окутанной тенями побочной галерее, соединявшей башни верхнего замка, сновали призраки и мыши. Большей частью, обыкновенные, но и летучими судьба тот лаз не обделила. В сухой соломе пыль хрустела под ногами, а витражное стекло чуть слышно трепетало в железе узких рам на стылом сквозняке.

Беседы с братом неизменно застревали занозой в том, что менестрель назвал бы бренным остовом почившего когда-то благородства. Невинный отрок глядел на Упыря с беспричинным восхищением. Взгляд ясных глаз цвета ольховой коры под летним солнцем колол побегом тёрна. Фладэрик припомнил, в чём заверял наднесь Сейрана, и отогнал воспрянувшие сомнения. Некоторые вещи надо просто делать, невзирая ни на какую боль.

Палаты Равнсварт, просторные, как иное селище, с кучей закутков и комнат, занимали верхнюю честь Королевской башни. И превосходили даже покои короля.

Фладэрик удержал вильнувшие на зыбкий склон мысли. Не следовало поминать всуе порфироносную персону Его Величества вампирского монарха, почившего глубоким — вот уже который век беспробудным — сном в напоминавших катакомбы недрах замка, что грибницей проросли в скалу.

Встречаемых по пути вельмож Упырь намеренно не замечал. Придворные — со слугами и без, с охраной или при своих мечах — скользили духами в гирляндах самоцветов, в скрипторий и Пределы, с наказом из палат или донесениями в Совет. Мелкопоместные, услужливые проходимцы, спесивый «цвет» и Благородные, снулостью лиц под стать ленивым карасям. Раскланивался с ними Фладэрик так же лениво.

Королева Айрин, дивноокая владычица Олвадарани, ждать не любила.

Она многого не любила. И нелюбимое предпочитала изничтожать, дабы оное не оскорбляло лазоревые очи.

Фладэрик поправил перевязь, одёрнул полы неудобного кафтана.

Равнсварт — девица, как же, — оставалась невозмутима и холодна, как мраморная статуя пресветлой Жрицы. Но в синих колдовских глазах плясали отблески чудовищных зарниц. Упырь терпеть не мог ловить их, когда дивноокая поджимала припудренные губы, едва приметно морщила лицо и теребила чётки. После этого всегда летели головы, полыхали замки и пресекался очередной высокий род. Монаршии любимцы сменялись с удручающим проворством. Вчерашний фаворит сегодня мог обнаружить себя при смерти с кровавой пеной на губах у рвов или за акведуком, в одном из плесневеющих каналов окольного города или слобод. Молва во всём винила «проклятье короля», почившего в куске обсидиана сразу по окончании полуторавековой войны с колдунами, а Фладэрик — один из хитрых ядов, что синтезировали для Айрин в Чертоге чародейской башни. И удивлялся старший Адалин лишь собственному благополучию.

Сплетни змеями клубились у подножия Чёрного Трона. И жалили б без промаха, кабы не проворство Упыря, неизменно успевавшего предугадать и скорректировать их броски.

Палаты стерегли бдительно, но безучастно.

А дивноокая отпустила вельмож и даже слуг. Фладэрик мысленно присвистнул.

В комнате, где ждала его Айрин, горела лишь одна свеча. Мрак оная не разгоняла, но создавала атмосферу уютного, чуть рыжеватого застенка под сводчатым, гнетущим потолком.

Вечерело; окна затянул прозрачный сумрак. Светляки оранжевых огней плясали на кожаных переплётах кодексов и полировке полок. Грузные рёбра свода тонули в пляшущих тенях. Над полом, в ореоле приглушённого мерцания, возлежал без видимой опоры раскрытый фолиант древней магии.

Девица Равнсварт, нежное исчадие полночных бредней усмирявших плоть Проповедников, замерла перед тяжёлым столом, лаская кончиками пальцев столешницу из драгоценной древесины. Чёрный шёлк расшитого платья стекал изысканными складками вдоль стана и на подоле расцветал узором виноградных лоз. За монаршей спиной возвышалась резная спинка напоминавшего трон кресла, сработанного из той же заморской древесины, что и стол, и сейчас развёрнутого к нерастопленному камину. Очередному нерастопленному камину. Остро пах сандал и курившиеся в чашах смолы. Выстуженные покои в целом удивляли аскетизмом. И всё же дурно освещённая каморка показалась Фладэрику приветливее госпожи.

Айрин скромно потупила долу синие озёра и обмирала трепетным оленёнком. А на посетителя отреагировала и вовсе странно. Вскинула ладонь к губам, порывисто обернулась, сверкая бледностью бескровных скул и, кажется, вздохнула.

В строгом платье, змеиной чешуёй обтекавшем безукоризненное тело — рукава приоткрывали лишь самые кончики пальцев — Равнсварт смотрелась даже занимательнее, чем в прежних, нарочито пышных туалетах. От венца королева освободилась, как и от бус, и теперь медовая копна золотистым ореолом оттеняла точёный силуэт. По-девичьи невинное личико перламутрово мерцало, как поверхность топи под луной.

Чёрные и длинные, точно опахала, ресницы бросали густую тень на и без того тёмные омуты глаз.

Фладэрик замер, пристальнее всмотрелся в это воплощение сказочного образа: чарующе прекрасная, дивная владычица. Предмет обожания и липких ночных грёз хворых трубадуров.

Губы воплощённой сказки обозначили робкую, ласковую улыбку.

— Моя Королева, — Упырь поборол внезапно схвативший горло спазм и поклонился.

— Ты пришёл, Адалин. Благодарю, — напевность голоса ласкала слух.

Завораживающе блестели томные глаза, одуряюще пахли благовония. Фладэрик оценил как наружность повелительницы, давно отточенную, так и поставленные вибрации, и скрипнул челюстями. Балаган удался с блеском — прекрасная страдалица в лапах неумолимых обстоятельств располагала к незамедлительному спасению оной.

По мановению изящной ручки, мелькнувшей в украшенной фестоном манжете узкого рукава, резная громадина кресла плавно развернулась, едва касаясь витыми ножками ониксовых и малахитовых плит, составлявших орнамент пола. «Девица Равнсварт» элегантно сдвинула брови и устало опустилась на самый край, умело скомпоновав складки подола узором из теней, подчёркивавших хрупкость скрытого под ними тела. Фладэрик, постояв в молчании какое-то время, но, не дождавшись продолжения, молча подошёл к очагу, сложив руки за спиной. Королева проводила подданного долгим якобы потаённым взглядом из-под ресниц.

Упырь замер в пол-оборота и с выражением учтивого внимания склонил голову к плечу.

— Ты, вероятно, не так понял всё это, — начала Айрин.

Фладэрик невольно усмехнулся:

— Что именно?

Дивное создание примостилось на краю исполинского кресла. Рыжее пламя свечи, колеблемое сквозняками, сплетало кружева теней, превращавшие монаршее лицо в отполированную маску. Её Величество бесподобно организовала мизансцену. И Фладэрик невольно проникся настроением, а там и разозлился на самого себя.

— Разговор… в кустах? — проронил он намеренно небрежно.

— Адалин! — королева вспыхнула. Омуты прекрасных глаз мерцали в полумраке.

— Ваше Величество? — привычной иронии тут оказалось куда больше, чем предполагаемого участия, и Фладэрик откорректировал интонацию: — Прошу прощения, моя госпожа. Что именно я… превратно понял? Если моя Королева не желает меня видеть, я могу уйти.

Равнсварт молчала, продолжая странно, до жути убедительно глядеть на подданного. Упырь почти почувствовал кол под ключицей.

— Зачем всё это, Адалин? — красиво отмахнула фестончатым рукавом королева.

Проникновенный шёпот драгоценной ткани довершил картинку, а Фладэрик невольно вздёрнул бровь:

— Я по-прежнему не понимаю, моя госпожа, — признал он тихо.

— Зачем ты делаешь всё это, Князья Великие?! — с горькой обречённостью пролепетала Айрин.

— Выполняю приказы, Ваше Величество? — предположил Фладэрик навскидку.

Равнсварт порывисто прикрыла личико ладонью и глубоко вздохнула.

— Хорошо, мессир Адалин. Тогда… скажи мне, зачем ты ездил на восток, к границам Стародревья? Моим подданным запрещено там появляться.

Упырь не ответил, только непроницаемо ухмыльнулся, а взгляд нарочно устремил в пол, считая цветные плиты. Ониксы-малахиты, малахиты-ониксы. Узоры-сполохи, резные линии.

— В Коммуне… сколько ты провёл? — продолжала мученически королева. — Кхаркхелл, Аксцебужц… Мессир Гуинхаррэн отчего-то сдержан на этот счёт. Зато мессир Тэрглофф весьма красноречив!

В напольных орнаментах Упырь так ничего и не высмотрел, а потому пожал плечами, мимолётно отмечая чистоту. В палатах Озара да при дворах западных князей едва не ископаемые звероящеры пластами залегали. А тут лишь железная трава под лавкой вдоль стены, и та — для аромата.

Айрин отвернулась, отняла ладони ото лба и покачала головой. Адалин тоже отмер, прошёлся пару раз по комнате, меряя узор широкими шагами, остановился аккурат посередине, точно для доклада, и глубокомысленно изрёк:

— Восток, моя королева, восток. Мне жаль, что моя госпожа не довольна моей службой.