Самозванка. Кромешник

Глава 3. Мессир Валдэн

Рывком проснувшись, Адалин сморщился от боли, всё колотившейся о рёбра свихнувшимся воробьём. И сообразил оглядеться, лишь отдышавшись. Проспал Упырь совсем недолго. Радэрик по-прежнему уютно посапывал над ухом. Позёмыш уже тишком вернулся с подвального разбоя, сытый и довольный, но под боком едва угнездился.

Фладэрик припрятал за пазуху разъевшегося и оттого ленивого горностая, выругался под нос и нехотя поднялся на ноги. Мерзкое видение ещё тлело где-то у границ рассудка. А место на груди, куда ткнулся сапожок, ныло и болело, будто и не намороченное вовсе.

Вот уж летавицы сонные его ещё не пинали.

Упырь усмехнулся и тихо ушёл, оставив братишку досматривать куда более воодушевляющие грёзы. Взлохмаченная девка в голубом среди полыхавшего, наводнённого навьем Голоземья — привидится ж такое. Ещё и с трезвых глаз.

***

В углу, похвально неприметная, бедным, заголодавшим родственником, шуршала в пыльной прелой и даже на вид липкой соломе одинокая мышь. Догрызала замызганные циновки, так и не сменившиеся весенним камышом.

Прежде подобного не случалось.

При суровом Милэдоне, что порядок с дисциплиной наперёд всего пестовал и за Постом надзирал с рачительностью записного феодала, ключник бы костьми лёг — возможно, буквально, — а беспорядка не допустил.

Сейран вроде как отвечал лишь за свою обожаемую, вылизанную и выдрессированную на зависть всем придворным псарям и конюхам Прихоть, но на деле речистый Командир почитался главным на всём протяжении от Клыка до самого Стилета.

Валдэн не возражал.

Калёное порождение солдатской муштры с житейской домовитостью при необходимости и навалять могло, и высмеять. А то и невзначай, по-отечески отпотчевать затрещиной. Гарнизон суровое начальство не то чтобы любил, но уважал и боялся. На вкус скептичного Астаза, что в чувства и сохранность оных не шибко верил, так даже лучше.

Былые, как водится, славные, потому как подзабытые деньки за чаркой мрачно поминая, Смотрящий Стилета пощипывал краюху очерствелой ковриги, обминал и украдкой в угол пошвыривал.

Примеченная мышь сперва под обстрелом ошалела, но проворно сориентировалась. И теперь изничтожала ниспосланное лакомство. Астаз, угрюмо ухмыляясь, давился той кислятиной, что по некоему чудовищному стечению обстоятельств у косоглазого Йермоша, властвовавшего в погребах, почиталось «смородиновым вином» и выдавалось в виде знака чрезвычайного расположения, тайком и скаредно, точно почётная реликвия.

Почёта того Астаз до сих пор не распробовал. Но попыток мужественно не оставлял.

Кордегардия перед глазами плыла и туманилась. Щедро политая, пятнистая доска, положенная на козлы, кренилась, а оружейные стойки с грубыми нарами уже вовсю затевались плясать бранль. Валдэн тяжко навалился на грубую столешницу и обозрел сводчатый каменный мешок с вмурованными в глухие стены факельными кольцами и скобами неведомого назначения. Астаз подавил отрыжку — закономерную реакцию организма на сомнительные архитектурные изыски.

Стилет, скальная крепость, выстуженный каменный муравейник, изначально враждебный таким понятиям, как свежий воздух и естественное освещение, по зрелом размышлении, изумительно подходил для отчаяния, пьянства, чахотки и, возможно, самоистязаний в качестве развлечения. А ещё тут можно было разводить мышей. Или крыс. Хотя последние благоразумно сбегали — скопидомный Йермош, не будь дурак, потравой умащал каждую пядь подведомственных угодий, а порой, увлёкшись, и в солонину, стервец, подкладывал для аромата.

Мышь в углу затихла. Приглядевшись, Астаз понял, что сбегать горазды все хвостатые.

— Я назвал бы тебя… как-нибудь, — буркнул в пустоту Валдэн и напряг крепкие плечи. — А ты… курва!

Залпом проглотил отчаянно-кислую дрянь, залихватски отмахнул чаркой об стену и попробовал сочинить дальнейшие занятия на день.

Насладиться одиночеством вдосталь не получилось: дощатая, широкими полосами проклёпанного металла оправленная и заметно по полу уже скрежещущая створка натужно растворилась, пустила рдяные розблески плясать по оружейной свалке и настенным железякам. В образовавшуюся щель робко протиснулся один из гарнизонных.

— Астаз… тут… того… из Розы нарочные… и Ланброк!

— Кто? — Валдэн помотал всклокоченной башкой, грозно зыркнул на осовевшего с перепугу подчинённого.

Гарнизонный — какой-то свежий хлыщ из последней партии, — боязливо косился на сторону, пантомимой пытаясь описать нечто несусветное. Смотрящий брезгливо сплюнул и поднялся на ноги, упершись обеими руками в предательски шаткий стол. Догадываться пришлось самостоятельно и проворно, поскольку хлыщ, пока безымянный, но всерьёз намеренный утвердиться на позиции Лупоглазого Пугала, усердно пятнал и без того прискорбно пёструю честь свежих лычек.

Блеснув фамильной сообразительностью, Валдэн недобро выскалился:

— Ах, Ланброк! Командование пожаловало… Ну-ну.

Кордегардия продолжала исправно придуриваться и слегка накренилась. Лупоглазый проворно откачнулся в сторону, вытянулся во фрунт. Уступил означенному «командованию» дорогу.

Нынешний командир Прихоти, смазливая мерзопакость без тени совести в бледно-серых, цвета измороси на стене глазах, прозывалась Элейасом. Происходил он из семьи Ланброков, мелких ленников Амитгард, и выглядел, мягко говоря, несуразно. Чего стоили подвитые на железках волосья и тщательно выстриженные бакенбарды.

Астаз мрачно провёл пятернёй по колючей, липковатой от вина щеке и исподлобья воззрился на объявившееся в тревожном факельном мерцании лощёное чудище. Он уже предвкушал, и даже не без злорадного удовольствия, неминуемую выволочку.

Юный командирчик напоминал кокетливо посиневшее умертвие, принаряженное безутешной роднёй в щегольской кафтан.

Сероглазая прелесть скрипнула челюстями:

— Я требую объяснений!

Валдэн окинул всю компанию тягучим и далеко не ласковым взором. За спиной разгневанного командирчика наблюдалась оказия поплоше. Астаз и без посторонней помощи признал. Но нарочные, в отличие от самонадеянного недоросля-карьериста, издержками этикета пренебрегать не любили. Тактично кашлянув, старший сделал выверенный полушаг вперед и склонил угловатую, русую башку:

— Мессир Валдэн, я Хизель Родмунд, нарочный при особе Канцлера Двора, мессира Тэрглоффа.

Второй, моложавый, опрятный и деревянный, отрывисто дёрнулся — кивнул на свой лад:

— Астор Тэрглофф.

Ещё один счастливый отпрыск «благословенного семейства».

Смотрящий осклабился, под рёбрами опасно щекотало — все его приключения начинались с этой паскудной щекотки. Будто свербело чего, подзуживало к очередному безрассудству, будь то пьяный дебош, неосторожное высказывание или непрошеная откровенность.

— Что ж, милости просим, — всё скалясь, повёл гудящей башкой Астаз. — Могу предложить вина… дрянного, правда, но уж что есть. А на обед сегодня… что на обед, э-э-э… дружище? Луковая похлебка и горох? Или репа?

Лупоглазый «дружище» ошалело — и предсказуемо — вытаращился на свихнувшегося соплеменника и перестал дышать вовсе. У хорошенького Ланброка отвисла челюсть.

— Мессир Валдэн весьма любезен, — ласковым тоном, приберегаемым для особо коварных нарушителей, провещал холёный отпрыск и наклонил полировано неподвижную морду к плечу. — Зазорно пренебречь столь щедрым предложением. Мы с радостью разделим с вами луковую похлёбку и…горох?

— Репу, — проблеял из угла побелевший гарнизонный. — Со строганиной и грибами.

— Тем лучше, — кивнул со стылой улыбочкой назвавшийся Родмундом.

— Угу, отменное сочетание, — мрачно пошутил не больно вдохновлённый очередными изысками падкого на всякую кулинарную придурь стряпки, лишь по случайности не ставшего пока отравителем, Астаз.

Репа хотя бы прикидывалась безобидной. А вот грибы в списке ингредиентов сразу настораживали. Особенно местные, Йермошем в подполе выращиваемые, традиционно бледные и подозрительно нарядные, при собственных пелеринках. Славное подспорье для удачного синтеза вполне сносных ядов. Видать, на той почве умельцы и сдружились. Один сырьё поставлял, второй — крысиное лакомство. Валдэн вовремя оборвал буйно заколосившуюся фантазию, украдкой озирая улыбчивых гостей.

— Если хотите разделить ещё и здешние нужники, — закончил он почти всерьёз.

— Мессир весьма остроумен, — тошнотворно сладко проворковал младшенький Тэрглофф. Обледенелого выражения алебастровой физиономии он будто вовсе не менял. Фамильные зенки источали стужу и грозили несварением ничуть не меньше грядущей трапезы. — Достойный сын благородного Дизельма.

— На деле или по бумагам? — уточнил всё же перебравший Астаз и скверно ухмыльнулся. — А то на деле пёс его знает, с кем там моя возлюбленная матушка путалась, а?

Гарнизонный медленно влип в стенку. Ошарашенный Ланброк, воплощение великосветской оторопи, тоже попятился. Смотрящий ни на миг не усомнился в осведомлённости лощёного командирчика по части паскудных сплетен, порхавших при дворе. К вящему удовольствию, не беспочвенных. Слишком уж детишки от папеньки отличались, игнорируя приметные черты семейства Валдэн. За исключением самого старшего, тем не упасённого: благородный родитель от отпрыска благополучно открестился, когда Канцелярия того в измене уличила и в Башни сосватала.

Астаз разухабисто беспечного Годэвана припомнил и окончательно озлился. Брата он родителю так и не простил. Да и родителю ли?

Русоволосый Хизель лишь изогнул тонкие губы в усмешке, густые брови сардонически наморщил. Чуть менее закалённый в силу возраста и происхождения Астор поперхнулся, уставился на командира придавленной колесом жабой:

— Мессир в себе? — обескураженность изрядно шла его вытянутой, постной мордашке. Выгодно отличалась на фоне привычной деревянности.

— А в ком я сейчас, по-вашему? — хохотнул Валдэн. — Прошу к столу, коль… наведались. Или мне, что, уж собираться?

— О, нет, — первым вернул самообладание русый Родмунд и опустился на липкую скамью почти без видимой гадливости. — Мессир всё не так понял. Мы прибыли лишь для прояснения некоторых подробностей, так сказать, возвращения старшего Адалина.

Астаз нетрезво ухмылялся, кажется, лишь одной половиной окоченевшего лица и покосился на присмиревшее Командование с плохо скрываемым сарказмом:

— Так то не ко мне вопрос, — осчастливил Валдэн и выразительно бухнулся обратно на захрипевшую разъезжавшимися по соломе ножками скамью. — Вон… юность пытайте!

Ланброк аж поперхнулся и отчаянно закашлял. «Дружище» окончательно и бесповоротно врос в стену, а теперь робко мигрировал к вожделенному косяку. Налюбовавшись вытянувшимися мордами соплеменников, Валдэн с невинным лукавством «поспешил» исправиться:

— В смысле, спрашивайте. Они там трепались сам-на-сам, пока я за охламонами студармскими завалы разгребал. Да и ремонтировал вашего Адалина кто-то из Прихоти. Я так, подобрал только.

— Да я… я… — прохрипел зримо позеленевший Элейас. — Да…