Самозванка. Кромешник

«Девица Равнсварт», Её Величество дивноокая Айрин постную гримасу проигнорировала. Прекрасный образ никуда не делся. Как и назначенная аудиенция.

Адалин кратко преклонил колено и решительно покинул зал. Красноречивое шипение досказало остальную картину. Ясновельможные болота полыхали.

***

Каменная Роза, замок большой и, бездна его забери, богатый, давал кров не только вельможному выводку, «цвету аристократии», ордам взалкавших монарших милостей подпевал с семьями, личной охраной, челядинцами, а то и фамильными привидениями, но и своре зверья, означенным «цветом» разводимого. Полчища те, зачарованные и обыкновенные, возглавляли монаршии любимцы. То были охотничьи чудовища о четырёх лапах с медвежьими капканами вместо пастей, суеверно нарекаемые дворней «собаками»; несуразные, отвратительные подчёркнутой противоестественностью химеры, похмельные творения обитателей Башни Мастеров; и голосистые пернатые, от нервных пеструх, что вкруг Трона надрывались, до громадных и плотоядных чёрных тварей, больше смахивавших на гибрид вороны с василиском.

Птице-ящеры хрипло орали за литыми, в руку толщиной, прутьями клеток, отчаянно скрежетали зазубренными клювами и высекали когтями искры. Где-то решётки погнулись от ежедневного террора свирепых узников. Где-то на металле проступили борозды и заусенцы. А дёрганные, исклёванные и едким помётом протравленные служки предпочитали перемещаться стремительными перебежками по зигзагообразной траектории. И всегда иметь под рукой дополнительные рукавицы, а лучше — ростовой щит, полный доспех и длинный железный прут.

«Птичий сад» Её Величества оставался местом скорее поучительным, чем гостеприимным. Несмотря на тщательную отделку, антураж и озеленение садово-парковых умельцев.

Тут-то Королева и изволила отдыхать от державных дел, вооружившись щипцами в полтора локтя длиной. Кокетливо помахивая ими над бадьёй и выбирая крысок пожирнее, девица Равнсварт потчевала жутких любимиц свежатинкой. Трапеза истошно верещала, столовавшиеся, сипло огрызаясь, сражались за подачки и с шипением разевали окровавленные зубастые клювы. Но клёкот завистливых и пока голодных товарок из соседних вольеров заглушал даже эти звуки.

Стайка Дам почтительно замерла под защитой узловатого, болезненно изогнутого дерева и пары цветущих кустов, где бдительно шуршала, злоумышляя впрок. «Лучина» Тэрглофф, Хэминдова сестричка, с одобрительной улыбкой наблюдала крысиную казнь. Аэлина Стимбор, горячо «любимая» их с Радэриком тётушка, чопорно стояла подле подружки и на правах родственницы обдала шквальным высокомерием, пронзив пришельца косым взглядом злобных глаз. Фладэрик предпочёл обеих прелестниц проигнорировать.

Дамы стоили здешних обитательниц. Кто больше напоминал обморочных заморских трясогузок, а кто, как эта сладкая парочка с Пирошиэлью за компанию, — оперённых василисков.

Подивившись точности обнаруженного соответствия, Адалин нарочито фальшиво, но изящно поклонился. Янарьед Пирошиэль хихикнула, похотливо сверкнув глазёнками. Бледная, невыразительная девица за её спиной залилась мертвенно-лиловым румянцем. Рядом с ослепительной порфироносной госпожой весь этот кружевной террариум смотрелся жалко. Именитые упырицы мало отличались от хрестоматийных описаний оных.

— Адалин, — нежно прозвенело от клеток сквозь жуткий грай.

Её Величество изволила сменить гардероб. С проворством, достойным лучшего применения, мрачная чернота переродилась выразительным, винноцветным багрянцем, глубоким и волнующим. Фладэрик почти устыдился: сам он употребил случайную передышку для иных целей, с благопристойностью имевших мало общего. Переодеться следовало если не из соображений галантных, то ради убедительности.