Это мучительное пламя

Глава 18

Ненадолго задержав пальцы на холодном металле, Дарен всё же повернул ключ и неохотно толкнул дверь. Небрежно кинув связку на столик, он прошел в гостиную и не глядя щелкнул выключатель. Его квартира, еще секунду назад погруженная в непроглядную темноту, мгновенно осветилась, вынуждая свет проникнуть в каждый её уголок. Как жаль, что с человеческой душой невозможно сделать то же самое. Наверное, тогда, всё стало бы намного проще. Остановившись посреди зала, Дарен сильнее стиснул зубы и вымученно прикрыл глаза. В нем было слишком много тьмы. И с каждым днем она становилась всё больше и мощнее, заполняя собой каждую вену на теле; безжалостно убивая свет, который Она зародила своей бесконечно преданной верой. А теперь её нет. Больше нет.

Воспоминания, как череда бесконечно сменяющихся кадров, резко и быстро вспыхивали в голове, заставляя его ощущать ни с чем несравнимую муку. Он помнил каждое её слово. Каждый жест. Каждую эмоцию на лице. Помнил, как она умоляла не оставлять её. И надежду, которая при этом горела в синих глазах. Он помнил её голос. Её прикосновения и дыхание. Её губы. Стук сердца, как самую прекрасную колыбельную и запах, как воздух, который был ему необходим. Он не смог бы забыть всего этого, даже, если бы заключил сделку с Дьяволом, потому что невозможно было забыть то, чем ты дышишь. Вот, почему ему суждено было помнить. Помнить, но больше не иметь возможности коснуться; почувствовать; увидеть. Помнить до конца своих дней. И до самой смерти испытывать нестерпимую боль, которая долгие годы будет нещадно рвать его изнутри.

Мысли. Мысли. Мысли. Этот вечер не давал ему покоя. Её слова вновь и вновь всплывали в сознании, и ничто не помогало притупить лезвие, которое полосовало его, не останавливаясь ни на мгновение. «Лучше кричи… но не будь так холоден со мной…»; «…без тебя мне не хочется жить… не хочется дышать…»; Внезапно захотелось закрыть руками уши, но Дарен сдержался. «…Перестань!.. Хватит! Сколько ещё ты будешь меня мучить? Сколько ещё раз уйдешь, чтобы затем вновь вернуться?…». Он зажмурился сильнее и непроизвольно сжал пальцы в кулаки. «…если ты скажешь это мне в глаза, то уже ничего не сможешь изменить…». Лицо исказила гримаса боли. Жгучей. Ломающей. Мучительной. «…если на этот раз ты решишь, что уходишь, я больше никогда тебя не прощу…».

Дарен обхватил руками голову, пытаясь справиться с нахлынувшими воспоминаниями, но их поток уже невозможно было остановить.

«Отпусти! Не трогай!..»; «…ты уже всё сказал… тебе этого не достаточно?…».

Эхо становилось громче. Голоса начали раздаваться в сознании одновременно, сливаясь в единый истошный и мучительный звон.

«Сколько ещё ты будешь меня мучить?…»; «…я больше никогда тебя не прощу…»; «…без тебя мне не хочется жить…»; «…больше не прощу…»; «…ничего не сможешь изменить…»; «…никогда…»; «…тебе этого не достаточно?…»; «…никогда тебя не прощу…»; «…лучше кричи…»; «…не прощу…»; «…не будь так холоден…»; «…никогда не прощу…»; «…оставь меня…»; «…отпусти!..»; «…не прощу…».

– Уйди!!! – Дарен закричал, что есть мочи и резко перевернул стоящий рядом столик, заставляя стекло с треском разбиться. Он вновь стиснул руками голову, зажимая её в ладонях сильнее, а затем обессилено опустился на колени. Он не боялся боли, но страшился того, как эта боль его меняла. Вынуждая становиться слабее и уязвимее, она отнимала единственно важное, в чём он всё ещё находил причину держаться – Палач. Этот сукин-сын подобрался слишком близко к его семье. Слишком. И перешел дозволенную грань. Он делал ход за ходом, и каждая комбинация – как эта мразь считала – безапелляционно приближала Его к победе. Но идеально продуманных партий не бывает. Палач ошибется. И тогда белыми пойдет уже он.

Гум голосов начал стихать, но тянущее чувство в груди лишь усиливалось. Дарен старался дышать, прислушиваясь к каждому новому удару сердца, но его ритм ещё никогда не отзывался внутри такой бесовской болью. Ещё никогда ему не было настолько мерзко и противно от самого себя. Еще никогда он не ощущал такой сильной вины. Ещё никогда не хотел так отчаянно продать свою душу адскому пламени и гореть в нем, желая ощутить на себе вес всех своих грехов – особенно, этого. Этот был самым тяжелым. Самым страшным и непростительным. Это был его восьмой смертный грех. Его личное окаянство, в котором он каялся всем сердцем – пускай черствым и ожесточенным, но тем сердцем, которое любило Её. И без которой каждое мгновение жаждало остановиться. * * *

Эбби брела по улице, изо всех сил пытаясь не дать своему ослабленному телу растянуться на асфальте. Она обнимала себя руками и едва волочила ноги, ощущая, как по щекам всё ещё льются соленые слезы. Ей хотелось кричать. Громко, пронзительно и исступленно. Но она молчала, понимая, что не может позволить такой огромной боли врываться наружу полностью – это сломает её; превратит в бессердечную куклу, неспособную испытывать ничего, кроме обреченности и всепоглощающей, разъедающей душу пустоты.

Мысли вертелись с такой скоростью, что становилось дурно. Голова кружилась, и это вынуждало Эбби несколько раз прислоняться к дереву, цепляясь пальцами за крепкую кору. Она никогда не думала, что станет проходить через это снова. Что будет вновь терять твердость под ногами; вновь ощущать, как сердце кровоточит, словно тысячи осколков безжалостно рвут его изнутри; вновь желать забиться в самый дальний уголок вселенной, чтобы спрятаться от воздуха, который полностью пропитан Его запахом; вновь хотеть просто перестать чувствовать. Потому что терпеть эту боль было почти запредельно. В этот раз она проявлялась сильнее. Намного сильнее. И в этот раз Эбби понимала, что может не суметь подняться. Слишком высоко она взлетела.

Мимо пронеслось несколько парней на скейтах, и это пусть и немного, но вернуло её в реальность. На высотные здания вокруг уже медленно опускались сумерки, значит, ходила она долго. Лишь узнав запах знакомой выпечки, Эбби поняла, что ноги сами принесли её к дому. К месту, где всё снова напоминало ей о Нем. Теперь и этот город. Теперь и здесь повсюду мелькали лишь Его образы.

Она прошла через холл, а затем медленно приблизилась к лифту. Шаги становились тяжелее и ноги практически отказывались слушаться. Опершись рукой о стену, она зажмурилась, ощущая, как слезы вновь обжигают кожу; душат, перекрывая доступ к кислороду. Она не могла подняться наверх. Не могла войти в квартиру. Воспоминания не станут её жалеть – они нахлынут с силой, которая мгновенно разорвет её на части. Эбби попыталась сделать вдох, но голова закружилась лишь сильнее, и, окончательно утратив силы, тело начало безвольно скатываться вниз. Она уже опустилась на пол, когда почувствовала, как чьи-то руки сжали её плечи.

– Эбби! – Взволнованный голос раздался в голове очень отдаленно. Реальность это была или нет, она не понимала. Как и то, в каком мире находилась. – Эй, ты меня слышишь?… – Пальцы коснулись запястья и задержались там на несколько секунд. – Эбби? Ты здесь? Ответь мне… Нейт! Подгони машину! – Когда теплые ладони легли на её лицо, она слегка приподняла отяжелевшие веки. Сознание понемногу возвращалось, а с ним и боль, притупившаяся всего на мгновение.

Очертания широкого лба и высоких скул становились более ясными. И очень скоро Эбби узнала мужчину, голос которого ещё недавно казался просто игрой воображения. Он смотрел на неё с таким нескрываемым беспокойством и такой искренней теплотой, что от этого взгляда становилось просто легче дышать.

– Грег…

– Слава Богу… – прошептал он, сильнее сжимая её лицо в ладонях, – …я так испугался… – зеленые глаза всмотрелись в неё внимательнее, – …почему ты в таком состоянии? Ты не ранена?

Воспоминания снова накрыли Эбби огромной ледяной волной. Она замотала головой и всхлипнула, понимая, что больше не имеет сил удерживать это в себе.

– Я не могу… у меня не получается…

– Эбби, что…

Она отчаянно цеплялась за рукава его пиджака, пока слезы неумолимо стекали по щекам.

– Я не думала, что всё будет так… что он снова это сделает… после всего, что было… после обещаний, которые он дал… – Грег попытался помочь ей встать, но Эбби сильнее стиснула плотную ткань, вынуждая его помедлить. – Я просто пытаюсь понять… почему… и за что… – Её голос дрожал и срывался, а слезы почти полностью затуманили глаза пеленой. – Почему я прохожу через это снова…

– Если бы у меня был ответ…

Из её горла вырвался тихий, нервный смешок.

– Мне просто не суждено быть счастливой… вот и весь ответ…

– Нет, – Грег тут же обнял её шею руками, вынуждая посмотреть ему в глаза, – не смей думать так. Ты будешь счастлива, слышишь? Я обещаю.

– Мне так больно… – судорожно выдохнув, прошептала она, – …так больно…

– Иди сюда. – Он начал подниматься, осторожно увлекая её за собой, и когда она полностью встала на ослабевшие ноги, прижал к себе. – Пойдем наверх. Тебе нужно отдохнуть.

– Нет!.. – Голос Эбби поднялся и сорвался. Она вцепилась в его руки так сильно, наверное, слишком сильно. – Я не хочу!.. Только не туда, прошу!..

– Эбби…

– Умоляю!..

– Эбби! – Грег слегка тряхнул её, вынудив посмотреть ему в глаза. – Всё хорошо. Я не поведу тебя туда насильно.

Эти слова и его теплый взгляд помогли ей расслабиться.

– Я верила ему… – всхлипнула она, осознавая, что ей становится всё холоднее, – …и теперь так боюсь… что не смогу справиться… так много боли для меня одной… её так много…

– Поделись ею со мной, – услышала она, а затем ощутила, как мужские руки обняли её крепче, – тебе станет легче… – Она завертела головой, не удержав потока рыданий, но тут же почувствовала, как Грег успокаивающе коснулся её волос. – Эй, посмотри на меня. Эбби… посмотри. – Когда она посмотрела, он вновь обхватил ладонями её лицо: – я буду рядом. Что бы ни случилось, я буду рядом до тех пор, пока ты сама будешь этого хотеть. И обещаю, что не оставлю тебя.

Каждую клеточку на теле тут же пронзила резкая, нечеловечески мучительная боль. Эти слова должен был сказать не он. Не от него она их ждала. Эбби заплакала сильнее и, вцепившись пальцами в края его пиджака, стиснула зубы, пытаясь не закричать от тупого лезвия, которое медленно входило в её истерзанное тело. Она упала ему на грудь, и слова полились сами:

– Я беременна… – её тихое признание сопроводилось глухим стоном, и Эбби ощутила, как замерла его ладонь, – я жду ребенка… Его ребенка…

Зарывшись носом в уже слегка влажную рубашку, она невольно вдохнула знакомый аромат белого кедра. Только в этот раз он был не в состоянии заглушить отчаянные крики внутри. Так сильно эта боль вросла в её тело своими цепкими корнями. Так сильно изранила тело и покалечила душу. Древесные ветви окутывали её полностью, проникая внутрь всё глубже, разрастаясь всё больше и становясь всё крепче.