Водители фрегатов. О великих мореплавателях XVIII — начала XIX века

Нежданное богатство

1 января 1787 года моряки вдали увидели берег Китая, а на другой день фрегаты вошли в гавань Макао. Путь между Калифорнией и Китаем был пройден за три с половиной месяца.

Порт Макао расположен в устье реки Чжуцзян, на трех холмах. На вершине каждого холма была построена крепость. Пушки этих крепостей держали в страхе весь город, населенный главным образом китайцами. Португальцы обращались с китайцами как с рабами, разоряли их налогами, пошлинами и штрафами, заставляли их работать на себя за мизерную плату и поэтому постоянно опасались восстания. В крепостях жили солдаты-индийцы, привезенные из португальской колонии Гоа в Индии. Индийцы не знали китайского языка, и поэтому португальцы не опасались, что они перейдут на сторону китайцев.

В Макао в каждом квартале был католический храм или монастырь. Католические священники и монахи изо всех сил пытались обратить китайцев в христианство. Однако это им плохо удавалось. Но несмотря на то что большинство китайцев не были католиками, все они без различия должны были отдавать десятую часть своих доходов католическим монастырям. И монахи в Макао были богаче купцов.

Едва фрегаты вошли в гавань, как их окружили лодки таможенных надсмотрщиков. Они потребовали у Лаперуза крупную сумму денег за право остановиться в порту Макао. Напрасно Лаперуз уверял, что морское министерство Португалии разрешило экспедиции бесплатно останавливаться во всех португальских портах. Надсмотрщики были неумолимы.

Проспорив с ними целый день, Лаперуз съехал на берег и отправился к губернатору. Губернатор принял его очень ласково и тотчас же приказал таможне оставить французскую экспедицию в покое.

Тогда на фрегаты явились португальские купцы. Они оказались еще надоедливее таможенников.

— Продайте мне ваш товар, — шептал каждый Лаперузу. — Моя фирма заплатит вам больше всех.

— Да у нас нет никакого товара, — отвечал Лаперуз. — Мы не торговцы, а ученые. Мы приехали сюда вовсе не для торговли.

Но купцы смеялись в ответ. Нет, они не дураки, чтобы поверить, будто французы совершали такое трудное и долгое путешествие в Китай совершенно бескорыстно. Убежденные, что капитан обманывает их, желая набить цену своим товарам, они старались втереться в доверие к экипажу, угощали матросов, пытаясь выведать, какие богатства хранятся в трюмах фрегатов. И через несколько дней по городу распространился слух, что французы привезли с собой из Америки груз драгоценных мехов.

Тогда к Лаперузу явился купец Хильярос, самый богатый человек в Макао.

— Я покупаю у вас все ваши меха, — заявил он. — В Китае нет пушных зверей, и богатые китайцы ценят мех на вес золота. За медвежьи, оленьи и лисьи шкуры я дам в восемь раз больше, чем вам заплатят в Париже. Скажите, какие у вас меха и сколько их?

Лаперуз протянул торговцу список шкур, полученных в Америке у индейцев в обмен на гвозди и обручи. И Хильярос предложил ему за них огромную сумму.

Через час весь экипаж обоих фрегатов был созван на палубу «Буссоли». Матросы и солдаты построились рядами под командой своих офицеров. Лаперуз устроил им смотр и в заключение сказал:

— Мне удалось продать добытые в Америке меха. Эти меха я считаю общим достоянием экспедиции. Мы все — офицеры и простые матросы, ученые и солдаты — одинаково переносили лишения и рисковали жизнью. Поэтому вырученные деньги должны быть разделены поровну между всеми, без различия чинов. На долю каждого приходится по пятьдесят португальских пиастров. [44]

Пятьдесят пиастров! Морякам и не снилось такое богатство!

Лаперуз продолжал:

— Нам предстоит долгий, трудный путь. Мы не выполнили еще и половину того, что поручило нам министерство. Кто знает, вернемся ли мы когда-нибудь на родину. Мало ли какие несчастья могут случиться с нами во время плавания! Если мы возьмем наши деньги с собой, они могут погибнуть вместе с нами, и наши семьи их никогда не получат. Приняв все это во внимание, я решил передать вырученные деньги в шведский банк, находящийся в Макао. Этот банк имеет отделение в Париже. Когда мы вернемся в Париж, нам выдадут наши деньги. А если мы в Париж не вернемся, их выдадут нашим женам и детям.