Денег больше чем у бога. Хедж-фонды и рождение новой элиты

5 октября Сорос пригласил в офис одного из своих поклонников — Стэнли Дракенмиллера, самого привлекательного руководителя фонда на Уолл-стрит, который прочел «Алхимию» Сороса и пожелал познакомиться с ее автором. Сорос увидел перед собой многообещающего молодого человека и предложил Дракенмиллеру работу39. Он хотел найти себе преемника, который смог бы управлять фондом Quantum, в то время как сам Сорос смог бы уделить больше времени философии и филантропии. Ему уже начинало надоедать управление денежными средствами и хотелось от этого отдохнуть.

Дракенмиллер отказался от предложенной ему работы, он не собирался так легко бросить все и перейти на новое место, но между этими двумя людьми завязалась тесная дружба. Дракенмиллер был высокий, широкоплечий, прямая противоположность невысокому, крепко сбитому Соросу; он был так же откровенен и прост в разговоре, как Сорос — сложен для понимания; насколько Дракенмиллер был простым, неприметным американцем, настолько Сорос был необычным, бросающимся в глаза европейцем. Но они хорошо ладили между собой. Соросу тогда было около шестидесяти, он лидировал в этих отношениях, Дракенмиллеру было слегка за тридцать, и ему еще только предстояло воспитать свое эго, поэтому он прислушивался к Соросу. И хотя их точки зрения на современный фондовый рынок во многом совпадали, их фонды тем не менее вели свои дела по-разному. Дракенмиллер был уверен, что грядет падение рынка, и он продавал все ценные бумаги на Уолл-стрит; Quantum же играл на понижение на рынках Японии и спекулировал на повышение на фондовом рынке США. Более того, Сорос нанял в свою команду еще нескольких финансовых аналитиков, и фонд Quantum получал сногсшибательную прибыль, приобретая контрольные пакеты акций компаний. Шутники с Уоллстрит называли такое занятие перепродажей «мусорных» бумаг. Оседлав волну современного рынка, команда Сороса получила 60 % прибыли уже к концу сентября. Все складывалось как нельзя лучше.

14 октября в журнале Financial Times была напечатана статья Сороса, в которой он еще раз утверждал, что обвал рынка начнется в Токио. В то утро он направился в Гарвардский институт государственного управления им. Джона Ф. Кеннеди, чтобы прочитать лекцию о теории резких подъемов с последующими за ними падениями. После лекции он узнал, что Уолл-стрит распродала все свои акции за бесценок. В газетах сообщалось, что конгресс намерен увеличить налоги в связи с многочисленными слияниями корпораций, и это сможет остановить работу одного из секторов «бычьего» рынка40. В тот день индекс Доу-Джонса упал на 3,8 % — событие, которое должно было привлечь внимание Сороса, но увы. Сорос знал, что рынок далек от состояния равновесия; он знал, что резкие скачки неизбежно влекут за собой такие же резкие падения. Как он впоследствии признался: «В тот день я должен был быть в офисе и покончить с делами на фондовом рынке»41.

На следующий день, в четверг, стоимость ценных бумаг продолжала неуклонно снижаться, а в пятницу она резко упала. В конце рабочего дня к Соросу зашел в гости его новый друг. Трехдневное падение цен на рынке окончательно убедило Дракенмиллера, что индекс Доу-Джонса потерял достаточно позиций, и согласно его вычислениям, цены упали до такой степени, что вскоре следовало ожидать их резкого скачка. В пятницу днем Дракенмиллер перестал играть на понижение, он стал играть на повышение42.

Сорос выслушал своего друга и разложил перед ним кучу графиков, подготовленных Полом Тюдором Джонсом, еще одним почитателем «Алхимии» Сороса, с которым он очень часто общался по деловым вопросам. Дракенмиллер внимательно изучил графики и почувствовал, как его охватывает паника. Из графиков Джонса следовало, что он только что совершил ужасную ошибку. Линии на бумаге иллюстрировали историческую тенденцию фондовых рынков к понижению стоимости ценных бумаг, когда направленная вверх параболическая кривая была сломана; эти линии предполагали параллельное развитие между рынком 1987 и рынком 1929 года. Это делало приближающийся обвал рынка вполне возможным43.

На следующее утро Дракенмиллер навестил Джека Дрейфуса, основателя взаимных фондов Дрейфуса. Дрейфус наказал своему секретарю вести графики не только индексов широких рынков, но и отдельных ценных бумаг. «Мы просмотрели все эти таблицы индивидуальных портфелей ценных бумаг, и я понял, что ошибся», — вспоминал Дракенмиллер позднее. «То, что я увидел, было не просто кучкой ценных бумаг, неизбежно падающих в цене. Эти бумаги просто взорвались». Дракенмиллер имел в виду, что ценные бумаги начали стремительно падать в цене. «Одни ценные бумаги за другими, другие — за третьими только что резко упали в цене… Безусловно, я в данной ситуации прочитал информацию абсолютно неверно»44. Обратив все внимание на широкий рынок ценных бумаг, Дракенмиллер упустил предупреждающий сигнал, исходящий от индивидуальных портфелей — на этот счет у фондовых игроков есть старая пословица: солдаты делают генерала. Дракенмиллер с замиранием сердца ждал окончания выходных. В понедельник он как мог быстро отступил от своих позиций, и уже к обеду его действия приняли прямо противоположное направление. Спустя несколько мучительных часов он снова продавал без покрытия на фондовом рынке.

Тот день, 19 октября, вошел в историю как «черный понедельник». Индекс Доу-Джонса упал на 22,6 %, величайшее его падение за 91 год существования индекса. Закрыв свои позиции столь быстро, Дракенмиллер сумел избежать худшего, чего нельзя было сказать о Соросе. Он сделал все, что смог, чтобы уйти с рынка, но в его распоряжении было намного больше позиций, чем у Дракенмиллера, а «мусорные» бумаги, так быстро подскочившие в цене за несколько дней до этого, теперь не могли быть так же быстро распроданы в условиях нарастающей паники. К обеду, когда Дракенмиллер закончил продавать ценные бумаги, а Сорос был все еще в середине пути, рынок охватила полная паника, и он превратился в настоящий ад. «Люди не могли поверить, что их акции могут так быстро обесцениваться», — вспоминал позднее один из биржевых игроков Уоллстрит. Он успокаивал себя, стоя у окна своего офиса и глядя на прилавок, продающий хот-доги. Пока хот-доги продаются, мир будет существовать45.

В понедельник вечером Сорос пересмотрел сложившуюся ситуацию. Уолл-стрит нанесла ему сильный неожиданный удар, но его игра на понижение в Японии полностью окупилась, когда индекс ценных бумаг Никкей упал, сделав потери Сороса менее ощутимыми. Ходили слухи, что небывалый обвал фондового рынка Нью-Йорка был спровоцирован новым веянием, получившим название «страхование инвестиционного портфеля», которое обещало инвесторам полную защиту от падения рынка. Такое страхование заключалось в продаже фьючерсов в то время, когда наблюдалось ослабление рынка, тем самым уменьшая порог потенциальных потерь инвесторов; но когда тысячи страховых полисов запустили продажу фьючерсов на слабом рынке, результатом стал самый беспрецедентный крах за всю историю. Если эти расчеты были верны, Сорос не мог бы упустить очевидного. Было более вероятно, что крах рынка, спровоцированный программным трейдингом, а не фундаментальными факторами, вскоре пойдет на улучшение. Возможно, в ближайшем будущем следовало ожидать резкого скачка.

И действительно, уже во вторник утром цены на фондовом рынке стали расти. Сорос использовал эту возможность и снова вернулся на рынок. Но его японские позиции потерпели неудачу. Он открыл свои короткие позиции по индексу Никкей, продавая фьючерсы в Гонконге, где рынок был ликвидным. Но когда в «черный понедельник» ценные бумаги резко упали в цене, игроки на Гонконгской фьючерсной бирже решили приостановить свои потери, закрыв рынок. И когда Уолл-стрит начала оживать во вторник, предвещая тем самым скачок цен на японском рынке в ближайшем будущем, Сорос не смог отказаться от своих коротких позиций. В среду индекс Никкей подскочил на 9,3 %, величайший его однодневный скачок с 1949 года. Сорос уже ничего не мог сделать, чтобы исправить ситуацию46.

Буквально за несколько минут до закрытия нью-йоркского рынка в среду Сорос разговаривал с Дракенмиллером. К тому времени индекс Доу-Джонса неуклонно рос в течение двух дней, и Дракенмиллер был уверен, что приближаются очередные перемены. Он досконально изучил историю всех рынков, которые когда-либо постигал крах, и смог вывести определенную закономерность: резкое падение цен на рынке обычно приводило к двухдневному росту цен, которое, в свою очередь, снова заканчивалось крахом рынка47. В ту среду Дракенмиллер сообщил Соросу, что намерен снова играть на понижение.

Но Сорос придерживался другого мнения. Он посоветовался со своими консультантами, которые уверили его, что этот «черный понедельник» — просто ошибка. Это всего лишь ночной кошмар, спровоцированный страхованием инвестиционных портфелей48.

Дракенмиллер был ранней пташкой, и на следующий день, в четверг, он проснулся в небывалом волнении49. В прошлый вечер рынок закрылся, и, возможно, Сорос был прав, утверждая, что в этот раз историческая схема не сработает из-за страхования инвестиционных портфелей, которого раньше не было. Но когда Дракенмиллер проверил лондонский рынок, он уви

__

дел, что все ценные бумаги были распроданы. Если Нью-Йорк последует примеру Лондона, то позиции Дракенмиллера окажутся выигрышными, а у Сороса будут большие неприятности.

Около 8 часов утра Дракенмиллеру позвонили из фьючерсной конторы Salomon Brothers.

Брокер сообщил ему, что фьючерсы могут упасть до двух сотен. Это было ошеломляющее известие. В прошлый вечер фьючерсы закрылись на значении 258; их падение до 200 означало бы, что они потеряли почти четверть изначальной стоимости. Дракенмиллер вполне логично предположил, что он сможет получить выгоду из сложившейся тяжелой ситуации, если все произойдет так, как ему сообщили. Он сказал своему брокеру отступить от позиций на понижение, если фьючерсные контракты упадут до 195. На таком пределе понижения цен Дракенмиллер смог бы получить доход.

Рынки открылись и сразу же фьючерсы упали до 200 и ниже. Указания Дракенмиллера компании Salomon Brothers были выполнены, принеся ему прибыль в размере 25 % с позиций, которых он придерживался с прошлого вечера. К десяти часам утра рынок стабилизировался, и Дракенмиллер решил, что пришло время снова изменить свои позиции. Хорошо помня свой последний разговор с Соросом накануне днем, Дракенмиллер решил позвонить своему другу.

«Джордж, я хотел сказать тебе, что играл на понижение вчера вечером, но думаю, это пора прекращать, — сказал он. — Кто-то распродавал свои ценные бумаги абсолютно непродуманно, как слон в посудной лавке».

Голос Сороса звучал спокойно и отстраненно. «Я сейчас зализываю раны, — сказал он. — Я войду в игру как-нибудь в другой раз»50.

Только на выходных Дракенмиллер окончательно понял, что на самом деле произошло. Он взял в руки последний выпуск журнала Barron s и прочитал, что так непродуманно на рынке действовал сам Сорос, что именно он был этим слоном в посудной лавке51.

Вся история, по словам журнала Barron's, была связана с неприятностями на рынках Японии. После огромного скачка вверх, который произошел в среду, токийский рынок в четверг снова увеличил цену. Сорос хотел отойти от своих коротких позиций на фьючерсной бирже, но у него не было никакой возможности распродать свои позиции до тех пор, пока власти Гонконга не открыли фондовые рынки. Между тем огромные суммы денег постепенно от него утекали. Достигнув пика своих убытков на Нью-Йоркской бирже в понедельник, фонд Quantum рискнул, поддавшись минутной самоуверенности, которая может погубить любой фонд, чья работа основана на леверидже. Едва ваши заемщики поймут, что у вас неприятности, они тут же начнут отзывать свои денежные средства. Это не оставит вам иного выбора, кроме как продавать акции на слабом рынке, все больше и больше усугубляя сложившуюся ситуацию52. Когда в четверг лондонский фондовый рынок постиг крах, предвещая очередную распродажу акций в Нью-Йорке, Сорос решил, что пришло время выйти из игры. Он уже один раз допустил ошибку, когда слишком долго выходил из позиций в понедельник, и не хотел, чтобы подобная ситуация повторилась второй раз за одну неделю.