Денег больше чем у бога. Хедж-фонды и рождение новой элиты

2 ТОРГОВЕЦ БЛОКАМИ

Годы с 1969-го по 1973-й были переломным периодом для американской экономики. Уверенность двух предыдущих десятилетий переполняла людей: рабочих мест было много, зарплата росла, финансы демонстрировали почти невероятную стабильность. Доллар не колебался, потому что он был жестко привязан к золоту, процентные ставки изменялись в узком диапазоне и ограничивались регуляцией. Однако начиная с конца 1960-х годов этот мир треснул по швам из-за инфляции. Будучи ниже 2 % в первой половине десятилетия, весной 1969 года она достигла 5,5 %, заставив Федеральный резерв резко нажать на финансовые тормоза и забрать жизнь у фондовой биржи. «Медвежий» рынок, который за этим последовал, был только первым шоком. В 1971 году администрация Никсона была вынуждена признать, что инфляция уничтожила реальную стоимость доллара, и отреагировала на это отказом от золотого стандарта. Неожиданно стоимость денег могла оказаться сегодня — одной, завтра — другой, а понимание этого неизбежно питало дальнейшее инфляционное давление. Вскоре последовал другой круг финансовых ограничений, и рынок снова обрушился в 1973–1974 годах. Динамика замерла. 1960-е годы прошли.

Эта турбулентность положила конец первой эре хеджевых фондов. Между концом 1968 и 30 сентября 1970 года 28 крупнейших хеджевых фондов потеряли две трети своих капиталов1. Их заявление о хеджинге оказалось наглой ложью, поскольку они набирали «горячие» позиции за счет больших займов и делали ставку на «бычий» рынок. К январю 1970 года, по слухам, оставалось всего 150 хеджевых фондов, при том, что их число за год до этого составляло от 200 до 500, а кризис 1973–1974 годов довершил уничтожение большинства из оставшихся фондов2. Комиссия по ценным бумагам и биржам отказалась от своей кампании по регулированию этого сектора, который теперь был слишком маленьким, чтобы о нем беспокоиться. А в 1977 году журнал Institutional Investor выпустил статью, в которой задавался вопрос, куда исчезли все хеджевые фонды3. К 1984 году по исследованию фирмы Tremont Partners было обнаружено всего 68 фондов. Партнерство А. У. Джонса усохло со 100 с лишним миллионов долларов, которые оно зарабатывало в конце 1960-х годов, до 35 миллионов в 1973 году и всего лишь до 25 миллионов 10 лет спустя4. Оказалось, что в тяжелые времена продержаться трудно. Поощрительные премии за результат в эпоху низких результатов иссякли.

Однако неприятности не исключают успеха, и первым победителем в этой новой неопределенной среде стал фонд Steinhardt, Fine, Berkowitz & Company. Главный партнер фирмы, Майкл Стейнхардт, стал легендой в истории хеджевых фондов, отчасти благодаря своему успеху в качестве трейдера, но также и благодаря своей индивидуальности. Мать вырастила его одна в бедном Бруклине, а его отец был вспыльчив, легко терял самообладание и в итоге пристрастился к игре — черты, которые молодой Стейнхардт унаследовал и позже перенес в свою торговлю. В шестнадцать лет его приняли в Пенсильванский университет, который он окончил в девятнадцать лет, и в середине 1960-х годов, когда Стейнхардту было всего двадцать пять лет, он стал, по его собственной оценке, «лучшим аналитиком на Уолл-стрит»5. Он был невысоким, широкогрудым человеком, склонным к ужасающим взрывам эмоций. Когда внутри него бурлил вулкан, его лицо и даже виски краснели. Он извергал чудовищную лавину оскорблений, которые заставляли его коллег содрогаться.

Стейнхардт оставил брокерские операции в 1967 году, основав хеджевый фонд вместе с двумя друзьями-ровесниками, которых звали Джерралд Файн и Говард Берковиц. «Бычий» рынок был еще вполне жив, и поначалу Steinhardt, Fine, Berkowitz & Company казался типичной фирмой, которая появилась как подражание хеджевому фонду А. У. Джонса. Три основателя установили в офисе бильярдный стол, объявив об интеллектуальном превосходстве юности и игнорировали советы своего адвоката, говорившего, что Стейнхардт, Файн и Берковиц вместе напоминали магазин еврейских деликатесов6. В течение своего первого года в бизнесе трио загрузилось «акциями с историей» той эпохи. Они владели акциями King Resources, компании, очаровательный управляющий директор которой заявлял, что нашел новые месторождения нефти и газа. Они владели также National Student Marketing, потому что верили в рынок, связанный с молодежью. Они приобретали акции высокотехнологичных компаний, у которых в названии было слово Data или суффикс — onics. Это было время, когда инвесторы любили все, что источало аромат роста, и в конце первого полного года своего существования они были в прибыли на 84 % после вычета вознаграждений. Джерри Файн вспоминает, что он тогда думал: «Боже мой, я богат»7. Действительно, он и оба его друга стали миллионерами.

В следующем году «бычий» рынок завершил свое движение. Остальные активные фонды лопнули, Фред Мейтс, самый эффективный менеджер взаимного фонда за 1968 год, нашел себя в работе бармена. Но едва ли не единственные из «метких стрелков» на биржевом рынке Стейнхардт, Файн и Берковиц почувствовали, что долгий послевоенный рост наконец достиг предела и начиналось время неопределенности. Пятнадцать лет назад знаменитый стоимостной инвестор Бенджамин Грэм принял судьбоносное решение не покупать акции Haloid, производителя копировальных машин Xerox, сказав, что он не видит причин для покупки этих акций, так как не верит в их будущий рост. За последующие два года Haloid увеличился в шесть раз, и с тех пор культ растущих акций был бесспорным. Но в 1969 году Стейнхардт, Файн и Берковиц сделали вывод, что этот культ сошел на нет. Одно дело — платить премиальные за компанию с яркими перспективами, другое — платить столь много, что беспрерывный, «сверхзвуковой» рост акций смог бы экстраполироваться в будущее.

В начале 1969 года Стейнхардт и его друзья открыли достаточно коротких позиций «акций с историей», чтобы уравновесить свои длинные позиции, — в отличие от многих хеджевых фондов они действительно занимались хеджингом. Когда в тот год индекс S&P 500 упал на 9 %, фирма сохранила весь свой капитал, за исключением мизерных потерь. В следующем году, когда индекс S&P 500 снова упал на 9 %, тройка фактически начала делать деньги8. Выжив в 1969–1970 годах, компания продолжила наступление в 1971 году, когда рынок стал «бычьим», резко сменив тенденцию с «медвежьего». Когда Fortune опубликовал рейтинг двадцати восьми хеджевых фондов в этом году, Стейнхардт, Файн и Берковиц были единственными, кто фактически развил бизнес во время потрясений. Фонд сумел получить выручку в 361 %, начиная с открытия предприятия в июле 1967 года, и результаты оказались в 36 раз выше, чем у индекса рынка акций за этот же период9.

В 1972 году юная тройка снова сменила свой взгляд на рынок на пессимистический. На этот раз источник их сомнений был далек от культа инвестирования в рост. Замок американской послевоенной уверенности, казалось, начал трещать и разваливаться: администрация Никсона скрывала правду о провале во Вьетнаме, она скрывала инфляцию под бесполезной программой контроля цен и заработной платы, а тем временем лучшие компании Америки скрывали правду о себе в бухгалтерских махинациях. Джерри Файн и Говард Берковиц, которые занимались аналитической деятельностью в компании, постоянно обнаруживали сигналы опасности в примечаниях к ежегодным отчетам, а не кто иной, как сам Леонард Спейсек, почетный председатель Артура Андерсена и наиболее уважаемый бухгалтер этого времени, восклицал: «Финансовые отчеты — это колесо рулетки». «Отчеты финансовой деятельности компании, выпущенные в начале семидесятых, были настолько упрощенными, что мы считали их вздором», — вспоминал Говард Бер-ковиц. «При сдерживании одного фактора, при различных налоговых ставках капитал получает то, что обозначается как операционная выручка», — говорил Джерри Файн об отчетах компании за тот период10. Короче говоря, фондовый рынок торговал на уровне, который отражал политические и финансовые заблуждения. Так что, несмотря на то что в 1969 году молодая тройка открыла достаточно коротких позиций, чтобы защитить себя от экономического спада, в 1972 году они пошли еще дальше. Они сформировали свой портфель таким образом, что их короткие позиции во многом перевешивали длинные, и ждали, когда произойдет крах.

Поначалу он не происходил. Рынок спокойно добрался до конца 1972 года, и в течение этого года до сентября фонд упал на 2 %, в то время как индекс S&P 500 поднялся на 9 %. Но потом наступила расплата: S&P 500 упал на 2 % в течение 1973 года до сентября, а за следующий год — на шокирующий 41 %, а Стейнхардт, Файн и Берковиц увеличили прибыль до 12 %, а затем до 28 % после выплат — невероятная эффективность на рынке «медведей». Молодые партнеры загребали деньги, и в то время как почти каждый инвестиционный менеджер терял последнее, их результаты выглядели великолепно, но партнеры не были любимы везде и всюду. Когда фондовый рынок устремился вниз, отчаявшиеся продавцы позвонили в управление торговыми операциями тройки, зная, что фирма занимала акции для короткой продажи, заявляя, что настало время оплатить акции, чтобы покрыть их позиции. Майкл Стейнхардт, который руководил торговыми операциями фирмы, большей частью оказал этим просителям холодный прием, и тройка наблюдала, как их короткие позиции приносили еще большую прибыль, в то время как рынок продолжал отступать. В таком климате старые предубеждения против продаж без покрытия возникли с новой силой: о Стейнхардте, Файне и Берковице говорили с негодованием как о заносчивых, жадных людях и даже о том, что они не являются американцами. Игра против американских компаний преподносилась как один шаг до предательства11. Вспоминая тот период, Стейнхардт замечал: «Для меня это было вершиной профессиональной удовлетворенности»12.

УСПЕХ СТЕЙНХАРДТА, ФАЙНА И БЕРКОВИЦА ПРОДЕМОНстрировал возможности стратегии «от противного», которую исповедовали более поздние хеджевые фонды. А. У. Джонс изобрел структуру хеджевого фонда, чтобы контролировать подверженность финансовому риску. Его предприимчивые подражатели превратили это в способ максимизации такой подверженности. Но тройка превратила это в кое-что еще — в механизм игры против традиционного здравого смысла. На самом деле, агрессивная стратегия «от противного» стала чем-то вроде кредо компании, особенно для Майкла Стейнхардта.

Некоторые инвесторы, играющие против рынка, сбалансировали веру в свои убеждения и нежелание обижать других, но Стейнхардт определенно наслаждался, издеваясь над людьми. Он любил приглашать гостей посмотреть экзотических животных на его ферме в северной части штата Нью-Йорк, особенно нелетающую фолклендскую утку-пароход, которая злобно кусала всех, кто приближался слишком близко. Он любил вызвать брокера и дать ему лакомый заказ на несуществующие акции, оставив беднягу барахтаться в попытках определить компанию, чтобы получить гонорар. Как-то в 1980 году Стейнхардт решил, что его фонду, вероятно, нужна психологическая помощь: он допустил психиатра в свои владения, чтобы тот слонялся по офису для проведения «организационной терапии». Психиатр взял интервью у сотрудников и отметил преобладание таких выражений как «жестокое обращение с детьми», «хулиганское насилие», «беспорядочные вспышки гнева». Однако терапия была прервана, когда Стейнхардт потерял самообладание и вышвырнул психиатра из офиса.