Денег больше чем у бога. Хедж-фонды и рождение новой элиты

Но Сорос был несчастен. Успех инвестора требовал постоянной внутренней и интеллектуальной концентрации, которая временами была настолько сильной, что ощущалась физически. Сорос начинал догадываться о грядущих неприятностях, когда у него прихватывало спину. Зная, что в любой момент удача может от него отвернуться, Сорос предпочитал полностью полагаться на эти сигналы физической боли и закрывал свои позиции. Инвестирование отнимало все его время и энергию. Он думал о себе, как о боксере, который должен пожертвовать всей жизнью, тренируясь без устали, ради будущей победы. Он сравнивал себя с больным человеком, внутри которого неумолимо разрасталась злокачественная опухоль фондового рынка13.

Одно вложение было успешнее другого, но Сорос продолжал пересматривать свои приоритеты. В 1980 году он отказался от услуг Джима Роджерса, Он обвинил Роджерса в вытеснении из компании молодых сотрудников, подчеркнув, что тот не оправдал тем самым надежды Сороса на перераспределение рабочей нагрузки. В это время он начал поиск новых партнеров, которым смог бы передать полномочия14. Сорос был весь погружен в поиски, что привело к резкому падению его инвестиционной деятельности. Если 1980 год ознаменовался 100-процентной прибылью, то уже на следующий год фонд Quantum потерял

23 %. Это был первый проигрыш Сороса. За ним последовала целая волна досрочных погашений ценных бумаг, которая наполовину сократила его капитал: с 400 миллионов долларов до 200 миллионов15. К сентябрю 1981 года униженный и оскорбленный Сорос вверил все оставшиеся деньги инвесторам и решил, подобно Майклу Стейнхардту три года назад, взять небольшую передышку, отдохнуть от игр на фондовом рынке.

В 1984 ГОДУ СОРОС ВЕРНУЛСЯ В ИНВЕСТИЦИОННУЮ

игру с вновь обретенным чувством равновесия. Ранее он был охвачен навязчивой идеей, что, если он будет подходить к делу с меньшей одержимостью, это отрицательно скажется на результатах его деятельности. Но психоаналитик помог ему избавиться от демонов, порожденных кризисом среднего возраста. Сорос признал свой успех и позволил себе немного расслабиться, прекрасно понимая, что напряжение может убить курицу, несущую золотые яйца. Он также осознавал, что отсутствие отдыха сделает его успех бессмысленным для него самого. Он перестал отождествлять себя со своим фондом, хотя такая перемена далась ему нелегко. Он сравнивал эти ощущения с болезненной операцией, которую ему пришлось перенести в прошлом, чтобы вырезать кальциевый камень из слюнной железы. Едва камень удалили и вытащили наружу, как он тут же рассыпался в порошок. «То же самое произошло и с моим раздражением, с моей одержимостью, — вспоминал Сорос, — они растаяли, едва их вынесли на свет»16.

Если раньше знаком для Сороса выступала боль в спине, то теперь он ориентировался на более интеллектуальный процесс. С августа 1985 года он вел дневник, в котором описывал все свои размышления касательно инвестирования, в надежде, что запись мыслей на бумаге положительно скажется на его суждениях. Результат такого «эксперимента в режиме реального времени» оказался трудным для понимания, скучным, полным без конца повторяющимися мыслями и сложными размышлениями о сценариях, которым не суждено было воплотиться в жизнь, но в целом информативным. И поскольку в дневнике Сорос выражал свое сугубо субъективное мнение, свободное от всеобщих предубеждений, которые негативно сказываются на ретроспективных объяснениях успеха, этот дневник стал истинным портретом биржевого игрока за работой. И именно в этом дневнике Соросу посчастливилось отразить один из величайших триумфов своей жизни — ставку против американского доллара, которую он позднее описал как «самый большой куш за всю историю».

Сорос вырос в инвестиционном мире Уолл-стрит. Но увлеченность рефлексивными циклами обратной связи навела его на мысль о более широких возможностях. Подобно Майклу Маркусу из Commodoties Corporation, оставившему свой пост в сфере торговли хлопком на товарно-сырьевой бирже ради карьеры биржевого маклера, Сорос не видел никакого смысла в том, чтобы знать все лишь о нескольких фондовых рынках в надежде предугадать любые незначительные изменения. Основной задачей, по его мнению, было знать немного обо всем, чтобы иметь возможность точно определить, откуда в этот раз придет «волна удачи». К 1980-м годам пост-Бреттон-Вудская валютная система плавающих валютных курсов стала естественным полем действия для трейдеров. Стоимость доллара целиком и полностью зависела от представлений о ней, которые, по мнению Сороса, были небезупречны. А так как эти представления могли кардинально измениться в любое время, курс доллара также мог резко меняться.

Такая точка зрения о функционировании валютных рынков была нетрадиционной. В 1970-х годах и начале 1980-х большинство экономистов были склонны полагать, что валютные рынки, подобно фондовым рынкам, стремятся к эквилибриуму (равновесию) во всем17. Если бы стоимость доллара стала завышенной, экспорт США упал бы, а импорт увеличился. Результатом стал бы торговый дефицит, означавший, что иностранцам потребовалось бы меньше долларов на покупку американских товаров, чем американцам — любой другой валюты на покупку импортных товаров. Относительно низкий спрос на доллар стал бы катализатором падения его стоимости, изменяя торговый дефицит до тех пор, пока система не достигла бы равновесия. Биржевые игроки, придерживающиеся традиционной точки зрения, ни в коем случае не стали бы влиять на этот процесс, подрывать его. Если бы они верно предугадали будущее валютных курсов, они бы лишь ускорили движение системы к ее равновесию. Если бы они ошиблись, то оттянули бы процесс корректировки курсов, но такая задержка не осталась бы без вмешательства биржевых игроков, поскольку в противном случае они потеряли бы свои инвестиции.

Сорос видел, что теория эквилибриума не объясняет поведение валюты в реальном мире. Например, с 1982 по 1985 год торговый дефицит в Соединенных Штатах неуклонно возрастал, что подразумевало низкий спрос на доллар, но, несмотря на это, доллар лишь усилил свои позиции. Причиной стали спекулятивные потоки капитала, которые способствовали поднятию доллара, поскольку эти спекулятивные потоки имели тенденцию к самоупрочению. Когда поток «горячего» капитала хлынул в Соединенные Штаты, курс доллара вырос; растущий курс доллара привлек еще больше биржевых игроков, что помешало валютным курсам прийти в равновесие18. Если бы биржевые игроки на самом деле определяли валютные курсы, это привело бы к постоянным падениям и взлетам курсов валют. На первой стадии биржевые игроки развивали бы преобладающее предубеждение, и это предубеждение впоследствии способствовало бы укреплению собственных позиций, тем самым все больше и больше уводя обменные курсы от уровня, необходимого для достижения равновесия. Чем более непредсказуемыми становились бы обменные курсы валют, тем более уверенными в своей правоте становились бы инвесторы, что привело бы к дисбалансу в торговле. В конце концов груз неимоверного дисбаланса в торговле в корне разрушил бы предубеждение биржевых игроков. Произошла бы резкая смена курса, и биржевые игроки кардинально изменили бы свое мнение, таким образом дав толчок развитию прямо противоположного направления19.

Летом 1985 года все мысли Сороса были заняты проблемой: как предугадать точное время изменения курса доллара. 16 августа, в день, когда он начал вести свой дневник, то полагал, что этот момент наступит совсем скоро. Президент Рейган полностью поменял администрацию в самом начале своего второго срока, и новая команда задалась целью опустить стоимость доллара, чтобы уменьшить торговый дефицит. Все теоретические принципы, насколько они имели к этому отношение, предполагали такой же способ действия. Процентные ставки падали, и для биржевых игроков стало невыгодно придерживать у себя доллары. Если бы сочетание политических действий и низких процентных ставок смогло убедить биржевых игроков отказаться от доллара, тенденция к повышению валютного курса неожиданно сменилась бы на прямо противоположную. На средней стадии данного цикла все биржевые игроки, мечтавшие поживиться на долларе, уже перебрались за границу. В стране практически не осталось людей, готовых купить доллар, поэтому продавцы могли повернуть тенденции рынка в прямо противоположном направлении.

Сороса мучил один вопрос: насколько неизбежен этот поворот. Если бы Соединенные Штаты набирали темпы развития, процентные ставки резко возросли бы, что сделало бы кардинальное изменение курса доллара менее вероятным. С другой стороны, если бы банки пришли к решению ограничить выдачу кредитов — при этом падение залоговой стоимости и уменьшение суммы займа отрицательно сказались бы на самих банках, — то появившиеся проблемы в банковском секторе приостановили бы экономику страны, что привело бы к падению процентных ставок. «Кто я такой, чтобы судить об этом? — спрашивал себя Сорос, но затем добавлял: — Единственное преимущество перед конкурентами, которое у меня есть, — это теория рефлексивности». И эта теория позволила ему особенно точно оценить весь риск банковской политики самоупрочения. Сорос принял решение поставить против американского доллара. Кроме того, анализ определенных технических показателей заставлял сделать такой же вывод20. Обдумав все аргументы, приводимые псевдонаучной экономикой, псевдофилософией рефлексивности и псевдопсихологией различных графиков, Сорос пришел к следующему инвестиционному решению: пришло время поставить на падение доллара.

Несмотря на свои внутренние сомнения, Сорос действовал решительно. По данным на 16 августа, фонд Quantum располагал суммой в 720 миллионов долларов в основных валютах, по отношению к которым доллар мог упасть, — иена, немецкая марка и фунт стерлингов — риск потенциальных убытков при изменении валютного курса в данной ситуации превышал собственный капитал фонда на 73 миллиона долларов. Любовь Сороса к риску была поразительной. «Обычно я стараюсь не превышать собственный капитал своей компании на любом рынке, — спокойно отметил он в своем дневнике, — но я всегда стремлюсь подогнать мое понятие о том, что составляет рынок, к моему мышлению о нем в данной ситуации»21. Сама идея, что хеджевый фонд должен быть застрахован от потерь, была списана им за негодностью.

Спустя три недели, 9 сентября, вторая запись в дневнике Сороса гласила, что первые результаты эксперимента оказались неудачными. Позиции доллара были спасены рядом экономиче-ских показателей Соединенных Штатов, направленных на повышение курса ценных бумаг, и ставка против доллара стоила Quantum 20 миллионов. Сорос с головой ушел в очередной самоанализ, переоценивая свои ценности. Он, как и прежде, уделял основное внимание слабой банковской системе, и последние показатели подсказывали ему, что удача может повернуться к нему лицом: курс немецкой марки изменялся так, что можно было предположить скорое резкое повышение курса валют. Затем Сорос привлек в свой анализ дополнительные аспекты. Поставив себя на место органов денежно-кредитного регулирования, он пришел к выводу, что процентные ставки скорее всего останутся по-прежнему низкими, даже если экономика страны окажется сильнее, чем ожидается. Федеральный резерв не станет поднимать процентные ставки из-за своей функции банковского регулятора. Последнее, что нужно и так неустойчивым кредиторам, это еще более дорогой капитал. Более того, совет Федерального резерва имеет возможность не повышать процентные ставки, поскольку новая администрация Рейгана была твердо нацелена на сдерживание дефицита бюджета путем ослабления инфляционного давления. Взвесив все варианты, Сорос решил придерживаться ставки против доллара и отказаться от нее только в случае потери половины ее стоимости, если дела на рынке и дальше будут идти не по его сценарию.