Денег больше чем у бога. Хедж-фонды и рождение новой элиты

Когда введенное Никсоном регулирование цен было отменено в начале 1973 года, Маркус заработал еще больше денег. Как мог заметить любой либертарианец, некомпетентное правительство снижало ценность денежных средств за счет увеличения денежного предложения, поэтому трейдер, вероятно, должен был разбогатеть, просто используя леверидж и владея крупными позициями на рынках зерна, бобов или металла. Только за 1974 год цена на кофе выросла на четверть, рис подорожал на две трети, а сахар-песок — в два раза; любой, кто купил эти товары с маржой, умножал свой капитал35. Затем цены на продовольственные товары двинулись в обратном направлении и начали столь же быструю тенденцию к снижению: сахар потерял 67 % своей максимальной стоимости, хлопок и резина — 40 %, а цена на какао упала более чем на 25 %36. Когда администрация Картера попыталась стимулировать экономику, рост инфляции привел к падению курса доллара на треть по отношению к иене и немецкой марке, и эти большие изменения давали участникам новых рынков валютных фьючерсов широкие возможности37.

В начале 1975 года Маркус обнаружил возможность, которая помогла одержать победу над фиксацией валютного курса и благодаря которой хеджевые фонды впоследствии приобрели известность. В своем исследовании неразумной политики правительства, нарушавшей здравый смысл рынка, он остановился на интервенции, такой же привлекательной, как и регулирование цен Никсона: Саудовская Аравия установила курс своей валюты по отношению к доллару. Не нужно было быть гением, чтобы заметить, что эта фиксация курса создавала проблемы. Так как доходы Саудовской Аравии от экспорта быстро увеличивались вместе с ценой на нефть, ее экономика была наводнена деньгами, что создавало давление в сторону повышения валютного курса. Конечно, ревальвация не была бесспорной: Саудовская Аравия могла решить смириться с притоками капитала, хотя они поддерживали инфляцию. Но, следуя логике валютных спекулянтов, которые впоследствии критиковали фиксацию валютного курса повсеместно, от Британии до Таиланда, Маркус заметил, что, произойдет ревальвация или нет, девальвация была немыслима. Это делало ставку на валюту Саудовской Аравии весьма привлекательной односторонней спекуляцией: не могло быть гарантии победы, но было что-то вроде гарантии беспроигрышности. Поэтому Маркус приобрел крупные позиции в риялах, используя эффект рычага с заемным капиталом, и продолжал довольно крепко спать. В марте 1975 года Саудовская Аравия отказалась от привязки своей валюты к доллару и ревальвировала ее. Маркус достиг еще одного большого финансового успеха38.

К КОНЦУ 1970-Х ГОДОВ COMMODITIES CORPORATION имела необычайный успех. Неудача с кукурузной болезнью поблекла в памяти; серфинг на тенденции в стиле Майкла Маркуса приносил прибыли в 50 % многим трейдерам фирмы. Капитал компании увеличился с 1 миллиона долларов в своей минимальной точке до приблизительно 30 миллионов долларов; дом на ферме приобрел дополнительный флигель, и было построено новое здание. Веймар нанял новых трейдеров, а каждый трейдер нанял сотрудников для слежения за графиками; ветераны фирмы сочли абсурдным количество вновь прибывших администраторов, тем более что накладные расходы вычитались из их торговой прибыли. Но прибыли были достаточно большими, чтобы уладить эту проблему. Только за 1980 год они достигли астрономической цифры в 42 миллиона долларов, поэтому, даже раскошелившись на 13 миллионов долларов на премии 140 сотрудникам, скромная фирма Веймара получала доходов больше, чем 58 компаний, входящих в Fortune 500. Веймар отправлял своих сотрудников с семьями первым классом на корпоративный отдых на Бермудских островах. Трейдеры использовали любую возможность, чтобы покритиковать Веймара за то, что он так свободно расходовал финансовые средства, но уж кто-кто, а они осознавали, что Commodities Corporation — это феномен39.

Феноменальным был прежде всего триумф гибкости. Шагнув за пределы эконометрического анализа с целью сосредоточиться на тенденциях, Веймар продемонстрировал прагматизм, который неоднократно обнаруживается в истории хеджевых фондов и, несомненно, в истории бизнеса в целом. Нововведения часто приписываются большим теориям, раздуваемым в университетах и научно-исследовательских парках: так, Стэнфордская инженерная школа является творческим центром Силиконовой долины, а национальные институты здравоохранения поддерживают нововведения в фармацевтической отрасли. Но правда в том, что нововведения часто менее зависят от великих научных достижений, чем от простого метода проб и ошибок — от готовности согласиться с тем, что дает результат и не обращать внимания на теорию, которая может лежать в основе этого. Даже в финансовой сфере, где научно-исследовательские открытия могут быть непосредственно преображены в бизнес-планы, метод проб и ошибок оказывается основным. А. У. Джонс начинал свою деятельность, ожидая, что наблюдение за графиками позволит ему использовать широкий рынок; это оказалось тупиковым путем, но он достиг цели, придумав новую систему поощрения для финансовых аналитиков. Стейнхардт, Файн и Берковиц начинали как аналитики по рынкам акций. Но своим успехом они во многом были обязаны блочной торговле ценными бумагами плюс эксцентричной концентрации на денежно-кредитной политике.

Подобно тройке Майкла Стейнхардта, Commodities Corporation извлекла выгоду из подхода, характерного для периода 1970-х годов. Финансовые рынки являются механизмами, необходимыми, чтобы свести людей, которые хотят избежать риска, с людьми, которым платят за помощь в этом: это трансферт от ищущего страховку к продающему ее. В 1960-е годы немногие нуждались в страховании от колебаний цены на товар. Правительством были установлены минимальные цены на сельскохозяйственные товары, в то время как излишки предотвращали повышение цен; трейдеры Чикагской товарной биржи коротали время за чтением газет на ступенях «ямы» в торговле соевыми бобами. Но в инфляционные 1970-е новая нестабильность цен на продовольственные товары создала большой спрос на страхование: продовольственные компании использовали фьючерсный рынок, чтобы хеджировать риск высоких цен; фермеры использовали фьючерсный рынок для хеджирования риска низких цен40. Подобным образом, новая нестабильность валютных курсов породила большой спрос на хеджирование валютного курса; транснациональные компании осознавали тот факт, что рост или падение доллара могли внести кардинальные изменения в их деятельность. В течение первой половины 1970-х годов быстро вырос оборот на Чикагской товарной бирже. У трейдеров на товарных биржах не было времени на чтение газет.

Этот рост желающих застраховаться на рынке должен был принести прибыль продавцам страховок — то есть спекулянтам. Фермеры и продовольственные компании покупали и продавали фьючерсы потому, что им нужно было избавиться от риска, а не потому, что у них была сложная теория относительно направления цен; спекулянты, у которых действительно была эта теория, должны были иметь превосходство при торговле с ними. Более того, спекулянты получали особо крупные прибыли, так как сталкивались с относительно низкой конкуренцией. Биржи устанавливали ограничения на некоторые контракты, которые мог покупать спекулянт, тем самым ограничивая предложение «страхования» и повышая его стоимость искусственно. Commodities Corporation заполучила более высокие страховые взносы, созданные этим искусственным дефицитом, к тому же нашла другой способ, также позволяющий выиграть. Она обходила биржевые запреты, устраивая внебиржевые торги с оптовыми торговцами41.

Большой скачок спроса на страхование частично объясняет успех Commodities Corporation. Но самым важным фактором, вне всяких сомнений, был переход фирмы к системе следования за трендом. Разрабатывая свою техническую компьютерную систему — TCS и демонстрируя, насколько ошибались последователи теории случайных блужданий, Фрэнк Ваннерсон придал Commodities Corporation уверенности для найма специалистов по теории следования за трендом, таких как Майкл Маркус, и для превращения его стиля сочетания фундаментального анализа и графиков в некое кредо компании42. Годы спустя финансовая наука приблизилась к открытию Ваннерсона. В 1986 году статья в престижном журнале Journal of Finance обосновала, что следование за трендом на валютных рынках могло бы принести немалые доходы, а в 1988 году другое исследование подтвердило то же самое для товаров, а также для валютных фьючерсов43. Наблюдалась занятная симметрия в некоторых из этих исследований. Скотта Ирвина, одного из авторов статьи 1988 года, начать исследование побудила встреча с Денисом Данном, чья фирма Dunn & Hurgitt предоставила Ваннерсону данные для создания технической компьютерной системы. Изучая ту же последовательность цен, над которой работал Веймар почти два десятилетия назад, Ирвин пришел к такому же выводу44.

В 1977 ГОДУ МАЙКЛ МАРКУС РАЗМЕСТИЛ В ФИНАНСОВОЙ прессе объявление для замещения вакансии ассистента трейдера. На него ответил неперспективный человек, который выбыл из Гарвардской программы обучения на степень доктора наук и теперь работал неполный рабочий день водителем такси. Когда кандидат представился, это была любовь с первого взгляда. Маркус снял трубку и позвонил Веймару. «Хельмут, — сказал он энергично, — у меня в офисе сидит следующий президент Commodities Corporation»45.

Кандидатом был Брюс Ковнер, и Веймар мог понять, почему Маркус был в таком восторге. Молодой человек был высокого роста, импозантный, с большой головой, покрытой густыми коротко остриженными волосами; он излучал уверенность и естественную непринужденность, а его интеллектуальный уровень был поразителен. Ранее он был членом кружка политологов в Гарварде, куда входили Джеймс К. Уилсон и Дэниэл Патрик Мойнихан; какое-то время посвятил себя обучению музыке на очном отделении; участвовал в нескольких политических кампаниях, а также являлся внештатным сотрудником журнала Commentary и писал для него статьи на различные темы, начиная от музыки и заканчивая целями экономического роста. Торговля была лишь еще одним занятием, которому он обучился попутно. Побуждаемый разговором с другом, он изучил фьючерсные рынки, занял 3 тысячи долларов через систему кредитных карточек MasterCard и обратил их в 22 тысячи долларов. Маркус и Веймар проверили возможного ассистента, упомянув пару финансовых текстов, но Ковнер прочитал больше, чем они, — от исторической классики, такой как «Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы» Чарлза Маккея, до современных информационных бюллетеней. «Я действительно ценю богатство интеллекта, а Брюс был богат до предела», — вспоминает Веймар46. Ковнера тотчас же взяли на работу, и не в качестве ассистента, а в качестве трейдера47.

Встреча Ковнера с Маркусом и Веймаром положила начало одной из самых славных карьер в истории хеджевых фондов. В течение следующего десятилетия Ковнер увеличил размер доходов в среднем примерно на 80 % в год и открыл свой собственный хеджевый фонд Caxton Corporation. Кроме того, он оказался яркой личностью в искусствах и в политике. Он стал крестным отцом консервативного движения за счет должности председателя в Американском институте предпринимательства и поддержки газеты New York Sun. Он возглавлял Джуллиардскую музыкальную школу и спонсировал художника, который работал над иллюстрированным изданием Библии, Pennyroyal Caxton, дополненным гравюрой Ковнера с изображением царя Соломона. Когда Ковнеру после развода понадобилось холостяцкое жилье, он превратил Манхэттенский международный фотографический центр в частную квартиру: в большом доме есть помещение для хранения коллекции редких книг Ковнера и рабочий кабинет, который служит также в качестве противорадиационного бомбоубежища.