Взлом стратегии

Неудобный пример — вторая война в Ираке. Ее корни лежат в попытке выработать новую внешнюю политику. В 1997 г. 25 видных консерваторов присоединились к проекту «Новый американский век», подписав заявление о принципах. Предлагаемая политика заключалась в построении демократии во всем мире; особое внимание обращалось на то, что США прекращает поддерживать диктаторов и активно противодействует «режимам, враждебным нашим интересам и ценностям». Среди подписавших заявление были будущий вице-президент Дик Чейни, будущий советник по национальной безопасности Эллиот Абрамс, будущий министр обороны Дональд Рамсфелд, его будущий заместитель Пол Вулфовиц и еще несколько будущих членов администрации Джорджа Буша — младшего.

Для этой группы война в Афганистане была показательным примером. В начале правления администрации Буша внимание сосредоточилось на смене режима в Ираке. Такая акция, по мнению ее сторонников, показала бы миру, что США борются с диктаторами, могут вести людей к демократии, и — что важно — продемонстрировала, кто в мире главный. Один армейский полковник сказал мне сразу после быстрой победы в Афганистане в 2002 г.: «Урок таков: если вы пойдете против нас, мы раздавим вас, как букашку».

Когда в 1991 г. США выбили иракскую армию из Кувейта, обнаружилась успешно скрываемая программа разработки ядерного оружия. Ее свернули под контролем ООН, однако ЦРУ оказалось в неловком положении из-за того, что упустило ее из виду[182]. Поэтому, когда в 1999 г. один иракский осведомитель под кодовым именем Curveball начал утверждать, что Саддам Хусейн снова разрабатывает ядерное и биологическое оружие, это восприняли как повод для вторжения. Более умеренный подход состоял бы в том, чтобы тайно высадить в предполагаемом месте подразделения специальных сил и проверить слухи. Однако полномасштабное вторжение и смена режима были уже предрешены.

Группа неоконсерваторов во главе с Полом Вулфовицем и Диком Чейни была убеждена, что Ближний Восток можно преобразовать. В речи 2002 г. Чейни четко обозначил желаемый результат:

В 2004 г. у меня была возможность побеседовать с тогдашним министром обороны США Дональдом Рамсфелдом. Тогда он пытался справиться с растущим повстанческим движением в Ираке. Ожидалось, что итогом вторжения станет торжество демократии, а не бунт. Мы говорили о том, как Министерство обороны управляло изменениями в расходах. В дополнение я спросил министра о его взглядах на создание стратегии или политики. Его ответ весьма занятен.

Рамсфелд сказал мне, что как министр обороны он имеет доступ почти ко всем сведениям. «Вы хотите знать различные племенные истории, языки, обычаи и ситуации со смешанными браками? У нас есть люди, которые это знают», — заметил он. Он описал широкий спектр знаний о погодных условиях в Ираке и внутренней политике. «Вы хотите знать, кто в Турции заблокировал нам путь к вторжению с севера и почему? У нас есть люди, которые это знают…» По его словам, настоящая проблема — собрать все эти сведения воедино в согласованную стратегию. Рамсфелд заметил: «Каждой крупице знаний сопутствует какая-нибудь программа. Она исходит от человека или группы людей, имеющих какую-то точку зрения, корыстную цель, бюджет, который нужно контролировать, контракт, который нужно продлить, карьеру, которую нужно продвинуть, и так далее». Он спросил: «Профессор, у ученых есть способ решить эту проблему?»

Я на минуту задумался над ответом и быстро поразмыслил над тем, что известно о процессе выбора политики. Я был вынужден признать, что наша технология для решения этих вопросов не особо улучшилась с древних времен. Я сказал: «Мы много знаем о том, что может пойти не так, но очень мало о том, как это исправить. По сути, вы помещаете небольшую группу умных людей в комнату и смотрите, что они придумают». Что известно?

Вопрос Рамсфелда пролил свет на две реалии. Во-первых, когда стратегию описывают и продвигают с учетом определенного результата (ликование на улицах Багдада), очень трудно работать с информацией и советами, которые не соответствуют ему. Во-вторых (это еще важнее), его вопрос усилил мою обеспокоенность тем, что на самом деле мало известно о том, как группа должна объединять информацию для создания какой-то стратегии. Этот недостаток выглядел профессиональным конфузом.

За последние полвека методы анализа бизнес-стратегии, отраслей, экономики, конкуренции и деятельности компаний продвинулись вперед. Но сам по себе анализ затрат и конкуренции создает хорошую стратегию не лучше, чем анализ цветов краски — изобразительное искусство. Фундаментальные вопросы о процессе создания стратегии еще почти не исследованы, и ответа на них нет.

Заявление, что у нас почти нет знаний о наилучшем процессе создания хорошей стратегии, очень серьезное. Многих оно будет раздражать. Его подробное обоснование заняло бы целый том. Ниже я кратко рассмотрю кое-что из того, что изучено и понято, и границы этих знаний.

Концепция принятия решений предполагает, что проблема заключается в выборе лучшего варианта действий. Элегантная математическая система — теория принятия решений (для экономических или поведенческих задач) — предполагает, что кто-то уже подготовил варианты, из которых можно выбрать. Это удобно, если вы пытаетесь решить вопрос о покупке или аренде вилочного погрузчика, но бесполезно, если вы сталкиваетесь с «корявой» проблемой бездомности в Сан-Франциско.

Сейчас специалисты все лучше понимают когнитивные искажения человеческого мышления и то, как они могут повлиять на принятие решений. Многие из них систематизированы и объяснены в увлекательной книге Даниэля Канемана «Думай медленно… решай быстро»[184]^, [185]. Для топ-менеджмента важнее всего склонность к оптимизму (optimism bias), подтверждению своей точки зрения (confirmation bias) и предвзятость взгляда изнутри (inside-view bias).

Склонность к оптимизму означает, что люди переоценивают выгоды и недооценивают затраты для какого-нибудь плана или набора действий. Это кажется неизбежным следствием базовой жизнерадостности. Я помню, как спросил футуролога Германа Кана, как получать объективные прогнозы. Он посоветовал: «Нанимайте прогнозистов с клинической депрессией».

Склонность к подтверждению собственной точки зрения означает, что мы отдаем предпочтение информации, новостям и утверждениям, которые подкрепляют наши убеждения и мнения. Если менеджмент компании считает, что располагает лучшей технологией замены межпозвонковых дисков, он, как правило, игнорирует сведения, что у какой-то небольшой фирмы есть метод лучше.

Предвзятость взгляда изнутри возникает из-за сильной склонности сосредоточиваться на своем опыте. При этом, как правило, есть тенденция игнорировать два момента: общий опыт других людей, пытающихся сделать то же, и вероятные действия и силу конкурентов, особенно когда мы продвигаемся в новые области. Логически эта предвзятость близка к «проклятию победителя» — статистическому утверждению, что победитель аукциона почти наверняка переоценил приобретенный лот. (Рациональное лекарство — делать ставки настолько низкие, чтобы выигрывать очень редко!)

Для стратега идея предвзятости в выборе важна, однако упускает из виду нервный центр разработки стратегии. Пропуская диагностику проблемы, такие специалисты искажают собственное мышление. Происходит концептуальное смещение в сторону расчета и выбора, а не выявления и понимания проблемы. И это смещение — отход от трудного определения, какие устремления и ценности нужно использовать в данной ситуации.

Исследования по решению проблем еще менее полезны. В основном их проводили преподаватели, которые предлагали учащимся головоломки, а не сложные неструктурированные задачи. Причина в том, что исследователи не могут оценить работу учащихся, если сами не знают решения этих задачек.

Работа в группах еще более мутна. Специалисты по социальной психологии давно считают, что группы должны превосходить отдельных людей. Однако десятилетия исследований (в основном на студентах) показывают, что опытные люди часто превосходят группы в решении распространенных понятных проблем (почти все такие исследования не касаются сложных проблем, когда разные люди обладают разными наборами давно приобретенных знаний)[186].

Таким образом, два прямых (отрицательных) ответа на вопрос Рамсфелда заключались в следующем: не существует известного процесса, с помощью которого группа может разработать хорошую стратегию, особенно когда конкретный результат или действие определены заранее и вы не можете создать здравую стратегию или политику с помощью эгоистичной, политически ангажированной или нелояльной команды. Дон Фаррелл, CEO энергетической компании TransAlta, сказала мне: Что можно сделать?

Примерно тогда, когда вопрос Рамсфелда возродил во мне интерес к этой теме, я работал спикером и консультантом с компаниями и некоторыми агентствами, занимаясь вопросами стратегии. Со временем я начал применять к увиденному свои принципы. Какой диагноз я ставлю? В чем причины неправильного функционирования? Что мешало исправить ситуацию? Это проблема политики или недостатка знаний? Была ли это склонность к оптимизму? Или политическая борьба? Или глупость? Конечно, все эти вещи где-нибудь когда-нибудь на что-нибудь влияют. Ключ я начал видеть в общем убеждении, что стратегия служит заранее поставленным целям или задачам.

Необходимо было избавиться от привычки смешивать стратегию с движением к конкретным целевым показателям и дать возможность высшим руководителям разрабатывать планы действий для основных проблем. Также необходимо было смягчить влияние власти и статуса на обсуждение, отложить решение до проведения анализа и помочь сосредоточить энергию и действия там, где они окажут наибольший эффект. Это темы следующей главы; она иллюстрирует процесс, который я называю «Кузницей стратегии».