Девочка по вызову

Глава вторая

Пришел следующий день, как это бывает всегда. Неотвратимо и неизменно. Приехав домой, я приняла душ, а перед выходом на работу сделала это снова по привычке.

Я одевалась так, как по моему представлению следовало одеваться преподавателю колледжа: достаточно профессионально, чтобы тебя не путали с учащимися, и не слишком формально, чтобы люди не решили, что ты воспринимаешь себя слишком серьезно. В мире академического образования общественные колледжи определенно не воспринимались всерьез. Это несправедливо, но, помнится, Ленин как-то сказал, что восприятие и есть реальность. Действительно, именно в таких учебных заведениях многие начинают и многие же заканчивают свое образование.

Мне не хотелось об этом думать.

Мне повезло с лекциями на тему «Смерть: процесс и результат». Мне предложили их в рамках программы сотрудничества колледжа и местной больницы. Основными слушателями были профессиональные медсестры, которые учились для того, чтобы получить повышение, так что у моих студентов хватало и мотивации, и опыта. На занятиях я говорила о смерти, с которой мои ученики сталкивались ежедневно. Эта тема воспитывает в слушателе немалую долю смирения.

В самое первое утро после работы на Персика, признаться, я не ощущала в себе смирения. Наоборот, я была в приподнятом настроении и чувствовала себя превосходно.

В тот день мы говорили о смерти и войне. Мне эта тема нравилась больше всего, потому что по ней существует больше всего материала, которым можно заинтересовать студентов.

Я не хотела говорить о том, что такое война и хорошо это или плохо. Мне нужно было лишь разбередить чувства слушателей, обострить и очистить их восприятие, чтобы они могли прийти к самостоятельным выводам. Или же чтобы они могли сами себя запутать, потому что и это было возможно.

Я прочитала вслух два стихотворения: «Осознанные возражения» Эдны Сент-Винсент Мил-лэй и «Потери» Рэндалла Джаррела. Написанные на пике эмоций, они были удивительно красивы и не могли оставить слушателя равнодушным. Как обычно, я прочитала их почти по памяти, наблюдая за реакцией студентов, чтобы направить в нужное русло дискуссию, которую запланировала на этот урок. И вдруг, внезапно, на какую-то долю секунды, я снова оказалась на паруснике, попивая вино и чувствуя купюры в своем кармане.

И мне это понравилось. Я будто бы покинула свое тело, смотрела на себя со стороны и радовалась тому, что вижу. Мне нравилась моя профессиональная компетентность и то, что я занимаюсь полезным делом. Так же понравилось мне и тайное знание о том, что незадолго до этого мне заплатили за сексуальность, красоту и умение вызвать желание. Мне очень понравились обе стороны моей жизни.

Я быстро вернулась к действительности, пока заключительные слова стихотворения Рэндалла Джаррела эхом отзывались в аудитории:

В ту ночь, что я умер, Мне снилось, что я мертв, И города спросили у меня: «Зачем ты умираешь?»
«Мы успокоились, если спокоен ты.Зачем тогда ты смерть выбираешь?»

Я ждала. Молчание - мой верный помощник. Оно заставляет людей почувствовать себя неловко, и они начинают говорить только ради того, чтобы положить ему конец, проговариваясь в том, что никогда не стали бы обсуждать при иных обстоятельствах. Слова Эдны Миллэй тоже потонули в молчании:

Я умру, но на этом Иссякнут мои одолжения смерти. Она мне не хозяйка.

Я пока не дошла до тяжелой артиллерии: «Смерть артиллериста» Джаррела могла в миг опустошить аудиторию. Я как-то прочитала это стихотворение в первый год работы, и, по-моему, трети студентов стало плохо. Во всяком случае, выглядели они не лучшим образом.

Я ждала, и, воспользовавшись молчанием, погрузилась в собственные мысли.

Эти люди, студенты, слушали поэзию, которая, по их искреннему убеждению, не имела к ним никакого отношения.

Они делали это только потому, что я попросила их об этом. За недели и месяцы, которые мы провели вместе, я научила их доверять мне. Теперь я могу попросить их послушать странную речь незнакомых им людей и постараться найти скрытую в ней истину. Они доверяли мне, потому что я обладала авторитетом в их глазах.

Половина студентов даже называли меня доктором, что только подчеркивало их уважение. Это даже немного пугало меня. Что, если, задавленная собственным авторитетом, я не смогу позволить себе быть сексуальной? Что, если я больше не смогу работать на Персика? Что, если я поеду на вызов, а клиент меня не захочет? Что, если Брюс был исключением? Может быть, я все-таки слишком стара для этого? Может ли получиться так, что я всю жизнь буду с горечью вспоминать эту ночь как нечто желанное и недоступное? Если так, то, выходит, мне не стоило и начинать?

Позвонив Персику, я снова, только более настойчиво, попросила ее о встрече. Ей это не понравилось, она всячески сопротивлялась. Как я узнала позже, она никогда не встречалась с девушками в начале их работы. Иногда она не встречалась с ними вовсе. Она дожидалась того момента, когда у нее складывалось собственное мнение о новом человеке по телефонным разговорам и отзывам клиентов. Я так и не смогла понять, почему это происходило именно так. Может быть, личные встречи делали девушек слишком реальными для нее.

Может, ей было легче держать дистанцию, когда все персонажи оставались обезличенными голосами на другом конце телефонной линии.

Реальность ее работы заключалась в том, что она осознанно отправляла своих девушек в разные места, которые могли оказаться отвратительными и опасными. Она должна была это делать. Как-то Персик проговорилась:

- Понимаешь, Джен, если я действительно стану об этом думать, то уже никого никуда не смогу послать.

Мне кажется, что ей проще работать, если она не знает, как выглядят ее девочки, и не знакома с ними лично. На том конце телефонной линии девушка может быть кем угодно: статистикой, вымышленным персонажем, постоянно меняющим свои размеры, возраст, цвет глаз и волос. Персику остается лишь добавить к предложенной легенде небольшое предисловие: «Она милашка, только что приехала сюда из Канзаса, чтобы поступить в колледж». Эти истории постоянно изменялись, чтобы удовлетворить вкусам и потребностям клиентов, причем сами клиенты пребывали в непреходящем изумлении от того, что Персику удавалось им угодить.

Я позволю себе краткое отступление: мне показался интересным тот факт, что мужчины не способны угадать возраст женщины.

Возможно, в мужской ДНК заложена какая-то программа, не позволяющая активизировать клетки головного мозга, которые отвечают за способность при взгляде на женщину сделать логичные хронометрические выводы. Может быть, это происходит в результате постоянного полового возбуждения, когда, сами понимаете, у мужчин работает только одна голова. В общем, они не способны догадаться о возрасте женщины, особенно если вы уже предложили им какую-то цифру.

Я начала работать в службе эскорта незадолго до того, как мне исполнилось тридцать четыре. Элли, помощница Персика, тут же внесла в этот факт свои коррективы.

На следующий день после моего первого вызова я позвонила Персику, чтобы подтвердить свое желание работать и в этот вечер. Как оказалось, сама Персик сегодня работать не планировала.

- У меня выходной, так что меня не будет, - сказала она - Не волнуйся, я уже рассказала о тебе своей помощнице Элли, и она скоро с тобой свяжется.

Я занервничала, но мне удалось успокоить себя мыслями о том, что мой банковский счет еще не позволяет мне брать выходной. Кроме того, если я сейчас дам задний ход, мне будет уже сложно вернуться. Меня приняли, и я должна этим воспользоваться.

Элли позвонила около семи, чтобы обсудить кое-какие детали. Ей нужно было уточнить мое описание, чтобы знать, что предлагать клиентам.

На сообщение о возрасте она отреагировала прямо и непосредственно:

- Не пойдет. Никто не захочет встречаться с «девушкой» за тридцать, - сказала она. Я попыталась объяснить ей, что мой возраст не определяет того, как я выгляжу, и что на работе меня чаще принимают за аспирантку, чем за преподавателя. Мне действительно тридцать три, но выгляжу я гораздо моложе.

Элли, судя по всему, придерживалась иного мнения.

- Мужики понятия не имеют о том, как может выглядеть женщина за тридцать. Они ущербные козлы, и их примитивный мозг способен только на одно направление мыслей.

Как я поняла, Элли довольно цинично относилась к своей клиентуре и к жизни в целом.

- Для них уже двадцать восемь или двадцать девять - это «перестарок». Я не смогу заинтересовать клиента, если скажу, что тебе тридцать три.

- Хорошо. - Дальнейшие споры не имели смысла. Элли явно знала свое дело лучше меня. Новая игра - новые правила, и я готова была их принять. Чуть позже я узнала, что самой Элли только что исполнилось двадцать.

Она продолжала:

- Мы скажем, что тебе двадцать четыре. Так ты можешь быть аспиранткой.

Некоторых мужиков заводят умные девицы. Ты пойдешь на ура с умниками: они всегда просят кого-нибудь с образованием.

Это меня устраивало. В тот вечер Элли нашла мне клиента: тихого инженера из Нью-Дели. После этого Персик стала заявлять мой возраст где-то между двадцатью двумя и двадцатью девятью, в зависимости от того, кто был клиент и чего он хотел. Я думала, что двадцать два - это чересчур, но никто из мужчин, с которыми я встречалась, не подвергал сомнению верность ее слов.

Должна признаться, что, несмотря па уверенность в своем внешнем виде, я все же чувствовала себя неуютно в том, что касалось возраста. Подумайте сами: распространенное мнение представляет проституток молодыми, даже иногда юными девочками, почти школьницами. Если речь заходила о типе femme fatale, то предпочтение отдавалось Лолите, а никак не зрелой женщине. Я же смотрела «Красотку»! Там девушка была достаточно юна, чтобы по-прежнему оставаться идеалисткой, на что нам настойчиво намекал этот фильм. В «Улице Полумесяца» возраст и интеллектуальный уровень Сигурни Уивер были скорее исключением, чем правилом, но даже ее клиенты не всегда соглашались с тем, что она может дать им то, чего они хотели. Самым распространенным образом проститутки стала героиня Джулии Робертс: молодая, длинноногая, болтушка и милашка. Шлюха с сердцем из чистого золота.

Я не была ни молодой, ни длинноногой, ни болтушкой или милашкой. Я также не имела никаких иллюзий относительно своего сердца. Выходит, я не могла соответствовать образцу? Эта мысль не давала мне покоя. После урода Питера я была не готова пережить еще один отказ.

Удивительно, но во всех моих размышлениях, доводах и выводах, планах и предположениях, которыми я занимала себя, начиная работать, не было и тени сомнения, что я справлюсь с этой работой. Сидя в общежитии и просматривая свои конспекты к утренней лекции, я волновалась о том, как пройдет занятие, какие вопросы будут задавать слушатели и так далее. Нервно репетируя ход лекции, я в то же время прикидывала, становиться ли мне проституткой. Меня удивляло это совмещение несовместимых, казалось бы, занятий, но тем не менее, я ни минуты не сомневалась в том, что смогу это делать. Я просто была уверена в том, что у меня получится.