Друиды

Глава семнадцатая

— Если тебе интересно, я за тебя не голосовала, — сказала Сулис.

— Да все нормально. Я бы тоже не стал за себя голосовать.

Она пришла ко мне с одним из вопросов, решение которых зависело от главного друида. Надо было выбрать: какие грибы использовать при окуривании больной головы для снятия боли. Одни грибы кончились, но годились другие. Сулис была целителем и травником, и сама решала, какое снадобье нужно больному, но любое изменение ритуала требовало одобрения главного друида.

Пока эти нескончаемые хлопоты не легли на мои плечи, я плохо понимал, сколько всего потребует от меня новое положение. Менуа как-то легко справлялся с этими вопросами. Но я-то носил звание главного друида только четыре ночи, и, кстати, ни в одну из этих ночей мне так и не удалось толком поспать. Да и поесть тоже. Проблемы возникали у всех. Я вдруг оказался всем нужен.

— Используй вот эти, — сказал я, показывая на почерневший сушеный гриб.

— Ты думаешь? Я бы предпочла...

Если не настоять на своем сейчас, подумал я, особенно с этой женщиной, авторитета у меня не будет никогда.

— Ты будешь пользоваться этими, — я попытался сказать это таким тоном, каким говорил Менуа, а потом повернулся и ушел. Женщина не станет спорить, если спорить не с кем.

Я ходил по селению, отвечал на вопросы, высказывал мнение, давал советы. И везде слышал за плечом осторожные шепотки. Приходилось делать вид, что меня это не касается. Конечно, люди дивились моему возрасту, никак не соответствовавшему положению, которое я занял. Но по большей части судачили насчет Лакуту.

Я понимал Сулис. Она ценила свою независимость не столько ради своих целительных сил, сколько ради своего звания. Как целительница, она обладала всеми правами друида; а будь она женой, пришлось бы подчиняться мужчине. Сулис не желала подчиняться никому. Я предвидел, что для главного друида она тоже не собирается делать исключение. Интересно, как Менуа с ней справлялся? Но таков уж был дух Сулис.

А вот дух Лакуту оставался для меня загадкой, хотя и не казался сложным. Или виноват языковый барьер? Она стремилась удовлетворить любые мои потребности, кроме потребности в общении. Казалось, она оставила себе только язык тела. Пригласи я гостей в дом, она танцевала бы для них, но разговаривать — ни за что. Я не приглашал гостей.

Главного друида ничто не должно смущать, но я еще не дорос до такого состояния. Лакуту меня смущала. По-моему, она даже не догадывалась, что спит теперь с главным друидом. Да и какая ей разница? Я твердо обещал себе, что как только выпадет свободное время, займусь решением этой проблемы. Правда, как ее решать, я понятия не имел. Менуа учил меня решать проблемы племени, о моих собственных разговор у нас не заходил.

Солнце давно зашло, когда я, наконец, смог вернуться домой. Горящий очаг и горячая еда ждали меня; Лакуту поддерживала огонь и как-то незаметно заменила Дамону в части приготовления пищи. Дамона пару раз удивленно поднимала брови, но мне ничего не сказала. Когда я вошел, Лакуту сидела у моей постели. Она посмотрела на меня большими влажными глазами, застенчиво улыбнулась и стала поправлять тюфяк. Ни слова приветствия от нее я так ни разу и не услышал.

Возможно, думал я, она просто не хочет говорить, стараясь сохранить хотя бы видимость независимости. Я слишком устал, чтобы есть. С блаженным стоном я повалился на постель, пахнущую свежими сосновыми ветками, и прикрыл глаза. Тут же скрипнула дверь. Надо научить Лакуту смазывать петли растопленным жиром...

— Айнвар?

Я вздохнул.

— Заходи, Тарвос.

Воин взял привычку заглядывать ко мне каждый вечер, узнавать, не надо ли мне чего-нибудь. Сан главного друида вовсе не требовал держать при себе воина на посылках, но, с другой стороны, главные друиды не держали и рабынь на ложе. Традиции рушились, но хорошо это или плохо, я пока не знал.

Тарвос вошел и первым делом заглянул в кастрюлю. Поискал глазами, взял плошку и положил себе еды. Потом уселся у огня, скрестив ноги.

— Может, я могу что-то сделать для тебя? — спросил он, насыщаясь.

— Нет. То есть да... — после целого дня забот говорить было лень. Образы мелькали за опущенными веками... Сулис. Лакуту... Неожиданно для самого себя я спросил: — Тарвос, ты видел новую женщину Крома Дарала после того, как мы вернулись?

Воин усмехнулся.

— Это ту, которая тебя ждала?

Я приподнялся на локте.

— И ты знаешь?..

— Да все знают. Говорят, она устроила дикий скандал, когда услышала, что ты собираешься стать друидом. Орала, бросалась вещами. Наши беспокоились. Нехорошо, когда племя не может подобрать пленной женщине благородного происхождения какой-нибудь дом. Пойдут разговоры, что мы плохо обращаемся с пленницами...

— Но ведь ее взял Кром Дарал.

— Ну, взял. Жаль его. Что это за женщина, которая кричит все время? — Внимание Тарвоса полностью сосредоточилось на тушеном мясе.

— Но ты видел ее?

— Почем я знаю? Я даже не представляю, как она выглядит. Но слышать слышал, конечно. Он все время хвастается.

Я сел на постели.

— Чем хвастается? Кто? — не понял я.

— А она с сюрпризом оказалась. Помнишь слепого мальца, который вечно удирает от матери? Так вот, на праздник урожая он сослепу налетел на нее. Она его на руки взяла, а когда поняла, что он незрячий, стала плакать. Слезы попали ему в глаза, и что ты думаешь? На следующий день он прозрел! Может, и не совсем, но хотя бы свет видит, говорят, даже лица теперь различает.

— Стой! Ты о Бриге говоришь?

— Ну да, Брига из секванов, женщина Крома Дарала. Целительница настолько обалдела, что тут же предложила взять ее в ученицы, да только эта Брига заявила, что не хочет иметь дела с друидами. А Кром хвастается. Да он больше ни на что и не годится. Только хвастать.

Тарвос встал, потянулся и положил себе еще кусочек мяса. Задумчиво прожевал и, смахнув жир с бороды, задумчиво сказал:

— Что это она с ним делает? Но мясо у нее получается вкуснее, чем у Дамоны. — Он не торопясь закусил хлебом, опростал миску с творогом, отдал должное меду с орехами, запил тремя чашками вина, сыто рыгнул и, отдуваясь, произнес нарочито небрежно: — Ну, если я тебе больше не нужен, пойду, пожалуй.

— Да, еды больше нет, — рассеянно ответил я. — Если ты об этом, конечно...

— Может, передать кому что?

— Нет. Хотя... нет, это завтра. Я сам.

— Ладно. Зови, если что. — Тарвос пригнулся и, наконец, оставил нас с Лакуту.

Утром я вышел за порог, чтобы приветствовать солнце гимном. Однако с неба сыпался проливной дождь. Гимн я все равно спел. В соседних домах мне робко подпевали, но никто даже не выглянул. Никому не хотелось вылезать из теплого дома в зимний сумрак. Закончив гимн, я отправился искать Сулис. Надо было обсудить услышанное от Тарвоса. Человека с таким даром, как у Бриги, нельзя было упускать. Надо поговорить с ней. Ради племени, сказал я себе.

Будучи незамужней женщиной, целительница все еще жила в доме своего отца. Когда я подходил к домику с одной стороны, я увидел, как ее брат, Гобан Саор, идет с другой.

— Хо, Айнвар! — крикнул он и помахал рукой. Потом спохватился и смущенно замолчал.

Когда я подошел ближе, он сказал:

— Извини, я не привык думать о тебе как о главном друиде. — Его тон стал до невозможности почтительным.

— Я тоже, — признался я с улыбкой. — Ну и что это меняет? Мы же с тобой друзьями были, друзьями останемся.

Он заметно расслабился.

— Я думал, ты на меня сердишься...

— Да с какой стати?

— Ну как же! Ты же перед уходом просил меня сделать подарок для кого-то...

Память рывком вернулась ко мне.

— Поздно, Гобан. Того, кому предназначался подарок, уже нет, — тихо сказал я.

— О-о! Это жаль. А я, видишь ли, так долго провозился... нужно было найти подходящий камень, и дальше все оказалось не так просто. Камень ожил и сам выбрал, какую форму ему принять. Но все равно я хотел показать тебе, что получилось. Я закончил, Айнвар, и даже если он тебе больше не нужен, посмотреть-то ты можешь. А уж потом я начну шлифовать.

— Конечно, я хочу посмотреть! Показывай.

Он привел меня в свою мастерскую. Там, среди множества других вещей, вышедших из рук моего друга, стояло нечто, закутанное в кожу. Ростом оно было мне по пояс. Гобан с гордым видом снял покрывало. На меня слепыми каменными глазами смотрел Двуликий. Оба лица отличались от моего первого видения, да и от второго тоже. Здесь передо мной предстал третий вариант: намеренно упрощенный, загадочный лик, словно вобравший в себя характерные черты кельтского народа, неуловимо напоминавшие суровые черты лица Менуа. Изваяние разительно отличалось от совершенных, но бездушных скульптур римских божеств. Под руками Гобана Саора камень действительно ожил.

— Это то, что ты хотел? — робко спросил мастер. Человек с мощным телом, гораздо сильнее меня, уступавший разве что Верцингеториксу, Гобан Саор в обращении всегда оставался удивительно мягким, словно стеснявшимся собственной силы. Вот такая двойственная натура...

Не отрываясь, я смотрел на изваяние. Оно вызывало во мне ощущение силы и тревоги. Я не уловил момента, когда почувствовал, как в животе у меня начинает разворачиваться змея страха. Попытка воплотить в жизнь видение Иного мира была непростительной ошибкой. Мастер, сам того не подозревая, сумел отразить в камне нечто нездешнее. И долго оно там не пробудет...

Гобан Саор с тревогой смотрел на меня.

— Нет, Айнвар, не то? — беспокойно спросил он. — Может, я не так понял тебя, но я старался...

— Нет, Гобан, именно то. Даже слишком! — поспешно ответил я. — Знаешь что? Прикрой это, ладно?

Озадаченный, он исполнил мою просьбу.

— И что с ним теперь делать?

— Я обещал тебе за работу кольцо моего отца; Тарвос принесет его до заката. Но изваяние останется здесь, и ты не будешь снимать с него покрывало. Не показывай никому, не трогай больше, и шлифовать не надо.

Наверное, Гобан обиделся. Он приготовился защищать свое творение, спорить, отстаивать свою правоту, но я чуть ли не впервые воспользовался силой главного друида и властно взглянул ему в глаза. Гобан Саор опустил взгляд.

— Хорошо. Как скажешь...

Не стоило даже пытаться объяснить ему, что явилось мне в изваянии. Он творил в порыве вдохновения, и никакой его вины здесь не было.

Я оставил Гобана в мастерской и отправился поговорить с Сулис, но перед глазами у меня все еще стояло изваяние, словно ожидавшее чего-то, возможно, какого-то определенного времени...

Когда-то я мог войти в любой дом в форте без церемоний, но теперь-то многое изменилось. Я неожиданно появился в дверях дома и тем сильно смутил старую мать Сулис. Она непроизвольно вскинула ладонь ко рту, закашлялась, суетливо огляделась и забормотала извинения, дескать, она мигом приготовит вино и медовые коврижки, а то как же без угощения... В результате я смутился больше нее. Спасла меня Сулис.

— Мама, главный друид пришел по делу. Нам надо поговорить, не хлопочи с угощением.— Она вопросительно посмотрела на меня.

Я с благодарностью взял ее под локоть и вывел из дома. Дождь и ветер немного стихли, так что мы, в наших плащах, вполне могли поговорить и тут.