Друиды

Глава тридцатая

Люди ждали меня у ворот нашего поселения; многие старались протолкнуться поближе, чтобы первыми услышать о событиях в Ценабуме. Позади, нахохлившись, как одинокий ворон, стоял Кром Дарал.

Я думал лишь о том, как бы побыстрее доползти до постели, но чувство долга заставило меня отправиться к дому собраний и рассказать о том, как решалась проблема с римлянами. Повествуя о нашем общении с Луцием Планком, я немного приукрасил историю, как это наверняка сделал бы Ханес. Нет, я не искажал деталей, просто играл голосом, передавая все перипетии нашего противостояния. Результат мне понравился. Возможно, в какой-то другой жизни я мог бы стать хорошим бардом.

Спрашивали в основном друиды. Диан Кет дважды спросил: «Так римляне ушли или нет?»

— Планк вернулся в лагерь. У него было о чем подумать, — ответил я. — Никто и не предполагал, что легион снимется и уберется прочь. Еще некоторое время они продолжали проводить учения, тренироваться и вообще жить, как раньше. Но в Ценабуме никто из них больше не появлялся, и смертью Тасгеция никто не интересовался.

— А вы что делали? — спросил кто-то из друидов.

— Мы ждали, — коротко ответил я.

Еще полных семь дней не происходило, казалось, ничего. А на восьмой день наши стражники сообщили, что легион переправился через Лигер и ушел в сторону туронов. Наверное, Луций Планк решил, что особой разницы нет, за кем ему наблюдать, но присматривать за туронами все-таки спокойнее.

Гобан Саор с ожесточением потер подбородок.

— Не понимаю, почему он тебя не убил, — с недоумением спросил он. — Ты же напал на командующего римской армией!

Я улыбнулся.

— Видишь ли, я старался не дать ему восстановить внутреннее равновесие. Римляне привыкли во всем добиваться полной ясности. Посмотри на их бесконечные тренировки: они же до совершенства оттачивают действия во вполне предсказуемых ситуациях. А в доме короля Планк столкнулся с чем-то совершенно непонятным для него, с неожиданным. Он оказался не готов. Будь он человеком торопливым, но опрометчивым, ему никогда бы не стать во главе римского легиона, так что мне ничего не угрожало. Просто следовало поддерживать его в состоянии замешательства. Он никак не мог понять, что происходит. Обстоятельства для здравомыслящего римлянина складывались необычно. Вернувшись в лагерь, он, конечно, сообразил, что его дурят, но боль в руке способна убедить кого угодно. Я на это и рассчитывал. Время от времени мы по разным поводам напрягаем руки, даже не замечая этого. Но Планк замечал, поскольку каждый раз вынужден был корчиться от боли. А боль мешает ясности мысли. А если ты не можешь ясно мыслить, остается только отступить, сохраняя лицо. Вот он и принял самое мудрое решение. А уж как он будет объяснять это Цезарю, не моя забота. Наверное, подыщет какое-нибудь убедительное оправдание.

— Но легион может вернуться...

— Может. Но не сразу. Немного времени у нас есть.

Мне казалось, что мы с Цезарем играем в сложнейшую игру. Мне приходилось напрягать все силы разума, чтобы отыгрывать для своих людей день, потом еще день и еще... Я словно нанизывал бусины по одной на нитку времени. Мы оба оказались вовлечены в борьбу, истинную природу которой я понимал все же лучше. Для Цезаря галльская кампания виделась просто очередной ступенькой в карьере, а для нас на кону стояли жизнь и смерть. А самое главное, я очень надеялся, что Цезарь пока не понял, с кем он сражается на самом деле, что его истинным и непримиримым врагом в Галлии является Орден Мудрых.

Король треверов, отважный Индуциомар, попал в плен, когда пытался пересечь реку. По землям Галлии прокатилась волна гнева, когда люди узнали, что по приказу Цезаря голову короля на длинном копье принесли и установили посреди лагеря. Римляне встретили ее издевками. В Священной Роще мы принесли достойную жертву во славу короля треверов, одного из нас, отныне и навсегда.

Гибель Индуциомара не надолго ослабила сопротивление римлянам на севере. Цезарь созвал совет галльских вождей — впоследствии он утверждал, что на совете присутствовало большинство вождей, но это ложь. Галлия на время затихла. Но под покровом тишины, которую только непосвященный мог бы принять за мир, друиды неустанно трудились, споря, убеждая, предлагая. Я знал об этом лучше многих.

Из Священной Рощи в сердце Галлии я руководил всеми подспудными движениями, ведя незримую игру против жестокости и хитрости Гая Цезаря.

В Рощу зачастил Риоммар, главный друид сенонов. Это был молодой, талантливый и энергичный человек, почти мой ровесник, думавший только о защите племени. Его прорицатели видели предзнаменования, заставившие его отодвинуть в сторону старые распри. Все же между нашими племенами лежала давняя огненная жертва пленных сенонов. Да, такой эпизод имел место, но он был в порядке вещей для галльских племен, а вот угроза со стороны Рима имела совсем иной характер. Риоммару хватило ума взвесить одно и другое и понять, что важнее. Если бы короли были такими же мудрыми!

По моему настоянию Риоммар предостерег Каварина, короля сенонов, от посещения совета у Цезаря. Каварина ослепляло богатство и мощь Рима, но Риоммару удалось смутить короля страшными предзнаменованиями.

— Это лишь временный успех, — сказал он мне в Роще. — Каварин все еще под впечатлением от личности Цезаря. Он ведь стал королем при поддержке римлянина, по сути дела, сверг прежнего короля Моритазга и уселся на трон в Веллаунодуне.

— Знакомая история для Галлии, — кивнул я. — Но ведь старый король еще жив, не так ли?

— Жив и здоров.

— Что ж, ему повезло больше, чем некоторым, — пробормотал я, думая о Кельтилле, короле арвернов. — Послушай Риоммар, всем будет лучше, если прежний король вернется на трон. В первую очередь, лучше будет для тебя. Не думаю, что старый король отдаст тебя римлянам. А вот Каварин может.

Риоммар кивнул. На лице его явно читалось беспокойство.

— Трудные времена! — вздохнул он.

— Если бы сеноны вошли в союз племен свободной Галлии, нам бы это сильно помогло, — словно размышляя вслух, промолвил я. — Как ты считаешь?

— Каварин никогда не пойдет на это! А вот Моритазг обязательно примкнул бы к союзу. Он ненавидит Цезаря.

— Если бы Каварина убили, — продолжал я размышлять вслух, — римляне сочли бы его смерть подозрительной. Я не хочу, чтобы твое племя привлекло их пристальное внимание, как случилось с нашим после гибели Тасгеция.

— Но я и не думал об убийстве короля, — воскликнул Риоммар.

— И правильно, — кивнул я. — Это римский путь, которого, как мы поняли, следует избегать. Но есть и другие пути, древние, проверенные. Пути друидов.

Наши глаза встретились, и в его я прочел понимание.

— Полагаюсь на мудрость Хранителя Рощи, — Риоммар склонил голову. — Просим вас помочь. Каварин не должен занимать королевский трон. А как вы сможете нам помочь, зависит от вас.

— Даром ничего не дается, — задумчиво сказал я. — Каждому урожаю, который приносит земля, предшествуют пожертвования. Если мы используем силу Рощи для помощи сенонам, ты должен будешь использовать все свое влияние, чтобы убедить Моритазга и других вождей сенонов присоединиться к союзу галльских племен, и выступить против Цезаря под рукой Верцингеторикса, когда придет время.

— Я согласен. А как насчет тех, кто сейчас наиболее предан Каварину? — друид хорошо продумывал вопрос.

Мы прогуливались по лесу, поскольку Бриге скоро рожать, и у меня в доме постоянно толпились женщины. На пока еще голых ветвях деревьев уже набухали почки. Скоро дубы оживут.

Наклонившись, Риоммар собрал горсть желтоватой гальки и ритуальным движением бросил камешки на землю. Предсказательная схема получилась довольно ясной. Большинство камней упали кучкой, но некоторые откатились в разные стороны.

— Вот, — сказал Риоммар, — большинство последует за Моритазгом. Но некоторые пойдут своим путем. Мы — кельты, мы свободные люди.

— Так было и так есть, — согласился я. — Но если мы хотим остаться свободными, можем ли мы позволить себе выбирать свои пути? Цезарь не допускает ничего подобного у себя в войсках, да и в Сенате старается не допускать. Не пора ли последовать его примеру?

Риоммар не смог ответить на мой вопрос, да я и не ждал от него ответа.

Когда главный друид сенонов отправился в крепость племени, в Веллаунодун, я отправил сообщение Риксу: скоро к союзу, возможно, присоединятся сеноны.

В Роще мы провели магические ритуалы с целью воздействовать на здоровье Каварина. Я не сомневался, что сила Священной Рощи возымеет действие. Но на это уйдет время, а времени у нас почти не оставалось.

Читая знаки и знамения, изучая внутренности жертвенных животных, общаясь с духами воды и ветра, наши провидцы рассказали мне о том, как они видят будущее. По словам Керит, «даже в самый солнечный день на землях карнутов лежит тень римского орла. Прежде чем колесо времен года сделает оборот, орел снова ударит».

Пришло отрадное сообщение от Риоммара. Король сенонов Каварин сильно захворал. Вожди Акко и Моритазг взяли на себя часть его обязанностей с согласия большинства племени до тех пор, пока он не придет в себя. Новость меня обрадовала. А потом Брига родила дочь.

Я никогда не думал о дочери. Что ж удивляться? Мужчины обычно думают о сыновьях. Я так и сказал Бриге, а она посмеялась надо мной.

— Я-то с самого начала знала, что будет дочь, Айнвар! — сказала она. — Сулис и Дамона говорили то же самое.

Девчушка оказалась настолько крохотная, что я боялся дотронуться до нее. Головка удлиненная, маленькое красное личико окружают влажные темные локоны. Красивое личико. Я с первого взгляда понял, что она вырастет красавицей, может быть, станет прекрасней всех карнутских женщин. Друиды знают.

Казалось невероятным, как моя ярко выраженная мужественность могла превратиться, благодаря магии Бриги, в хрупкую девочку с длинными ресницами и крошечными ушками. В этом почти эфемерном существе заключался дух, с которым мне хотелось познакомиться, которого я хотел узнать и полюбить. Окажись сейчас возле моей двери Гай Юлий Цезарь, задушил бы голыми руками, лишь бы сделать мир безопаснее для моей дочери!

Но Цезаря поблизости не случилось. Я смотрел на дочь и не мог налюбоваться. Жизнь не щедро оделяет нас такими моментами.

К моему удивлению, Кром Дарал принес подарок для ребенка.

— Это для дочери Бриги, — буркнул он, словно хотел подчеркнуть, что моя роль в творении ребенка не имеет значения. Он неловко переминался в дверях, сжимая что-то в кулаке и пытаясь заглянуть в дом через мое плечо.

— Заходи, Кром, — от гордости я стал неожиданно великодушным. — Хочешь взглянуть на нее?

— Да нет, не надо. Я... просто скажи Бриге, что это от меня. — Он сунул какую-то маленькую вещь мне в руки и быстро ушел, почти убежал.

Я взглянул на подарок. Это оказался золотой браслет воина. Для Крома отдать его было равносильно тому, как если бы я отдал кому-то свой плащ друида с капюшоном. Подарок совсем не годился для девочки, и уж, конечно, не подходил моей дочери. Он меня озадачил.

— Что там, Айнвар? — спросила Брига с постели. Она как раз кормила ребенка. Сулис дала ей смесь сливок и трав, чтобы молоко шло лучше.