Друиды

Глава тридцать вторая

Бойи защищали Горгобину самоотверженно, и мы уже готовились к длительной осаде, когда пришли известия о взятии римлянами Веллаунодуна. Сенонов в наших рядах хватало; естественно, все они горевали и могли вот-вот покинуть армию свободной Галлии. Тогда Рикс произнес зажигательную речь. Он до тех пор кричал о победе, пока сеноны тоже не закричали, не застучали по щитам и не стали заклинать его отомстить Цезарю. А Верцингеторикс стоял посреди бесновавшейся толпы, высокий, золотоволосый, бесстрашный, словно светоч в ночи для всех своих людей.

Той ночью сотни костров горели вокруг осажденной Горгобины. По приказу Верцингеторикса Ханес переходил от одного костра к другому и рассказывал страшные истории о том, какие кары придумывал их вождь для тех, кому изменит мужество. Порывы ветра иногда доносили и до нас раскатистый голос барда, и я видел, как Рикс усмехается в усы.

Закончив обход костров, Ханес присоединился к нам, но уже не с такими мрачными историями. Рикс хотел послушать о победах галлов, и Ханес с удовольствием взялся исполнять его желание.

— О, галлы! — начал он, размахивая руками. — Галлы превзошли в свирепости даже германцев! Однажды они ходили за Рейн и захватили часть германских земель!

— Хотел бы я, чтобы сейчас против нас стояли германцы, — задумчиво промолвил Рикс, ни к кому не обращаясь.

— Наверное, Ариовист — отважный воин, — вставил Котуат.

— Сколько же нужно таких отважных воинов, чтобы справиться с Цезарем? — вслух подумал вождь паризиев.

В этот момент я ощутил, что во мне пробудился иной мир. Я с удивлением услышал собственный голос:

— Ни один отважный воин не убьет его. Но это сможет сделать трус.

Рикс повернулся ко мне и удивленно спросил:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Не знаю, — честно признался я. — Так говорят духи.

Верцингеторикс недоверчиво фыркнул.

Штурм Горгобины продолжался. Это был хорошо укрепленный город, и бойи отважно защищали его. В шатре, который мы делили с бардом, я неотступно думал о дочери и поэтому не удивился, проснувшись среди ночи в слезах.

— Что с тобой, Айнвар?

Я открыл глаза. Надо мной обеспокоено склонялся Ханес с небольшой бронзовой лампой в руках.

— Ты стонал во сне, — сказал он и поднес лампу поближе. — И выглядишь ты ужасно!

— Ничего. Все в порядке. — Я сел.

— Ну-ка подвинься, — распорядился Ханес и тяжело уселся рядом со мной. Мы спали, завернувшись в плащи; хорошо еще, что шатер защищал от дождя и снега. — Что тебя заботит, Айнвар? — спросил Ханес. В его сочном голосе слышалось искреннее участие.

Я не хотел откровенничать, но бард хорошо владел магией, помогавшей ему разговорить любого человека. И я рассказал ему о дочери.

— Верцингеторикс знает? — озабоченно спросил он.

— Незачем ему знать. У него своих забот хватает. Еще не хватало вникать в мои личные проблемы.

— Ты же сам говорил, что мы — один народ! И судьба твоего ребенка — это общая забота!

Наш разговор прервали крики стражников, а затем донесся грохот копыт. Мы выскочили из шатра.

Рикс уже стоял у входа в свой командный шатер. В свете костров на лице его нельзя было заметить ни следа сонливости, словно он и не спал никогда вообще.

Двое усталых воинов-карнутов в сопровождении стражников появились из ночной темени. Рикс выслушал их, задумчиво опустив голову, а потом огляделся, заметил меня и поманил к себе.

— Важные вести, Айнвар, — нахмурившись, сказал Рикс. — Эти двое прибыли из Ценабума. Они сильно рисковали в дороге. Цезарь осадил Ценабум. Он подошел к городу на закате и начал разбивать лагерь. Они выехали сразу. Нанторус послал их сказать, что вряд ли удержит город.

Карнуты едва не падали с ног от усталости. На пути им пришлось сменить лошадей, но они ни с кем не заговаривали, пока не добрались до лагеря Верцингеторикса. От Горгобины до Ценабума был не один день пути. Что бы не случилось с крепостью карнутов, это уже случилось.

— Мы должны были узнать об этом раньше! — Я чуть не плакал.

— Не забудь, — сурово напомнил Рикс, — мы на землях бойев. Их крикуны не станут передавать мне сообщения! — Он понизил голос и озабоченно спросил: — Что ты посоветуешь?

Над частоколом Горгобины занимался рассвет. Еще не видимое солнце окрашивало небо в цвет крови.

— Какие могут быть решения, если мы ничего толком не знаем? — сказал я. — Может, Цезарь просто остановился на ночь возле Ценабума, а потом пошел дальше...

— Ты в самом деле так думаешь? — Рикс напряженно смотрел на меня.

А я смотрел в кровавое небо.

— Нет.

Мы продолжили штурм Горгобины. Со стен на нас обрушивались копья и камни. Казалось, небо в мрачных красных облаках тоже участвует в штурме.

В конце дня прибыл еще один гонец. Выяснилось, что они выехали вчетвером, но остальные трое были ранены и умерли в дороге. Да и этот воин едва держался на лошади. Все же он сумел рассказать, что Цезарь напал на Ценабум. Часть жителей еще ночью пыталась бежать за Лигер, но их перехватили римляне. Легионеры сначала подожгли, а потом взломали ворота, согнали народ на площадь и принудили сдаться. Кроме нескольких воинов, погибших при отражении атаки, все остальные оказались в плену. Мой народ! Все стали рабами...

Нанторуса убили в собственном доме. Конконетодум защищал его до последнего и тоже был убит. Римляне разграбили Ценабум и сожгли. Цезарь снова выступил в поход, но теперь стал еще сильнее, присвоив запасы двух крепостей. Навстречу ему спешили легионы с севера.

Рикс ходил мрачнее тучи. У нас не осталось выбора. Надо снимать осаду и выдвигаться навстречу Цезарю. Оставалась опасность оказаться между его легионами и разозленными бойями, которые уж конечно не упустят возможность ударить нам в спину, пока римляне будут бить нас в грудь.

Когда наша армия снимала лагерь, я обратил внимания на странную тишину, совершенно не свойственную обычно шумным галлам. Мы готовы к победам или поражениям; но сейчас непонятная пауза заставила воинов притихнуть. Впрочем, скоро начнется битва. Я сосредоточился на дожде и ветре, рассчитывая как можно больше осложнить Цезарю продвижение.

Рикс бросил прощальный взгляд на стены Горгобины.

— Нам бы пригодились осадные башни, как у римлян, — задумчиво произнес он.

— Они еще будут у нас, — заверил я его. — При первой возможности отправлю в форт Рощи гонца к нашему Гобану Саору; он сделает что угодно, лишь бы заполучить образец.

— Горгобину можно взять уже завтра, Айнвар.

— Знаю. Но Цезарь не даст нам еще одного дня.

Встретить Цезаря лучше было бы на землях более дружественного племени, чем бойи. Некоторое время я ехал рядом с Риксом, но потом отстал и присоединился к мрачным карнутам. Рядом ехал Котуат. Нас окружали воины в ярких племенных одеждах, казавшихся неуместными в этот ненастный день, да еще после печальных известий. В воздухе пахло гневом, горем и свежим конским навозом.

После долгого молчания Котуат скорбно произнес:

— Моя семья осталась в Ценабуме.

— Знаю, — кивнул я.

— А твоя по-прежнему в форте Рощи?

— Да. — Мне не хотелось разговаривать.

— Тогда они в безопасности. Цезарь не пошел к Роще.

Я думал о своей дочери и промолчал. Нужно дать ей имя. Эта назойливая мысль давно крутилась у меня в голове. Почему-то это казалось мне важным. Как мы сможем призвать Путостороннего от ее имени, если имени нет? Даже украденный младенец должен оставить родителям хотя бы имя. Как иначе оплакать ее? В моем сердце, в моей памяти она оставалась моей крохотной девочкой... возможно, она так навсегда ей и останется...

Думать дальше мне помешал Котуат.

— Дни становятся длиннее, — проговорил он. — Скоро фермеры начнут запрягать волов.

Я окинул взглядом холмистую плодородную землю вокруг.

— О каких фермерах ты говоришь? О наших или о римских? — неохотно спросил я.

— Айнвар, Цезарь хочет отобрать у нас землю, да? Это все ради земли?

— Цезарь хочет отобрать у нас всё.

— Но мы же родились здесь! Наши предки лежат в этой земле! Он же не имеет права! — голос Котуата дрожал от гнева.

— Ты помянул волов, которых фермер запрягает в плуг. Наверное, волам это не по нраву. Но их не спросили. Вот и Цезарь не спрашивает нас, хотим ли мы отдать ему нашу землю. Он просто отберет ее у нас и отдаст своим соплеменникам.

Мне давно пора бы приструнить свой язык, взявший привычку опережать мысли. Я поздно понял, насколько болезненными должны звучать мои рассуждения для Котуата, оставившего семью в Ценабуме. Я повернулся к нему, стремясь загладить неловкость, и увидел лицо воина с выпяченной челюстью и жесткими глазами. Наверное, он все-таки неплохой король для карнутов, подумал я. Ведь Нанторус мертв...

— Я давно присматриваюсь к Верцингеториксу, — сказал Котуат. Он, прищурившись, смотрел на наш передовой отряд, во главе которого ехал Рикс. За ним следовали воины свободной Галлии. Они текли по земле, как нескончаемая река. Кто верхом, кто пеший, кто с копьем, кто с мечом, кто с луком, люди из разных племен, еще недавно с недоверием посматривавшие друг на друга, теперь, объединившись, составляли огромную армию. Карнуты шли впереди. Далеко сзади, так что их и не видно было, тянулись обозы. Пока мы шли по землям дружественных племен, особой нужды в припасах не возникало.

— Раньше я думал, — продолжал Котуат, — что ты напрасно так расхваливаешь арвернца. Теперь вижу, ты был прав. Он прекрасно владеет любым оружием, он вынослив, как мул, и он никогда не отступает. Если кто и сможет победить Цезаря, так только он.

— Да, он сможет, — подтвердил я. — И когда это случится, мы разыщем каждого мужчину, женщину и ребенка, уведенных Цезарем в рабство, и мы вернем их домой. Они снова станут свободными людьми. Среди них обязательно будут жители Ценабума.

Котуат задумчиво кивнул. Дальше мы ехали молча. Котуат думал о своей семье, а я — о своей дочери.

Войска продвигались берегом реки в сторону города Новиодун, самого восточного поселения битуригов. Заслышав крики нашего авангарда, я всмотрелся и заметил нескольких селян, бегущих к нам по полю. Я послал лошадь вперед, туда, где виделась фигура Рикса. Когда я подъехал, беглецы уже рассказывали Риксу о случившемся. Они оказались мелкими землевладельцами. Их земли располагались за пределами Новиодуна, и скоро надо было начинать полевые работы. Крепость битуригов представляла собой типичный галльский укрепленный город, стоявший на холме над рекой. Я отметил, что крестьяне носили грубую простую одежду, обычную для их клана — никаких ярких цветов, никаких украшений, любимых воинами. Беглецы казались сильно испуганными.

Я остановил лошадь рядом с Риксом и попытался вслушаться в почти бессвязную речь. Выяснилось следующее. Цезарь, снова удивив нас быстротой передвижения, раньше нас вышел к Новиодуну. И сразу начал обустраивать лагерь. Пока фермеры, разинув рты, пялились на невиданное зрелище, горожане отправили к Цезарю послов с просьбой пощадить город. Цезарь собирался отправить двух центурионов с небольшим отрядом в город. Они намеревались изъять оружие, лошадей и взять заложников. Но до этого не дошло. Люди на стенах заметили приближение нашей армии. В восторге они кричали, что помощь вот-вот подойдет. Горожане воодушевились, похватали оружие и напали на римлян. Центурионы поспешили увести своих людей; они вовсе не рассчитывали на столкновение. Фермеры, наблюдавшие за всем этим, поспешили навстречу Риксу и теперь умоляли его спасти их от римлян.