Друиды

Глава тридцать девятая

Заточенный нож я заткнул за пояс. С ним я и вошел в шатер. Во рту у меня пересохло, но лицо оставалось бесстрастным. Рассвет только занимался, но я не стал петь гимн солнцу. Я больше не пел. Горожане и выжившие воины стояли молчаливыми кучками, следя за мной глазами. Мысленно я отметил, что никто больше не стремится стоять только со своими соплеменниками. Эдуи, арверны, паризии, сеноны стояли вместе. Теперь все они были просто галлами. Это было новое племя, созданное Верцингеториксом. В шатре Рикс был один.

— Привет тебе, свободный человек Айнвар!

— Привет и тебе, свободный человек Верцингеторикс, — ответил я.

— Хотелось услышать эти слова в последний раз, — слабо улыбнулся Рикс. — Цезарь требует, чтобы меня привели к нему живым.

Его слова подняли во мне бурю эмоций. Говорить я не мог.

Рикс заметил нож у меня за поясом и покачал головой.

— Не понадобится, — грустно сказал он.

— Жаль, — только и смог вымолвить я.

— Наверное, ты прав. Но я пока жив, а мои люди... Верю, что он будет к ним милостив.

— Ты в самом деле веришь, что он способен на милость?

— Я сыграю с ним в эту азартную игру, Айнвар. Всем знают, что временами Цезарь делает царские по щедрости жесты.

— Если это выгодно для него.

— Знаю, — кивнул Рикс. — Рискну. Вдруг это как раз сейчас ему выгодно — проявить щедрость к побежденному врагу? А ему выгодно. Ведь больше никакого сопротивления не будет.

— Цезарь может думать иначе, — предупредил я.

— И это знаю. Но если я все-таки ошибусь, если он захочет отомстить нашему народу даже после того, как получит меня… ты попытаешься спасти женщин и детей, Айнвар?

— Да, попытаюсь. Я уже думал об этом некоторое время назад.

— Да, Айнвар, ты всегда думаешь. Я должен был привыкнуть. Как ты хочешь спасти их?

— С помощью магии, — спокойно ответил я.

Конечно, он рассмеялся. Я в последний раз слышал смех Верцингеторикса.

Я был среди тех, кто провожал его к Цезарю. Он не мог приказать мне остаться, и понимал, что я все равно пойду. Послам обещали безопасное возвращение в Алезию после того, как они доставят Верцингеторикса, но даже если бы нам грозила смерть, я бы отправился с Риксом. Он же был моим душевным другом.

По такому торжественному случаю Рикс надел свою лучшую тунику, все золотые украшения и королевский плащ, подбитый волчьим мехом. Его вороной, последний выживший конь в Алезии, исхудал до невозможности, но стоило любящим рукам огладить его бока, как животное тихо фыркнуло и знакомо изогнуло свою гордую шею.

Мы молча спускались от стен Алезии к римскому лагерю. Шатер Цезаря стоял на невысоком холме. Отсюда были хорошо видны скалы, возносящиеся к небу. Я еще издали различил знакомый малиновый плащ. Нас ждали.

Верцингеторикс приближался к Цезарю при полном параде и с оружием в руках. Еще на подходе я заметил, как внимательно римлянин изучает моего друга. Даже потерпевший поражение, без рева труб, воплей воинов и грохота сталкивающихся щитов, знаменитый предводитель кельтов выглядел очень внушительно. Его явно опасались.

Верцингеторикс сменил свой потрепанный и помятый щит на новый, с узорами в виде спиралей и с бронзовыми накладками. На позолоченным поясе висел кинжал, а на правом бедре — длинный меч его отца, слишком тяжелый для любого человека не такого богатырского роста. Конем он управлял одной рукой, а в другой держал копье с железным наконечником. Верцингеторикс ехал спокойно, как на прогулке, но по его посадке любой понял бы, что он готов к бою. Римляне настороженно смотрели, как он приближается. Казалось, воздух тоненько звенит от напряжения. Легионеры взялись за оружие. Тут же Цезарь отдал приказ, больше похожий на собачий лай, и его люди замерли.

Неожиданно Верцингеторикс издал дикий боевой клич и бросил коня в галоп. Великолепный всадник мчался по широкой дуге перед шатром римлянина, давая возможность всем рассмотреть величие и гордость кельтского воина. Сердце у меня в груди заходилось от восторга и горечи, а на глаза наворачивались слезы.

Осаженный жесткой рукой вороной взвился на дыбы, молотя по воздуху копытами. Казалось, он продолжает бег, покинув землю. В этот миг Царь Воинов метнул копье. Оно спело короткую песню смерти и вонзилось в землю у ног Цезаря.

Цезарь неподвижно просидел на походной скамье все время, пока Верцингеторикс красовался перед ним. Даже когда копье взмыло в воздух, он разве что сморгнул, да мышцы крепких рук едва заметно дернулись.

Копье все еще подрагивало в земле, а Верцингеторикс, откинув плащ, спрыгнул с коня и замер с высоко поднятой головой. Пауза длилась долго. Потом Рикс опустился на колено и положил меч отца к ногам Цезаря. Завоеватель, по-прежнему не шевелясь, сидел на скамье, холодный как камень.

— Кто-нибудь из вас говорит на нашем языке? — спросил адъютант Цезаря.

— Я могу переводить, — предложил я.

Цезарь взглянул на меня. Его глаза мгновенно окинули плащ с откинутым капюшоном, и выстриженные волосы.

— Друид? — спросил он высоким грубым голосом.

— Я из Ордена Мудрых.

— А-а, колдун, — усмехнулся Цезарь. — Мы избавим эту землю от вашей нечисти. Всему свое время. А ты, — обратился он к Верцингеториксу, — что скажешь мне?

Я перевел вопрос, а затем осторожно перевел ответ Рикса.

— Помнится, ты посылал мне знаки дружбы, — начал мой душевный друг. — Если это был искренний поступок, я напоминаю тебе о нем. Напоминаю и прошу во имя дружбы пощадить людей, сражавшихся рядом со мной. Они сражались благородно и ничем не запятнали своей чести. Они сражались за свободу, которую должен ценить и ты. Я в твоей власти. Я — твой трофей. Но прошу тебя, пощади моих людей, как я пощадил твоих. Мы никогда не унижали своих врагов…

Цезарь выслушал перевод, не отрывая задумчивого взгляда от Верцингеторикса. Когда я закончил говорить, он проговорил все тем же скрипучим голосом:

— У варваров нет понятия дружбы или чести. Я неоднократно убеждался в этом в Галлии. Я не раз протягивал руку дружбы вашим вождям, а они меня предавали. Больше я не совершу подобных ошибок. Единственный безопасный враг должен быть или мертвым или в цепях.

Он задрал подбородок и щелкнул пальцами. Из-за его спины выскочили здоровенные воины и схватили Верцингеторикса. Это случилось так быстро, что Рикс не успел бы оказать сопротивление. Но он и не собирался. Он позволил связать себя и поставить на ноги перед Цезарем.

Он здорово исхудал в последнее время, как, впрочем, и все мы. Но благодаря своему огромному росту, он возвышался над всеми легионерами. Едва заметная улыбка шевельнула губы Цезаря.

— Я возьму тебя с собой в Рим. Хочу показать там, что за странное существо я для них завоевал. Ты не умрешь. Во всяком случае, не сразу. Будешь моим трофеем, как ты сам предложил.

С обеих сторон меня неожиданно схватили сильные руки. Я оглянулся. Каждого нашего посла держали по два легионера. Я не сразу понял: нас просто принуждали смотреть, что будет дальше.

Цезарь подал центурионам знак осмотреть захваченного варвара. Это было хорошо продуманное и подготовленное заранее умышленное оскорбление. В бессильной ярости мы смотрели, как они издевательски осматривают Верцингеторикса.

А он не обращал на них внимания. По-прежнему стоя неподвижно, он смотрел поверх голов римлян одновременно вдаль и внутрь себя, туда, куда не было доступа никому. Для него легионеры значили не больше комаров на лесной стоянке. Никаких римлян не было в том мире, который он знал, защищал и любил. Его не трогали грубые руки, шарившие по его телу. Легионеры не могли скрыть восхищения, ощупывая стальные мышцы и мощные ноги. Они прикидывали длину его рук, обменивались восхищенными взглядами, осматривая его мужское достоинство. Да и кто бы не восхитился при виде столь совершенного творения природы?

Верцингеторикс не шелохнулся. Когда они шарили у него под туникой, он даже не моргнул. Как они не старались, вывести его из себя не смогли. Наконец, они поняли, что дальнейшие действия оборачиваются уже против них, оставили свои попытки и отступили с глумливыми улыбками. Другого способа сохранить достоинство и видимое превосходство им не осталось. Верцингеторикс стоял в гордом одиночестве, погруженный в недоступный никому внутренний мир.

Я возрадовался, что не убил его. Дух моего друга одержал победу над своими пленителями, и все, кто присутствовал на холме, поняли это. Цезарь точно понял. Его губы сжались в тонкую линию.

— Возвращайся в крепость, — небрежно бросил он мне. — Пусть откроют все ворота для моих людей.

Римляне отпустили нас и отправили обратно в Алезию, напутствуя насмешками. Когда я оглянулся, Верцингеторикс, как и прежде, стоял перед Гаем Цезарем, глядя поверх его головы. Я бы очень хотел знать, что он там видел.

Галлы ждали нас за воротами Алезии. Они толпились вокруг, дергали нас за одежду, умоляя поведать добрые вести. У нас их не было.

— Нас продадут в рабство? — рыдая от отчаяния, спросил кто-то.

В толпе я заметил бледное лицо Онуавы. Она смотрела на меня широко открытыми глазами, и в них был лишь один вопрос. Я покачал головой.

— Нам нечего ждать пощады от Цезаря. — Слова давались мне с трудом, но я должен был их произнести. — Тех из нас, которых можно продать, ждет участь рабов. Остальных убьют. Но мы попытаемся спасти как можно больше детей и женщин, особенно детей. Слушайте меня... — Конечно, они слушали. Едва ли у кого-нибудь из друидов находились такие внимательные слушатели.

К тому времени, когда стражи на стене предупредили о скором выступлении легионеров, мы были готовы. Дети и самые сильные матери, те, кто имел хорошие шансы на выживание, собрались у боковых ворот. Здесь стоял большая деревянная платформа, а на ней — покрытый кожей, расписанной друидскими символами, загадочный предмет. В это странное сооружение впряглись Гобан Саор и Котуат — другой тягловой силы не нашлось. Они ожидали моего сигнала. Я послал всех, кто был еще способен двигаться, на стены.

— Будем творить магию вместе, — сказал я им. — Вы живы, а жизнь волшебна, поэтому в каждом из вас есть магия. Используйте ее.

Я не успевал попрощаться со всеми, но Ханеса нашел и обнял. Я передал ему последние слова Верцингеторикса, уверенный в его профессиональной памяти. Сам бард оставался в крепости.

— Финал моей эпопеи, — подмигнул он мне. Друид не боялся умереть.

Армия завоевателей направилась через равнину к Алезии, предвкушая грабеж. Галлы на стенах горестно завыли, отвлекая внимание от происходящего у боковых ворот. Ворота открылись. Король и мастер вытащили платформу наружу. Я шел рядом, положив одну руку на закутанное в кожу изваяние. За повозкой тесной группой шли женщины и дети. Мы сразу свернули на дорогу, уходящую за угол крепости. При определенном везении римляне могли нас не заметить, тогда бы нам удалось затеряться в горах.

Однако не сложилось. Вдали зазвучали трубы. Я оглянулся и увидел отряд германцев, направляющийся нам на перехват. Дети закричали, сразу несколько женщин споткнулись, но я крикнул, чтобы они сохраняли храбрость, как Верцингеторикс. Удивительно, но само его имя успокоило беглецов. Когда германцы приблизились, я сдернул кожу с изваяния и взмахнул ей, подавая знак оставшимся. На стене его заметили. Они запели, как я научил их, запели слитно и слаженно, чего трудно было ждать от изголодавшихся людей. А я сосредоточился и единым усилием выплеснул всю свою оставшуюся силу на непокрытое изваяние Двуликого.