Не выпускайте чудовищ из шкафа

- И какого хрена ты до сих пор тут?

Медведь виновато потупился. Ну да… как он мог бросить. Нас. Меня. Софку. Никонова вот с его безумным желанием отыскать ту самую состоятельную и молодую вдову. Молчаливого Барского, который периодически уходил в запои. Тихоню и Сапожника. Остальных тоже.

Свой отряд. Собранный вместо того, который однажды сгорел, попав под огненный осколочный.

- Ну… все не так быстро.

- Мне не рассказывай.

Хотя мог бы.

И должен бы. Только… я ведь тоже молчала бы на его месте. И Софка. И все мы. Но все равно злюсь.

- У тебя глаза желтые.

- Это ничего не значит, - я зажмуриваюсь. – Ты… куда собираешься?

- У Ниночки есть родня. В Крыму. Побережье… там море.

У нас здесь тоже.

Сизое и злое. Пыхающее яростью и снегом. Скалящееся ледяными клыками скал. В нем хорошо китам, не людям. И косатки частенько приходят.

- Там вроде климат мягче. Мне так сказали. Ну и если вдруг, то земли прикуплю. Я вроде подсобирал. Да и старые капиталы… куда тут тратить?

Оно и верно.

- Когда уезжаешь?

- Дней через пару.

Снова вздох. И тихое:

- Прости.

- Брось, - я дотянулась и провела пальцами по голове его. На Острове нас долго считали любовниками, а многие и по сей день. Это дико злит Ниночку. И… и может, это правильно.

Уехать.

Туда, где не будет ни меня, ни Софьи. И… и остальных тоже. Изуродованных. Убогих. Давно забывших, что есть нормальная жизнь. Тогда, глядишь, у Медведя появится шанс.

- Ты напиши, ладно?

- Конечно.

- И если вдруг денег не хватит. Земля, я слыхала, на юге дорогая… ты тоже напиши, ладно?

- Обязательно, - соврал Медведь.

А зря. Деньги-то у меня есть. До неприличия много денег, которые в этой гребаной глуши и вправду тратить не на что. Не на пасту же для волос, пусть и патентованную.

Один хрен не спасет.

- Это еще не все.

Ну да… покойник.

Мертвец то есть. Вернусь, разберу треклятую колоду и сожгу его к демонам. Пусть даже Софья обидится.

- Я рапорт еще в том месяце подал, когда… совсем тяжко стало, - он потер грудь, и я коснулась. Сердце в ней стучало, медленно, тяжко. И стало совестно, что я не увидела, как ему тяжело.

Он и вправду похудел.

Осунулся.

- Твоя Ниночка, она…

Я не смогла произнести это в слух.

- Беременная она, - сказал Медведь очень тихо, а лицо стало таким, таким… что и описать не могу. И главное, сердце от этого счастья застучало быстрее.

- Поздравляю.

Я… я хотела быть счастливой. С ним.

И заталкивала боль поглубже. И старалась улыбаться. Очень старалась улыбаться. Только Медведь знал меня получше многих.

И счастье его поблекло.

- Тогда вам поспешить надо, - я мысленно прикидывала. Февраль, конечно, месяц неспокойный, но март и того хуже. – Пока не начались ветра. И…

- Она отправляется завтра.

- Одна?

Я нахмурилась. Может, Ниночка меня и недолюбливала. А я недолюбливала её, что уж тут. Но вот одну отправлять – это неправильно. Категорически.

- Тихоня пойдет. И Лютик, - Медведь с трудом поднялся. – А там встретят. Я отписался.

Хорошо.

- Дом?

- Гостиница. Приличная.

Не люблю гостиниц. Слишком много в них народу и очень уж разного, а потому никогда нельзя быть уверенным, кто окажется твоим соседом.

- Очень приличная. Да и Тихоня…

А еще Лютик, который, может, и похож на старого алкаша, но нож в глотку с двадцати шагов всадит. Хотя все одно не спокойнее.

- Крым далеко. И… может, вам пока погодить? Не с отъездом, нет, но…

Запинываюсь, понимая, что куда годить-то.

- От Лезинска теперь железная дорога идет. До Владивостока. А там уже и на корабле можно.

Корабли не люблю едва ли не больше гостиниц.

- Или и дальше. Я узнавал. Ну и целители… как скажут, так оно и будет. Я о другом хотел, - Медведь осторожно разогнулся. Ему было тесно в этом кабинетике, где единственной роскошной вещью было нефритовое пресс-папье, врученное благодарным купечеством новому полицмейстеру. Было это лет десять тому. С тех пор купечество стало менее благодарным, а полицмейстер совсем даже не новым. Но вот фиговина эта осталось.

Память.

Заберет?

Пресс-папье.

- Я… честно рекомендовал тебя. Когда стало понятно, что дальше не выдюжу, - Медведь сложил руки за спину.

Вот уж не было печали.

- Сомов давно хочет реформировать участок. И сократить.

Расходы.

Да… мы больше не герои войны, которых они рады принимать на своей земле. Мы – обуза. И финансовая, и так просто, ибо наши кривые рожи напоминают о том, о чем остальные с радостью позабыли бы. И позабыли.

- Я вот и подумал, что, может, выйдет тебя старшей поставить. Лютика я заберу.

Я кивнула.

Это и понятно. Тихоня от Медведя никуда. Но и хорошо, мне всяко спокойней будет, что он там не один.

- Тихоня?

- Вернется. Но тоже в отставку хочет.

- Вот и сокращение…

- Ну да… - руки опять прошлись по голове, взад, к затылку и обратно. И стало быть, не все поганое сказано.

- Да не телись уже.

- Сегодня прибудет новый… полицмейстер, - Медведь с трудом выдавил это из себя. – Дневным паромом.

Охренеть.

Все-таки не соврал Покойник. Столько нового, что как бы и не усраться от избытку.

- Ну, - я тоже встала. – Тогда надо бы начальство встретить.

Один хрен не уволят.

Наверное.

Глава 2. Рыцарь пентаклей