Не выпускайте чудовищ из шкафа

Союзники…

Что еще знает? Воевали с Японией. С Империей связаны, но друзьями их считать не стоит. Боль заставила выгнуться дугой.

- Лежи, - рука надавила на шею. – Не воин.

И близко не воин. Их учили кое-чему. Нормативы какие-то были. По бегу там. По стрельбе еще… но это – сугубо для отчетности. У них ведь другая задача.

Аналитик должен уметь думать.

А бегать будут другие.

- Плохо, - она разминала мышцы и жестко, так, что выть хотелось. Потому как казалось, что эти пальцы пробивают кожу, сминают кости, того и гляди вовсе скатают его, Бекшеева в один большой пластилиновый ком. И… надо дышать.

- Ты… кто?

- Раз в три года двери Пурпурного дворца открываются, чтобы впустить дев, которые желают обрести счастье в чертогах его…

Почти сказка.

И отношения к делам нынешним она не имеет. Но лучше уж так, чем просто лежать, стараясь не заплакать от этого, чтоб его, массажа. Нет, потом, когда Бекшеев выздоравливал, ему тоже делали… и было неприятно.

Но не настолько же!

- Девушки должны быть красивы. Маленькая нога. Изящные руки. Кожа без изъянов. Глаза узкие. Губы не большие. В Большом Свитке есть сто семнадцать примет приятной наружности. А еще они должны обладать приятным голосом, уметь складывать стихи и играть на семи музыкальных инструментах. Знать три языка…

- Ты – русский?

- Английский. Французский. Немецкий. Русский я знала с детства. Мой отец служил в этой стране. И я появилась на свет здесь же. Но потом меня увезли на родину.

- И… отдали?

- Отец умер. А дядя счел, что мне стоит попытать счастья. Тем, кто идет во дворец, не нужно приданое.

Варварские обычаи.

Наверное.

Или нет?

- Меня сочли подходящей… - она резко надавила на спину, и Бекшеев все же захрипел. – Я даже сумела подняться до четвертого ранга.

- А всего их?

- Сейчас – пять. И первый – высший. Выше почтенных подруг только Императрица… - она отпустила-таки, позволив вдохнуть.

- У нас… одна жена.

- Знаю.

Да, сколько лет она здесь?

- Как ты…

Драгоценный цветок запретного города? На Дальнем. На забытом хуторе.

- Меня выбрали… как это сказать… когда юноша священной крови достигает возраста и становится мужем, ему назначают жену. На время. С тем, чтобы познал он суть женской красоты.

Все-таки варварство.

- Два или три года. А затем страсти утихают, уступая место разуму.

- Ты стала временной женой[1]?

- Да, пожалуй, так можно назвать, - от нее пахло травами и рыбой. – Красавиц, как песчинок в море, и не всякий сумеет отыскать средь песка драгоценное зерно. Так у нас говорят. Он был славный юноша… моложе меня. Но мы ладили. Неплохо.

- И он подарил тебе дракона?

- Да. Это было… опрометчиво. Он был третьим сыном, но… закон незыблем. И меня отослали.

Она ненадолго замолчала.

- Спустя месяц в Малый дворец пришло письмо. От него. Я поняла, что он готов нарушить закон.

- А закон незыблем.

- Именно.

- Ему бы не позволили?

- Нет, конечно. Но Сын Сына Неба непогрешим, и мне намекнули, что если я не найду правильных слов, то заболею.

- И ты сбежала.

- Это было… непросто. Но да. Я сбежала. И добралась до берега. Правда, оказалось, что я совсем ничего не понимаю в жизни. Меня обманули. И продали. Увезли… - Отуля теперь растирала кожу, но тепло уходило куда-то внутрь, и боли больше не было, напротив, теперь Бекшеев чувствовал, насколько мягкими стали его мышцы. Нога и то болеть перестала. – Мне повезло не оказаться в борделе. Те, кто купил меня, поняли, что я стою дорого. И подарили одному уважаемому человеку. А тот – другому… он был русским, тот чиновник. И я жила в его доме. Но он собрался на родину. Возвращать подарки нельзя. Обида. И он взял меня с собой.

- А потом?

- Он останавливался там, на Земле. Высадил меня. Дал денег.

Сволочь.

Бекшеев закрыл глаза.

- Он не был плохим человеком. Не обижал меня.

Просто бросил одну в чужой стране. И наверняка, даже документами не озаботился.

Странно, что дракона не отобрали.

Хотя… китайцы суеверны. И если украшения наверняка отняли, а они были, должны были, ведь статус у женщины был высоким. То дракон – это не украшение.

Это знак.

И по слухам не просто в золоте дело, но и в крови, которой дается право этим золотом владеть. Вот и не рискнули. А тот, последний… долго жил?

Успел набраться привычек?

Или она, наученная опытом, научилась прятать то, что дорого?

- Это лучше, чем быть мертвой. Я встретила своего мужчину. И была счастлива. Пусть и недолго. Я родила дочь. Там, дома, никто не позволил бы мне этого. Семя Сына неба драгоценно. И не всякая женщина может быть удостоена чести принять его.

На спину набросили полотенце.

- Моя дочь тоже найдет себе мужа. И тот не возьмет иных жен. И не заставит мою дочь служить этим женам или наложницам.

Наверное, если посмотреть так…

- Скоро отец моего мужа уйдет к предкам, - спокойно произнесла Отуля. – Он силен, но и силы не хватит, чтобы удержать тело.

- А ты…

- Делаю, что могу. Меня хорошо учили.

- Не сомневаюсь, - он сел и принял кружку с травяным отваром. – Ты бы с матушкой поговорила…

- Михаил должен был занять его место. Теперь его нет.

- Он ведь не твой сын?

- И мой тоже. Я растила его, - её пальцы погладили дракона. – Но он умер.

- Его убили.

- Да. Знаю.

- А что еще ты знаешь? – травы были мягкими, ни едкой горечи, ни такой же едкой, раздражающей, сладости.

- Немного, - она не стала садиться рядом. А ведь не выглядит старой. И морщин нет, и седины. Черты лица… своеобразные, но это для Бекшеева. Если её приняли в Запретный город, с точки зрения китайцев Отуля – красавица. – Он нашел ту, которая разбудила сердце. Стал уходить. Ругался с отцом. Отец моего мужа хотел, чтобы Михаил выходил в море. Принимал дела. Разбирался. А он убегал.

Вполне закономерно для подростка, особенно влюбленного.

- Он стал избегать работы. Отговаривался. Уходил. Иногда ночью. Думал, что все спят.

Но у того, кто жил в гареме, сон чуткий.

- Возвращался под утро. И одежду оставлял.

- Ты не пыталась расспрашивать?

Отуля покачала головой.

- Мало спал. И злился. Злился много. Сказал, что не мое дело. Украл фонари. Два. Отцу соврал, что потерял, но это неправда. Еще пропали старые лампы, масло. Веревки. И на одежде его была красная пыль.

Ничего не понятно, но… осталось найти эту красную пыль.

И сейчас уже, в доме, Бекшеев боролся со сном, который накатывал волнами, но пока получалось держаться, и пытался думать.

Про камни.

Пыль.

И зверя. Зверя, который может встать на след. И тогда что-то да прояснится.

Возможно.

[1] Тоже вполне реальный обычай. И разумный в чем-то. Хотя и свинский по отношению к девушкам.

Глава 25. Тройка жезлов