Не выпускайте чудовищ из шкафа

Одинцов то и дело впадает в забытье, начиная говорить с матушкой.

И этот…

Гармошка.

Чтоб Барский еще играть умел. Так нет же, возьмет с утра и пиликает, пиликает, откладывая в сторону лишь когда пожрать приносят. И я начинаю ждать обеда. Не потому, что голодна – еда в теле все одно не задерживается – но просто ради тишины. Мне так хочется тишины.

Тогда я с кровати-то встала лишь затем, чтобы взять подушку и добраться до той койки, на которой лежал Барский. И его гармошка. Я надеялась накрыть его голову подушкой и придавить.

Хорошенько так.

И главное, почти добралась.

- Бесит, да? – Барский не дал мне упасть. Придержал за локоток и позволил сесть рядом. А потом сунул в руки кружку с остывшим чаем. – Пей. Помогает.

Чай был сладким до того, что сводило зубы. Но как ни странно, я сделала глоток и… и меня не вырвало. Впервые за всю неделю – не вырвало.

А он поднял гармошку и запиликал.

- Я тебя все одно удавлю, - пообещала я тогда.

- Ага, - он убрал её ненадолго. – Если силенок хватит.

- Зачем ты это делаешь, - Одинцову хватило сил только, чтобы набок повернуться.

- Это бесит. Всех.

- А смысл?

- Человеку, которого что-то бесит, помирать уже не хочется.

Это был очень альтернативный метод лечения и…

…у самого Барского что-то там не ладилось. Внутри. Под магическую мину попал. Видимых повреждений нет, а тонкое тело покорежило.

Я помотала головой.

И выдохнула честное:

- Не знаю.

А Ник-Ник, глянув на меня с жалостью, сказал:

- Еще как мог.

Ник-Ник Барина недолюбливал. И если сперва еще это в глаза не бросалось, то уже потом, в имперском госпитале, где мы все оказались в конечном-то итоге, его неприязнь выбралась из тени.

Дело даже не в Барском.

Дело в женщинах.

В тех нарядных, таких удивительно чистых медсестрах, что улыбались на шутки Барского. А Ник-Ника будто не замечали. И в пухлой тете Клаве, поварихе, лично приносившей Барину обед, когда того скрючивал очередной приступ.

В докторе Негрецкой, что повадилась проведывать Барина трижды в день.

В остальных, тянувшихся к нему, хотя сам-то Барский женщин будто и не замечал.

Теперь вот в глазах Ник-Ника мелькнуло нечто, похожее на сочувствие.

- Она добрая, - сказал он Бекшееву. – И еще собака. А собаки стаю не бросят. Даже такую поганую.

Он сплюнул бы, но не стал. Сгорбился. Глянул на лестницу, что вела наверх. Подумалось, что участок пустой, загляни кто… кто?

Кому тут что от полиции надо?

- Барского бабы любят. А он любит деньги. Очень любит. И жить, ни в чем себе не отказывая. Костюмчики вон, на Земле шьет, под заказ. И ткани – не нашинское сукно. Рубашечки его батистовые. Запоночки. Откуда золотишко?

Ник-Ник руку сжал. И разжал.

- Их пятеро в бригаде было. А выжил только Барский… чудом вроде как.

- И в этом виноват? – не выдержала я.

- Да нет… там дело мутное. Фрицы, как отступали, мины ставили. В школах. В домах. Мосты там или госпитали, банки… да все, почитай. И из того городка польского они очень быстро уходили. Наступление же вовсю развернулось. Так вот… был банк. И были мины, которые вроде как обезвредили. А потом бах и четверо в хранилище полегли. Барского же только взрывною волной задело.

- Так, что сам едва не издох.

- Это да… только зачем он потом, уже после войны, возвращался туда? Приятелей проведать? Цветочки на могилку возложить? А сразу оттуда на Дальний рванул, хотя мог бы в столице остаться. Выбрать любую бабу из тех, что за ним вились. Он же ж смазливый, только свистни. Но нет, на Дальний полез. А знаешь почему? Да потому что ни ты, ни Медведь, ни остальные… мы не задаем ненужных вопросов.

Это да.

И… могло бы быть правдой?

Могло бы. Мародерство… скажем так, не приветствовалось. Да и если бы поймал кто на грабеже, могли бы и под трибунал отправить. Но это если бы поймали.

А так…

Война. Всякого хватало.

- Думаю, они тогда много хранилищ… разминировали. А списки, чего там было, не всегда имелись. Так что… была у Барского нычка. Но ни одна не вечная. А к жизни красивой он привык. Поэтому, если бы ваш княжич предложил правильную сумму, Барский пошел бы навстречу.

Ник-Ник замолчал.

А я…

Тошно. Я и думать о таком не хочу, но не получается. Барский… он не знал про тот дом. Про трупы. Про… зато мог решить, что мальчишку все одно выпустят. И если так, то какая разница, раньше или позже? Особенно если пару часов свободы могут принести ему выгоду.

Я помотала головой.

- Проверить легко, - сказала я спокойно.

- И как?

- Масло. Апельсиновое. На редкость цепкий запах. И если это Барский, то запах на нем останется.

Только нам еще на побережье. Пока светло.

Бекшеев вздохнул.

- Княжича объявим в розыск. Благо, повод имеется. К Барскому можно по дороге? Проверить?

Я кивнула. И Бекшеев продолжил.

- Ты останешься здесь. Протоколы вчерашние оформи нормально. И отправь кого… кто тут еще остался?

- Тихоня? Молчун к вечеру вернуться должен, обратным паромом. Может…

- На паром княжич не сунется. Должен сообразить, что там его в первую очередь ждать будут. Есть… альтернативные варианты?

И на меня смотрит. А я что?

- Есть, - говорю. – Как ни быть? Тут же рыбаки. И у каждого, считай, лодка. А до земли недалече. Так что, если денег нормально даст, доставят в лучшем виде.

В человеческую сознательность я не слишком верила.

- Хорошо… в таком случае, нужно связаться с Лезинском. Ориентировку дать.

Бекшеев все же подошел к лестнице.

- Оставайся, - предложила я. – Ты этим вот и займешься. А я… попробую поискать место.

- Тогда его возьми. Не ходи одна.

Забота?

Скорее разумная предосторожность.

- А протоколы? – влез Ник-Ник. Он терпеть не мог писанину.

- Вернешься и оформишь.

Глава 18. Король мечей