Исполнитель

* * *

— Ну что? — встретил меня вопросом Булдаков, — как поговорили?

Я в четвертый уже раз за сегодня находился в кабинете начальника, если считать с утренней планеркой, что меня совершенно не радовало. Я опер, пришел из полей, быстро бумажки набил, запросы раскидал и дальше в поля. Торчать целый день в конторе меня угнетало, как и слишком часто за день пересекаться с руководством.

— Нормально поговорили, — ответил я, плюхаясь на стул и закидывая ногу на ногу, — готов сдать нам продавца “спринта”.

— Неплохо, — покивал головой полковник, — как сам Виталик?

— Хреново, — одним словом охарактеризовал я состояние сексота, — говорит, полгода ему врачи обещают. Он сам, похоже на “спринте” сидит уже давно.

— Сам виноват, — не стал изображать фальшивое сочувствие Булдаков, — по нему видно было, что он до тридцати не доживёт, я, честно говоря, думал он раньше загнётся. Но хоть какую-то нам и обществу пользу принесёт и то неплохо.

— Только у него условие есть, — я обсказал шефу его хитрый план с уводом пары бутылок галюциногенного питья после закупки.

Полковник, пожевал губами, искоса на меня посмотрел, затем спросил:

— А ты сам как на это смотришь?

— Не очень, — честно ответил я, — всё изъятое надо при понятых протоколировать, это вещдоки, продавец потом укажет, сколько он продал, а если у нас не сойдётся, могут начать служебную проверку.

— А ты, когда допрос вести будешь, — посоветовал мне Булдаков, — вопросы задавай так, чтобы он подтвердил факт продажи и сумму за которую продал, а про количество не упоминай.

— То есть, мы, всё-таки, пойдём на условия этого Виталика?

Полковник вздохнул, откинулся в кресле, разглядывая меня, затем произнёс:

— Я всё забываю, что ты в оперской работе недавно. Хватка у тебя матёрого опера, но вот практического опыта маловато, тебе бы в милиции лет пяток послужить, спокойно базы набраться, а не как мы тут, как на пожаре, бегаем не зная за что первым хвататься.

Он повернулся в кресле, глядя в окно, — задумчиво сказал:

— Понимаешь, Андрей, иногда бывают ситуации, когда мы вынуждены балансировать на грани законности, чтобы хорошо делать свою работу. Вот скажи честно, кто опаснее для общества, этот Виталик, тихий наркоман, которому и так недолго осталось, или человек, вернее игрок, который таким вот Виталикам толкает этот самый “спринт”?

Я прекрасно понимал, к чему он клонит, и дико не хотелось принимать его правила игры, но если подходить к вопросу отстранённо, то ответ был только один:

— Игрок опаснее.

— Верно, — качнул головой полковник, — и чем быстрее мы его возьмём, тем меньшему количеству людей он продаст своё пойло. Да, мы можем Виталика послать, отработать этого урода, вычислить его, и подвести своего закупщика, но это недели, если не месяцы, как думаешь, скольких он ещё потравит, за это время?

Как мне не хотелось это признавать, правда в словах полковника была. Пресловутый принцип меньшего зла. Одного я только боялся, — куда эта дорога, в конечном итоге, может нас завести.

— Хорошо, я сделаю, — лишенным эмоций голосом, произнёс я.

— Отлично, — Булдаков тут же заулыбался, — тогда привлеки пацанов, пусть заодно понятых по понятливее подберут.