Мадонна Фьора, или Медальон кардинала делла Ровере

3.12 О травмах и о романтике

* 38 *

Черт, как больно, как больно, как больно! Дышать, не ругаться, ни в коем случае не ругаться, даже про себя! И не реветь! Дышать! Молчать!

Но видимо, какой-то звук все же вырывается из ее нутра наружу.

— Элоиза?

— Донна Эла, вы где?

— Черт, что происходит?!

Три шага к ней, Себастьен берет ее за плечи и пытается поставить на ноги. Бесполезно — у неё не только разбиты обе коленки, но и сломан каблук, она просто сползает по его рукам обратно на дорожку. Сквозь сжатые зубы вырывается шипение. И тут ещё её накрывает откат от концентрации, и она на некоторое время просто перестает осознавать реальность.

В следующий момент он подхватывает ее на руки и быстро идет к калитке.

* 39 *

Элоиза приходит в себя от хлопка двери и яркого света. Затем она слышит, как запирается замок, а потом ее опускают на стул. Открыв глаза, она видит крошечную прихожую, из которой винтовая лестница поднимается наверх. Над ней склоняется Себастьен.

— Монсеньор, я идиотка, — шепчет она.

— Не говорите ничего, Элоиза. Сейчас поднимем вас наверх и посмотрим, что там у вас, хорошо? — поднимает голову и кричит наверх: — Ну что там, приготовили место?

— Да, тащи, — отзывается сверху Карло.

Он снова берет ее на руки и поднимается с ней по лестнице. Смотрит на нее с беспокойством.

Наверху крошечная комната с мониторами и другой техникой, такая же, как прихожая внизу, и открытая дверь. Себастьен заходит в другую комнату и осторожно опускает ее на очень длинный диван. В комнате все остальные участники засады, Карло возится у стола, Франко в углу режет что-то, судя по запаху — съедобное. Лодовико у окна, что-то тихо говорит в телефон, Альберто стоит рядом. Она откидывается на спинку дивана и прикрывает глаза, ибо содранные коленки немилосердно болят, а голова кружится.

— Элоиза, что с вами случилось? — Себастьен садится рядом, обнимает ее за плечи.

— Да говорю же, идиотка. Нечего было ехать с вами, раз не переоделась. Мои офисные туфли не подходят для того, чтобы бегать в них по темным дорожкам, — она садится нормально и осторожно приподнимает юбку.

Ну да, всё так — оба колена в хлам, обрамлены живописными дырами в чулках. Черт, чулки надо бы снять.

Он ругается сквозь зубы, выражение его лица не поддается описанию.

— Простите, Элоиза. Это не про вас, это вообще. Это мы идиоты, что не подумали, — хмурится он. — Но вы так здорово летали над крышами, еще только позавчера… Карло, тащи спирт и бинты, нужно перевязать Элоизу.

— Так это белым днем, — ворчит она. — Раз уж вы здесь, помогайте.

Поднимает юбку по самое не хочу и отклеивает от ноги сначала резинку одного чулка, потом второго. Спускает оба как раз до колен, осторожно отделяет от ободранной кожи.

— А дальше вы. У меня ноги не сгибаются.

— Ещё бы они у вас сейчас сгибались, ага, — он очень бережно стаскивает с нее несчастные чулки и бросает их на пол рядом.

Ну вот, юбку можно снова опустить почти до колен.

— Так себе стриптиз, да? — а ухмылка вышла очень уж кривая.

— Если это был повод показать мне ваши прекрасные ноги, то в неповрежденном состоянии они радуют меня намного больше, поверьте, — отвечает он, садится рядом. И громко командует: — Карло, что ты там возишься? Иди уже сюда.

Карло приближается, у него в руках флакон с явным спиртом, судя по запаху, и бинты.

— Ну ни черта же себе, донна Эла! Вот вам оно надо было? — все нормально, Карло тоже в шоке.

— Господа, если это такое травмирующее зрелище, то идите уже все, посмотрите и выскажитесь, хорошо? А потом будем перевязываться, — она пытается быть отстраненной и равнодушной, но получается плохо.

— Простите, донна Эла. Я постараюсь быстро, — и на самом деле начинает чистить ей правое колено намоченным в спирте тампоном.

Он действует толково и умело, спору нет, но как же это больно! Она сжала зубы и зажмурилась, но глаза все равно мокрые.

— Карло, погоди, — Себастьен вновь обхватывает ее за плечи. — Лодовико, фляжка есть?

— Что за вопрос, — Лодовико передает ему фляжку.

— Пейте, — Себастьен откручивает крышечку и подносит горлышко к ее губам.

Остается только зажмуриться и глотнуть. Впрочем, коньяк у Лодовико хороший. Вдохнуть, выдохнуть, понюхать немного. Запах бодрит, это хорошо. Тем временем Карло заканчивает с одним коленом.

— Донна Эла, вам простой бинт или эластичный?

— Эластичный, если можно, пожалуйста.

— Понял, — он ловко и не слишком туго перебинтовывает первую увечную ногу и берется за вторую.

Себастьен по-прежнему обнимает ее, но он теперь сидит с другой стороны и она практически уткнулась носом ему в плечо. Он гладит ее по голове и шепчет что-то успокаивающее.

— Все, донна Эла. Завтра покажетесь Бруно, и он уже дальше сделает, что надо. А пока не умрете, — Карло подмигивает ей и уходит мыть руки.

Себастьен оставляет ее на диване и отходит к Лодовико, они о чем-то шепчутся у окна, потом выходят к мониторам. Франко и Берто подтаскивают к дивану стол, накрывают на нем немудреный ужин — хлеб, сыр, копчености, несколько помидоров, большая корзинка с апельсинами. Карло возвращается, внимательно на неё смотрит, затем оглядывается и выходит тоже. Дверь открыта, разговор слышен.

Голос Лодовико:

— Видишь — вон, прямо во дворе, под фонарем — чего он тут стоит?

— А ты знаешь его? — голос Карло.

— И ты мог бы знать — он участвовал в нашем с Элоизой похищении, — это Себастьен.

— Наверное, все еще ищут свой хвост, — Элоиза очень хорошо представляет, как Карло пожимает плечами.

— И долго он будет тут торчать? — Лодовико недоволен.

— Да сколько бы ни торчал, — похоже, Себастьен что-то решил. — Берто и Франко ладно, а вот наши рожи светить перед этими людьми не следует — мою, твою, Элоизину, Карло тоже в доле, потому как они нас видели и узнают, если не совсем безголовые.

— Спасибо на добром слове, монсеньор, — Элоизин язык в последнее время как помело, сам болтается и невесть что говорит.

— Прошу прощения, госпожа де Шатийон, — он несколько повышает голос, чтобы его было лучше слышно. — Это я по доброте душевной посчитал вас, как своего офицера. У вас, безусловно, лицо.

— У донны Элы, значит, лицо, а у меня рожа? — вопит Карло.

— Элоиза — прекрасная дама, пострадавшая за правое дело. А ты — нет, — Себастьен говорит, как режет.

Лодовико хохочет.

— Может, ты тоже хочешь быть прекрасной дамой?

Дальше раздается грохот, наверное, кто-то кого-то чем-то стукнул.

— В общем, так: до утра остаемся здесь, — командует Себастьен. — Сейчас ужинать, потом спать.

— Раз никуда не едем, так и пить можно, что ли, — Франко радостно извлекает две бутылки вина и коньяк.

— А тебе только бы пить, — сварливо отвечает Карло.

Элоиза дремлет.

* 40 *

К ужину ее разбудили… а лучше бы вовсе не трогали. Хотя даже короткий сон пошел на пользу — вроде и не так уже болели коленки, захотелось есть — обед-то был ой как давно, так что всё к лучшему.

После ужина она попробовала встать и дойти до ванной. Выбросила многострадальные чулки, позвонила Анне, чтобы приготовила ей одежды и отправила с кем-нибудь к утру, раз уж ночью они тут тихо сидят и не отсвечивают и раз уж так случилось, что она без туфель и чулок, зато с разбитыми коленями. Так, если спать — жакет снять, шарфик снять, юбку по-хорошему тоже бы снять, она, конечно, не пострадала, но это не повод в ней валяться. Ладно, будет видно. Еще она сняла из-под блузки бюстгальтер, разобрала прическу, заплела свободную косу и уложила ее высоко на затылке, чтобы удобнее было спать.

Ещё можно посмотреть, есть ли с собой её вечерние постоянные лекарства. Она заглянула в таблетницу, которая всегда в кармане жакета, но там оказалось далеко не всё необходимое. Что ж, хотя бы обезболивающих-то надо съесть, а там видно будет.

Что, хотела приключений? Вот тогда будь готова падать на гравий в темноте и потом спать, где ночь застала. Или уже иди и работай только аналитиком, сиди в уютном офисе, а ночуй в своей кроватке. Третьего не дано.

Вышла, огляделась. Верхний свет выключили, диван разложили. Он оказался какой-то огромный, и спать на нем предлагалось не вдоль, а поперек. На нём уже спал Берто, тут же ворочался под спальником Франко, и еще две трети оставались свободными.

Элоиза положила жакет и сумку на стул, а потом выглянула в соседнюю комнату. Там Себастьен и Лодовико сидели за двумя компьютерами и убивали каких-то тварей, а Карло давал ценные советы. Минуты через две сражение закончилось, Лодовико плеснул Себастьену из фляжки в стакан, они чокнулись и выпили.

— Элоиза, вы собираетесь спать? — Себастьен поставил стакан на стол и подошел к ней.

— Да, я думаю, это лучшее, что я сейчас могу сделать.

Он прошел мимо неё в комнату, извлек из стенного шкафа несколько подушек и спальник и положил на диван.

— Тогда вейте гнездо, а мы еще посидим.

Вить гнездо оказалось как-то непросто — диван был кожаный, с него все съезжало. Тем более что она мостилась с краю. Но места хватало — между ней и спящими оставалось еще метра два. Она сняла юбку, завернулась в спальник и попробовала уснуть.

* 41 *

Но сон не шел. За дверью негромко смеялись, потом Карло пришел, добыл спальник и улегся прямо на ковре у стены. И вскоре засопел.

Элоиза лежала и думала — а может быть, ей тоже нужно было лечь на ковре у стены? Нет, там жестко, спать на жестком не даст спина. Куда ни кинь — всюду клин, как говорит Линни. Да еще и как-то холодно, ноги холодные, руки холодные, никак не получается согреться.

Потом в какой-то момент ей пришла в голову светлая мысль, она встала, взяла со стула тот самый плед, на котором они сидели в кустах, расстелила его на диване, затолкала края куда смогла, чтоб зафиксировать, и потом уже легла сверху. Уткнулась носом в подушку и укрылась спальником. Это помогло — она начала дремать. Мысли по-прежнему крутились в голове, мутные сны сменяли друг друга, но это было лучше, чем лежать и таращиться в кожаный диванный подлокотник.

Она снова проснулась от того, что на ее плечи бесцеремонно легла рука. Первым побуждением было — развернуться и с размаху да прямо в глаз, но потом мозг проснулся, понял, что нужного сосредоточения не получится, и опознал гостя. Себастьен, ясное дело. Подушку принес еще одну, а под спальник забрался к ней. И на плед. Он что, совсем раздет? Она повернулась и недовольно на него взглянула. Нет, не совсем, в трусах, меланхолично отметило сознание.

— Простите, Элоиза, я вовсе не хотел вас будить, — вид покаянный, и вправду не хотел, хотел пристроиться рядом и спать.

— Значит, не нужно было меня трогать, — отрезала она.

— Извините, — а говорит тихо-тихо, впрочем, в комнате, где еще трое, иначе нельзя.

— Извинения приняты, я сплю дальше, — она повернулась к нему спиной и закрыла глаза.

Но сказать оказалось легче, чем сделать. Сон не шел снова, каждое шевеление ногами тут же напоминало о содранных коленках, и в довершение всего опять стало холодно. Она пыталась то сжаться в комок, то, наоборот, расслабиться, но ничего не помогало, более того, еще и дрожать начала.

— Элоиза, мне кажется, что вы как-то очень не в порядке, — он никуда не делся, и по-прежнему хотел совать нос в ее дела.