Мадонна Фьора, или Медальон кардинала делла Ровере

3.19 Волшебная флейта

* 57 *

Они продолжали пить кофе и разговаривали. Не о них самих, нет, скорее эта беседа напоминала диалог двух ученых, встретившихся в кулуарах конференции. Граф расспрашивал Элоизу о ее философских изысканиях, Элоиза расспрашивала графа о его коллекции. Время от времени слуги приносили новый кофейник и новую порцию пирожных.

— Скажите, граф, эту коллекцию собрали лично вы или какая-то ее часть досталась вам по наследству?

— Конечно, изрядная ее часть перешла ко мне от предыдущих поколений, — подтвердил граф. — Жаль только, что у меня самого нет ни одного приличного наследника.

— У вас нет детей?

— Есть дочь. Впрочем, она не знает, что является моей дочерью, и она совершенно не подходит для роли хозяйки всего этого богатства. Я был бы рад, если бы моя дочь была похожа на вас. Вы-то как раз, как мне кажется, отлично бы справились и с ролью хозяйки дома, и с ролью хранительницы сокровищ. Так и представляю вас, встречающую гостей в столовой…

— Увольте, — Элоиза покачала головой. — Я абсолютно не приспособлена к тому, чтобы быть хозяйкой дома. Я не способна позаботиться даже о своих мелких бытовых нуждах, а вы говорите — гости, приёмы! Нет, это не для меня. Вот книги ваши я бы читала с большим удовольствием.

Это вызвало новую тираду на тему «о времена, о нравы» применительно к девочкам из хороших семей, которых учат не тому, чему бы надо.

— В мое время девушка из такой семьи, как ваша, просто не могла не получить всех этих совершенно необходимых знаний!

— Вы удивитесь, но меня учили как раз самым традиционным образом, и в школе много часов было посвящено домашнему хозяйству. Терпеть не могла этот предмет, кстати.

— Хорошо, — вздохнул граф, — пусть так. Элоиза, а вы когда-нибудь занимались музыкой? — вдруг спросил он.

— Конечно, меня учили играть, петь, а также слушать, — пожала плечами она.

— Тогда вы должны быть хорошим ценителем, — улыбнулся он. — А я вот любитель, и любитель странной музыки. Вы любите слушать флейту?

— Вы заклинаете змей? — рассмеялась она. — Или воображаете себя крысоловом из Гаммельна?

— Нет, я просто хочу немного поиграть для красивой женщины, — он внимательно взглянул ей прямо в глаза.

Граф достал с полки деревянную флейту, прикрыл глаза и заиграл. Он на самом деле мог заклинать змей, крыс, юных дурочек… да кого угодно. Мелодия обволакивала, с ней хотелось сродниться, это было что-то сродни магии голоса Лианны. В ней слышались и простые народные песни, и гармония Баха, и отзвук ветра, воющего под крышей маленького домика… Хотелось танцевать. Хотелось встать и сделать странное — сбросить туфли, поставить корпус, собраться, а дальше — па-де-бурре, па-де-бурре, жете, па грав, пируэт, пируэт, купе назад и реверанс…

Музыка кончилась, Элоиза открыла глаза. К счастью, она по-прежнему сидела в кресле, туфли были на ногах, а пальцы одной руки как будто только что отбивали ритм по ладони другой.

— Вам понравилось? — спросил граф.

— Вы мастер, — усмехнулась она. — Наверное, под эти волшебные звуки не одна женщина убежала за вами, не глядя по сторонам.

— А вам случалось убегать за кем-нибудь без оглядки?

— Нет, — пожала она плечами. — Я слишком рациональна и скучна. Ни за что не догадаетесь, что мне хотелось сделать, пока звучала музыка.

— Я не азартен уже давно, и не отгадываю загадок. Но вы определенно считали такты, и говорят — вы танцуете? Вероятно, вы прикидывали, что бы станцевать под эту незатейливую мелодию? А вам бы подошло, если, конечно, одеть вас в платье с фижмами, чтобы побольше цветов и кружев, и еще правильную прическу ко всему этому, и узорные чулки, и выпустить танцевать… Да, это было бы красиво, у вас бы получилось именно так, как надо.

— Я уже очень много лет не танцевала барокко, — пожала плечами она.

— Но в принципе же умеете, так? И нотацию ещё, чего доброго, читаете?

— Читала когда-то, — кивнула она.

— Вот, а говорите! Выпейте еще кофе, съешьте вот это пирожное, — и он положил ей на тарелку что-то белое и воздушное.

Она подчинилась — глотнула кофе, проглотила кусочек взбитых сливок… а он снова заиграл. Её глаза сначала смотрели куда-то в глубину кофейной чашки, а потом стали закрываться, и в конце концов закрылись совсем. А он всё играл…

И вдруг нежная мелодия была грубейшим образом прервана телефонным звонком. На этого человека у Элоизы стояла, гм, специфическая мелодия, совершенно не согласующаяся с ее обычным строгим и упорядоченным обликом, и ещё менее — с моментом. И фото человека тоже было добыто не слишком праведным путем. Тут же всякое наваждение исчезло.

— Да ответьте же, — почти что простонал граф, глядя на лежащий на столике телефон, как на ту самую змею, которую заклинали, но недозакляли.

— Слушаю вас, монсеньор, — ответила она с улыбкой, которой сама даже и не заметила.

— Элоиза, у вас все в порядке? — спросил он.

— А как же иначе? Конечно.

— Тогда для вас небольшая новость. Нашли еще несколько документов, на этот раз в архиве Ватикана, туда Варфоломей делал какие-то запросы по своим каналам.

— Отлично. И как, не противоречит?

— Нет, как раз все отлично складывается, правда, я все равно до конца не верю. Но это не важно. Скажите, вы скоро возвращаетесь?

— Я позвоню, когда поеду домой.

— Отлично, ждем вас.

Элоиза положила телефон на стол и прямо физически натолкнулась на взгляд Барберини.

— Скажите, кто он вам? — медленно спросил граф, и взгляд этот не сулил никому ничего хорошего.

— Кто — он? — Элоиза сделала вид, что не поняла.

— Нынешний герцог Савелли, — сказал как выплюнул.

Спокойно, не выдать себя ни взглядом, ни жестом. Себастьен тоже не знает, на какие имена она имеет право по рождению.

— Коллега, — ответила она, как ни в чем не бывало. — Он шеф службы безопасности кардинала д'Эпиналя.

— Дошел! Аристократ называется, — буркнул граф. — Тьфу!

И посмотрел на нее, пристально и как будто пытался проникнуть в ее мысли.

Она спряталась за щитом безмятежности и спокойствия.

— Знаете, он неплохо справляется со своими обязанностями, — пожала в ответ плечами.

— Да уж наверное, с такой-то жизнью! Вот что я вам скажу, Элоиза. Я могу отдать вам эту хронику, она у меня не единственная, от меня не убудет. Но — только если вы согласитесь на одно мое условие.

— На какое именно? — подняла бровь она.

— Завтра будет большой прием у Монтоне, я планирую там быть. Приезжайте туда, и пригласите с собой… господина герцога. Там и договоримся окончательно. Полагаю, его там должны знать и будут рады увидеть.

— Хорошо, — она встала и бросила телефон в сумку. — А сейчас я, с вашего позволения, отправляюсь домой.

* 58 *

В машине она крепко задумалась. Что-то здесь явно не так. Себастьен искал, кто бы его графу Барберини представил. А графа тряхануло от фото в телефоне, причем там написано вовсе не то имя, которое он употребил. При этом он ни секунды не сомневался, что речь идет именно об этом человеке.

Элоиза понимала, когда кто-то, имея по рождению право на имя в три строки, пользуется в жизни чем-нибудь попроще. Откровенно говоря, она сама была именно из таких, но…

Ощущение было препротивное — как будто она тронула что-то такое, чего нельзя было трогать ни в коем случае. И гадкое предчувствие, да. Которое никак нельзя игнорировать.

О семействе Савелли она, конечно же, слышала, но не столько, чтобы разобраться в происходящем. Однако ей было, у кого спросить.

Она остановила машину на обочине и набрала номер Полины.

— Рада слышать, — сообщила тетка. — Ну как, вы с Корнелио еще не съели друг друга?

— Нет, — рассмеялась Элоиза. — Скажи мне, пожалуйста, если знаешь, такую вещь: а что у твоего Корнелио с семейством Савелли?

Полина издала такой звук, какого от нее в публичном разговоре услышать было невозможно ни при каких обстоятельствах.

— Ну у тебя и вопросы, дорогая моя!

— Я просто, кажется, во что-то вляпалась. Или еще не вляпалась, но могу. Поэтому говори всё, что знаешь.

— Ты не торопишься? — ехидно спросила Полина.

— Не особенно. Более того, я даже остановила машину.

— Разумно, — хмыкнула тетка, всегда водившая машину очень аккуратно. — Анна-Лючия Савелли — это его еще одна очень большая любовь.

— Я не знакома с этой дамой.

— Вот еще, конечно же, знакома! Просто двадцать с лишним лет не встречалась. Ты же у нас не интересуешься светскими мероприятиями. А она вроде Корнелио — мы аристократы, и заниматься можем только политикой и благотворительностью. Так вот, о них ходило множество разных слухов, но все сходились в одном — Анна-Лючия изменяла своему мужу с Корнелио много и с удовольствием, но старалась, чтобы до герцога Савелли это не дошло, потому что очень дорожила своей семьей и своим статусом. А Корнелио у нее был в качестве такой, знаешь, конфетки, десерта после кофе. Ходили слухи в том числе и о таком варианте, что кто-то из четверых детей Анны-Лючии не от герцога, а от Корнелио, но он сам в этом до конца как будто не уверен, поэтому и я утверждать не буду. Они несколько раз сходились и расходились, в последний раз разошлись после того, как при странных обстоятельствах у Анны-Лючии погибли муж и старший сын. Герцог Сильвестро переизбирался в парламент, и что-то там было не то нечисто, не то как-то нехорошо, но политические противники у него были. И когда он внезапно умер от остановки сердца, и в тот же день разбился на машине его старший сын и наследник Сальваторе — их очень тщательно потрясли, но концов не нашли. После этого Анна-Лючия разогнала любовников, стала образцом добродетели, выдернула из заграничной армии следующего по счету сына и быстро женила.

— А ты не знаешь, из какой именно армии?

— Нет, не знаю. Впрочем, могу полюбопытствовать у Анны-Лючии, когда встречу ее в следующий раз. Кстати, сын оказался орешком той еще твердости, и как бы она ни настаивала, по стопам отца не пошел. Вернулся в армию, и долгое время там и оставался. Года четыре, как вернулся в Рим, но с матерью не живет, а чем-то занимается в городе.

— А как зовут этого сына? — осторожно спросила Элоиза.

— Себастьяно, — охотно пояснила Полина. — Он обычно называется Себастьяно Марни, это какие-то их ну очень мелкие владения, почти ничего.

— И… он женат? — Элоиза затаила дыхание.

— Вдовец.

Элоиза понадеялась, что Полина не услышала, как она облегчённо выдохнула.

— А что случилось с его женой?

— Не знаю, что там у них в семейке было, но невестку Анна-Лючия подобрала сама, по себе, и была ею полностью довольна. Я никогда не спрашивала, от чего умерла Челия-Джустина, сказали — от болезни. Осталось двое детей, Анна-Лючия с удовольствием о них заботится. Проживает либо в палаццо Савелли, либо в фамильном замке, недалеко от города, вместе с незамужней дочерью Анджелиной, она у них младшая, ей сейчас что-то около тридцати. Еще есть сын, был третий по счету ребенок, сейчас второй из оставшихся, Стефано, уехал куда-то из страны лет уже двадцать назад, с матерью связывается раз в год по обещанию, но, как я понимаю, общается с братом и сестрой.

— Чем это она ему так не угодила?