Мадонна Фьора, или Медальон кардинала делла Ровере

— Обязательно.

— Буду заниматься тем, что лучше всего умею делать с мужчинами, — хмыкнула она.

— Это, простите, что делать? — рассмеялся он.

— Работать, — пожала она плечами.

— Да ладно! — возмутился он. — Вы зачем-то на себя наговариваете. Я, например, помню один вечер в миланской опере, это было, конечно, как будто в прошлой жизни и вообще уже непонятно, было ли, но уверяю вас, вы с мужчинами умеете не только работать!

Она пожала плечами и не смотрела на него. Помолчала, потом решилась.

— Знаете, у меня нет опыта долгих близких отношений с мужчинами. Положительного опыта, — хмыкнула она. — По разным причинам. И замуж я тоже ни разу не ходила. Даже ненадолго, подобно сестрице Марго. Поэтому — работать.

Он снова рассмеялся, обнял её за плечи и притянул к себе.

— Элоиза, милая, так и что, не жить теперь, что ли? Если я вам скажу, что знал в жизни не так много личного счастья, вы поверите? А у меня ведь и жена была, между прочим, и дети есть.

— Была? А что с ней стало? — нет, Элоиза отлично помнила рассказ Полины, но хотела знать, что он сам об этом скажет.

— Умерла, — он остался спокоен, но чувствовалось, что эта тема ему неприятна.

— Простите меня, пожалуйста, я сожалею, что заговорила об этом.

— Ничего страшного, это не тайна и не запретная тема. Не болит.

— А что с ней случилось? Болезнь?

— Если так можно назвать передозировку наркотиков, — хмыкнул он. — Вы удивлены? Увы, в моей семье много такого, от чего хочется держаться подальше.

— И… ваши дети вас совсем не радуют?

— Это грустная тема, Элоиза. Вы в самом деле хотите об этом говорить?

— Эй, вас снова нужно хватать и держать? — она услышала в его голосе какие-то нотки, заставившие её поднять голову.

— Нет, — грустно улыбнулся он, — не нужно.

— Но Себастьен, в любой жизни, конечно, достаточно печали, и это вовсе не повод проводить в ней всё время!

— Отличные слова, я их запомню.

— А работа приносит намного меньше печалей, уверяю вас. Особенно та работа, которая нравится, и которую делаешь хорошо.

— А у вас на всё есть ответ.

— Конечно, — улыбнулась она.

— И всё-таки, та ночь в «сигме» была немного волшебная. Лучше я буду вспоминать её, и ещё кое-что, а вовсе не печали прошлого, — улыбнулся он в ответ.

— Никакого волшебства, просто химия организма, — пожала она плечами.

— Да, я всё понимаю про химию, но её недостаточно для такого ошеломительного эффекта, — он, кажется, опять почувствовал почву под ногами и принялся осторожно гладить ее по голове.

Подушечки пальцев доходили до узла волос, начинали снова… кажется, сейчас кто-то вытащит шпильку… Она уже собралась было сказать какую-нибудь колкость, но у него зазвонил телефон.

— Чего тебе? — недружелюбно спросил Себастьен. — Кто? Сейчас? А сколько времени? И что, никто не может с ним поговорить? Ладно, ладно, приду. Да вот сейчас прямо и приду, так и скажи!

Он опустил руку с телефоном и посмотрел на нее с какой-то грустной улыбкой.

— Неужели дела? — она удивилась, времени-то уже…

— Именно, — усмехнулся он. — Некий важный человек, который имел дело только со мной, и больше ни с кем говорить не станет.

— Тогда придется идти и говорить. Как ни крути, а всё равно изо всех щелей вылезает работа.

— Да, но мы не закончили разговор, ясно вам? Доброй ночи, ложитесь спать и ни о чем плохом не думайте. И не беспокойтесь про грязную посуду, мы её принесли сюда вместе, и сейчас я вызвоню кого-нибудь, чтобы забрали.

Себастьен тут же позвонил и скомандовал кому-то «быстро в гостиную госпожи де Шатийон и уберите тут всё», потом поцеловал её на прощание и скрылся.

Через пару минут появились двое дежурных сотрудников службы безопасности, вежливо поздоровались, забрали всё, что осталось от ужина, и исчезли.

Оставалось только и вправду ложиться спать и думать о хорошем.

Конец.