Золотой петух. Безумец

Глава двадцать девятая

Вардан, Айрапет и Апо, уйдя из дому еще утром, ничего не знали о том, что произошло за время их отсутствия: они не знали ни о дьявольских проделках Томаса-эфенди, ни об обыске, ни о бесчинствах солдат.

Обойдя несколько деревень в поисках Салмана и расспрашивая людей, они наконец после долгих странствований набрели на тот дом, где он провел последнюю ночь.

Хозяин дома оказался словоохотливым человеком. Он сообщил им, что сам не знает, куда девался его гость, но что в прошлую ночь он о чем-то долго толковал с деревенскими парнями; когда все разошлись, он поужинал и ему приготовили постель в ода. Он ночевал в ода один, но рано утром его там уже не оказалось. Куда он исчез — неизвестно.

Вардан и его товарищи зашли в комнату, где ночевал Салман. Там на полу они обнаружили клочок бумаги, на котором было наспех написано: «Я арестован» — и стояла подпись «Л. С.» Прочтя записку, Вардан передал ее Айрапету и сказал:

— Я этого боялся.

Все трое стояли как громом пораженные. Весть эта потрясла их. Удар был двойной: они потеряли товарища, благородного юношу, ставшего жертвой своей неопытности, и, кроме того, его арест ставил под угрозу успех всего дела, ради которого они поклялись пожертвовать собою.

Хозяин дома с удивлением смотрел на своих посетителей: он не понимал, почему этот клочок бумаги доставил им столько огорчений.

Ничего не сказав ему, они вышли. Был вечер. Поднимая тучи пыли, с пастбищ возвращались стада. С шутками и смехом шли с полевых работ крестьяне. Никто из них не знал о том, что прошлой ночью в их деревне было совершено два злодеяния: арестован юноша и обесчещена девушка. И оба эти преступления были делом рук человека, который пользовался всеобщим уважением!

— Крестьянин простодушен, как ребенок, — сказал Вардан. — Дитя, когда ушибется, плачет от боли, но как только боль прошла, он забывает о ней и вновь беспечно играет и смеется… Вот так и крестьяне. Очень трудно иметь дело с такими великовозрастными детьми. Столетиями их угнетали, столетиями они жили в нужде, утопали в грязи, но как будто не чувствовали этого и легко забывали свои обиды… Они трудились, не задумываясь над тем, для кого и зачем они трудятся. Томас-эфенди, — продолжал он, — не зря назвал их ослами, а их заступников — чудаками. Вот иди и втолкуй крестьянам, что тот парень, который прошлой ночью с таким жаром говорил им о правах человека, о том, что такое труд и как им защитить свои права, — арестован и, возможно, завтра будет вздернут на виселице. Они все в один голос скажут: «Он безумец». Но сейчас меня заботит другое: мне почему-то кажется, что к аресту Салмана причастен Томас-эфенди.

— Пожалуй, ты прав, — поддержал его Айрапет.

— Надо удостовериться в этом, — сказал Вардан.

Смеркалось. Отстояв всенощную, старики и старухи возвращались из церкви. Вардан с товарищами торопились поскорее выбраться из этой деревни.

— Иголки, нитки, бусы… — послышался знакомый голос коробейника. Прихрамывая, он шел им навстречу, неся за плечами свой короб и опираясь на толстую дубину, которая была бы под стать самому Геркулесу.

Завидев Вардана со спутниками, он обратился к ним:

— Люди добрые, купите что-нибудь. Время позднее, напоследок дешево отдам.

— А что у тебя есть? — подойдя к нему, спросил Вардан.

— Все, что душе угодно, — ответил коробейник и опустил свой короб наземь.

Вардан, делая вид, что рассматривает товары, незаметно подсунул ему записку Салмана. Прочитав ее, тот торопливо шепнул:

— Я знаю об этом.

— Как же быть?

— Встретимся, поговорим.

— Где?

— Подождите меня за околицей.

Ни Айрапет, ни Апо ничего не расслышали. Коробейник взвалил на плечи короб и, уходя, пробормотал:

— Хватит с меня, наторговался, пора и отдохнуть…

Вардан с товарищами продолжали свой путь. В деревенских домах уже зажглись огни. Они поравнялись с жилищем мастерового Петроса. На пороге своего дома стоял сосед Охо.

Армянские крестьяне, завидя путника, проходящего в вечерний час мимо их дома, неизменно обращаются к нему с приветствием: «Будьте гостем». Вардан и его товарищи, проходя по деревне, в ответ на подобные приглашения отвечали: «Благодарим» — и шли дальше. Но у дома мастерового Петроса они остановились — не потому, что собирались воспользоваться гостеприимством соседа Охо, а потому, что до них донеслись оттуда приглушенные крики. Они вбежали в дом Петроса, но там никого не оказалось.

Крики доносились из хлева. Апо схватил горевший на столе светильник, и они кинулись в хлев. Взору их предстала страшная картина: в петле висела девушка, а женщина, обхватив ее колени, пыталась освободить несчастную из петли.

— Отпусти, отпусти, — хрипела девушка.

— Варваре, Варваре! — истошно кричала державшая ее женщина.

В одно мгновение друзья перерезали веревки и опустили девушку на пол. Приди они минутой позже, все было бы кончено, так как женщина совсем обессилела и уже не могла спасти самоубийцу.

Варваре на руках внесли в дом и положили на постель. Она была без сознания. По ее посиневшему лицу пробегали судороги. Сусанна плакала, проклиная какого-то человека, не называя его имени. Припав к девушке, она со слезами на глазах твердила: «Варваре, родная, почему ты наложила на себя руки?.. Ты ни в чем не виновата… пусть бог покарает его!..»

Вардан и его товарищи поняли, что это происшествие связано с какой-то семейной тайной, но с какой — они не знали. Сусанна ничего им не сказала, а, кроме нее и двух малышей, в доме никого не было. Айрапет был знаком с мужем Сусанны, мастеровым Петросом, который не раз бывал у них в доме и ремонтировал инвентарь, но его жену Айрапет видел впервые. А если б даже он и был с ней знаком, это не меняло дела: женщина-крестьянка не вступает в разговоры с посторонними мужчинами. Сусанна ограничилась тем, что поблагодарила за помощь и попросила дать знать ее мужу.

— А где он? — спросил Айрапет.

— Ушел в соседнюю деревню, — объяснила Сусанна.

Они уже собрались уходить, как вдруг Варваре открыла глаза и попросила пить. Сусанна поспешно подала ей воду, и девушка жадно выпила. Синева уже сошла с ее лица, но она была очень бледна. Увидев посторонних, девушка стыдливо натянула на голову одеяло и горько заплакала. От ее жалобного плача щемило сердце, но вместе с тем Вардан и его товарищи обрадовались: они решили — раз девушка плачет, значит она спасена.

Выйдя на улицу, они увидели какого-то подростка и, сунув ему в руку несколько медяков, попросили сходить за Петросом в соседнюю деревню.

Сосед Охо все еще стоял у своего порога. Увидев Вардана и его товарищей, он обратился к ним:

— Благословенные, куда вы идете на ночь глядя? Ах, если б вы знали, какой кутеж у нас был тут вчера! Почему бы и сегодня не повеселиться?

— Какой кутеж? — заинтересовался Айрапет.

Охо с увлечением принялся рассказывать о том, что Томас-эфенди был вчера в гостях у мастерового Петроса. Он, Охо, тоже был приглашен. Весь вечер играли музыканты, девушки танцевали; ели, пили и веселились на славу. И Охо добавил:

— Ей-богу! Прекрасный человек этот Томас- эфенди! Столько водки велел принести, что хоть купайся в ней.

— И, наверное, всех напоил? — спросил Айрапет.

— А как же иначе, благословенный! — рассмеялся Охо. — Трудно остаться трезвым, если выпить столько, сколько мы. На то и кутеж, чтобы пить.

— А хозяин был дома?

— Нет, я заменял хозяина.

— А когда ты охмелел, тебя заменил эфенди, не так ли?

— Я ничего не помню, меня на руках отнесли домой.

Товарищи попрощались с Охо и ушли. Дорогой Вардан сказал Айрапету:

— Теперь я понимаю, почему эта бедняжка наложила на себя руки.

— А мне ясно, кто мог донести на Салмана, — сказал Айрапет.

— Сомнений нет, это донес Томас-эфенди, — сказал Вардан. — Он такой пройдоха, что, несомненно, пронюхал о намерениях Салмана и, желая выслужиться перед турецкими властями, донес на него. Он провел ночь в этой деревне и распорядился об аресте Салмана. Зная черную душу эфенди, можно не сомневаться, что это дело его рук.

Друзья молча шагали по улице. Каждый из них думал о том, как спасти жизнь товарища.

— Все, что ты сказал, Вардан, верно, — нарушил молчание Айрапет. — Что же теперь нам делать?

— Мне приходилось иметь дело с турецкими чиновниками, и я знаю, как они беспечны и нерадивы, — ответил Вардан. — Я уверен, что сумею легко освободить Салмана с помощью моих слуг. Их храбрость вам хорошо известна Сегодня же ночью мы отправимся в путь. Куда бы ни увезли Салмана, мы сумеем его найти, и если не удастся его освободить, то отобьем силой. Трусость турецких стражников мне хорошо известна.

— Мы готовы следовать за тобой, — в один голос сказали Айрапет и Апо, — мы не отпустим тебя одного.

— Это не только не нужно, но и опасно, — возразил Вардан.

Вспомнив о коробейнике, он решил подождать его и, выйдя за околицу, предложил товарищам:

— Давайте посидим здесь и потолкуем. На ходу трудно что-либо решить.

Вид у Вардана был усталый и измученный. Его грызла тревога, которая росла с каждой минутой…

Они свернули с дороги и пошли по тропинке, идущей к шалашу огородника; он пустовал, так как до сбора урожая было еще далеко и крестьяне могли не опасаться воров. Шалаш огородника — удобный приют для уставшего путника: там он может укрыться и от зноя и от дождя. Последние часто выпадают в этих местах.

Ночь была довольно светлая, хотя луны не было. Вдали мелькали огоньки деревни О…, и время от времени доносился настороженный лай собак.

Вардан вернулся к прерванному разговору. Он сказал, что надо во что бы то ни стало освободить Салмана из тюрьмы, иначе его казнят. Но так как это связано с большим риском, то Айрапету и Апо лучше не участвовать в этом деле, поскольку при любом исходе — будь то успех или провал — им не избежать мести турок. Это дело, говорил он, не обойдется без борьбы и кровопролития, возможно будут и убитые, и если Айрапет и Апо примут участие, то им, как местным жителям, это не пройдет безнаказанно. Причем пострадают не только они сами, но и вся их родня. Вардан же чужестранец, он ничем не рискует: исполнит то, что задумал, и скроется отсюда, его никто не отыщет — тем более сейчас, когда время военное.

Выслушав соображения своего искушенного в борьбе с опасностями товарища, братья предложили:

— А мы переоденемся, и нас никто не узнает!

— Это вас не спасет, рано или поздно вас опознают. Среди местных армян найдутся люди вроде Томаса-эфенди, которые, чтобы выслужиться перед турками, донесут на вас. Ведь зачастую армянин армянину враг.

Последние слова Вардан произнес с глубоким негодованием. События этого дня взвинтили его. Арест Салмана — человека, которого он глубоко уважал, равнодушие крестьян, несчастный случай с Варваре, козни Томаса-эфенди — все это крайне угнетало его. Но юноша не знал еще о последней подлости, которую подстроил этот низкий человек старику Хачо.

Среди волнений этого дня он почти забыл о Лале — об этой прелестной девушке, занимавшей так много места в его сердце. Внезапно в его сознании возникли ее грустные, молящие глаза, в ушах прозвучал ее жалобный голос: «Куда ты уходишь, зачем покидаешь меня? Ты идешь спасать жизнь любимого товарища? А разве я не твоя любимая? Ты же дал слово увезти меня! Здесь очень страшно. Я боюсь, очень боюсь курдов».