Русский святочный рассказ. Становление жанра (2-е издание)

Заключение

На протяжении последней трети XIX века завершается процесс окончательного оформления святочного/рождественского рассказа как жанровой формы. Об этом свидетельствует и создание особых условий его функционирования (публикации и чтения), и закрепление за ним устойчивого набора формальных жанровых признаков (мотивы, сюжеты, композиция), и, наконец, та рефлексия над жанром (размышления о его форме, пародирование, жалобы на трудности его создания), которая наблюдается в последние десятилетия XIX века.

Святочный/рождественский рассказ оказывается неразрывно связанным с периодической печатью, которая становится и основным его поставщиком, и естественной средой его существования, что окончательно превратило его в жанр календарной словесности. Поддерживая его календарную природу, повременные издания тем самым приближали его к тем условиям, в которых функционировали устные святочные истории (святочные былички). Как и устный его аналог, литературный святочный рассказ в своей массе адресовался широкой аудитории, не порвавшей связи с народным мироощущением — с характерным для него циклическим восприятием времени, ощущением особой содержательной наполненности каждого временнóго периода и спецификой переживания календарного праздника.

Оформление жанра святочного рассказа проявляется в выработке более или менее устойчивой композиции, ориентированной на воспроизведение устного функционирования текста (создание обстановки «святочной беседы», композиционная и стилистическая ориентация на устную речь) и устойчивого набора тематических элементов — мотивов, которые и по отдельности, и в комбинированном виде предоставляли возможность создать особый тип сюжета, закрепившийся в сознании читателей как сюжет, «подходящий к святкам».

Следствием жесткости жанровой формы, с одной стороны, и обилия святочных рассказов — с другой, явилась заштампованность текстов и их относительное сюжетное однообразие, шаблонность, что, в свою очередь, неизбежно привело к созданию различного рода пародий, для которых святочный рассказ оказался исключительно удобной формой для обыгрывания. Появление пародий показывает, что святочный рассказ стал восприниматься как осознанный литературный жанр — подвергающийся рефлексии и осмыслению, поскольку рефлектировать можно только над тем, что признается как существующее. Эта рефлексия и является свидетельством того, что становление жанра наконец завершилось.

Но наряду с этим пародии явились и показателем кризиса жанра. Писатель либо вертелся в кругу приевшихся читателю сюжетных схем, либо должен был ломать его границы и выходить за пределы жанра. Одни писатели в поисках выхода из кризиса приходили к мысли о необходимости расширения тематического диапазона мотивов, другие же искали оригинальные интерпретации традиционных святочных мотивов. Первый путь приводил к увеличению мотивов по ассоциативным связям, следствием чего явилось размывание жанра, что особенно заметно на текстах, включавшихся в сборники святочных рассказов. Второй путь, оказавшийся доступным лишь крупным писателям, привел к возникновению «святочной классики», давшей в рамках жанра оригинальные его образцы. Лесков и Чехов, каждый по-своему, блестяще решили эту задачу. Если Лесков в своем «святочном» творчестве сосредоточил основное внимание на искони связанной со святочным рассказом теме «фантастического» и «сверхъестественного», переведя ее в план общественной психологии, то Чехов, для которого важнейшим жизненным фактором был выбор и определение самим человеком своего жизненного пути, традиционную «святочную» тему судьбы связал со способностью или неспособностью человека самостоятельно определить ее.

История святочного рассказа в XX веке, обзор которой будет дан в заключении, показывает, что консервативная, на первый взгляд, жанровая форма оказалась весьма жизнеспособной и в новых исторических условиях продолжала существование, в одних случаях используясь как орудие в эстетической и политической борьбе, в других — приспосабливаясь к новым условиям существования.