Правитель

— Присоединиться к нам? — скептически спросила Наоми.

— Присоединиться к нам, — повторила я. — Мы говорили об этом в течение многих лет, ища пути, и это факт, что нам нужны мужчины, а мужчинам Севера нужны женщины.

Раздался рев протестов.

— Нам не нужны мужчины.

— Не для того, чтобы управлять нами или контролировать нас, но, несомненно, включение мужчин Севера соответствовало бы видениям этого Совета. Если бы Северные земли были поглощены Родиной, мы все были бы единым народом и жили бы в гармонии и мире.

— Успокойтесь! — Изобель подождала, пока женщины успокоятся. — Это правда, что видением этого Совета всегда была инклюзивность (прим. процесс увеличения степени участия всех граждан в социуме, включенность в большинство), и я думаю, мы все можем согласиться с тем, что конечная цель — единый мир в мире и гармонии.

Головы закивали.

— Верно, — сказала Наоми. — Я согласна, это должно быть целью нашего Совета.

— Но если мы санкционируем их и примем ответные меры, мы подпитаем их недоверие и негодование по отношению к нам. Я говорю, что мы попытаемся поговорить с ними и найти мирное решение наших разногласий, — сказала я громко и ясно.

— Да, давайте, да, — подхватили несколько человек.

— Я приветствую твой идеализм, Перл, — сказала Джолена, маленькая темноволосая женщина, которая до сих пор вела себя тихо. — Но ты просишь одну из нас отправиться на самоубийственную миссию. Мужчины Севера — жестокие дикари. Я сомневаюсь, что они вообще захотят говорить.

— Я бы никогда не попросила никого из вас стать добровольцем, — твердо сказала я. — Я пойду.

— Нет, позволь мне, — воскликнула Изобель, и я поняла, что это был ее материнский инстинкт — защищать меня.

Я покачала головой.

— Нет, ты нужна Совету в качестве председателя. Я пойду.

— Ты уверена? — спросила Дженна.

Кивнув, я подняла руки.

— Я не вижу другого выхода, и я предпочитаю рассматривать это как возможность для нас.

— Давайте проголосуем, — сказала моя мать. — Да, Перл должна занять место Афины или нет, мы должны продолжать искать другое решение.

Шестьдесят пять процентов проголосовали «за», и с этим демократия сказала свое слово, и моя судьба была решена.

Подавляя свои эмоции, я стояла, сурово и стоически выслушивая благодарственные речи членов Совета за свою жертву.

«Камикадзе», — снова подумала я и почувствовала облегчение, когда заседание Совета закончилось, и я смогла выйти из виртуальной реальности и побыть одна. Только тогда я позволила своему страху вырваться на поверхность, и мои слезы потекли свободно.

«Бояться — это нормально», — успокаивала я себя. Я была бы бесчеловечна, если бы отказ от своей свободы мужчинам Севера не пугал меня. Глубокое чувство сожаления наполнило меня, и я позволила себе несколько минут жалости к себе, обхватив себя руками за талию и сосредоточившись на всех людях, по которым я буду скучать и, возможно, никогда больше не увижу.

Тыльной стороной ладони я вытерла глаза и сделала глубокий вдох, прежде чем поднять голову, чтобы ответить на входящий звонок от моей матери; это было неизбежно.

— Мама, — сказала я голосом настолько мягким и безразличным, насколько смогла.

— Перл. — Она наклонила голову с выражением глубокого сочувствия во взгляде. — Нам нужно поговорить о деталях. — Так типично для нее — сосредоточиться на предстоящем пути вместо того, чтобы зацикливаться на связанных с этим эмоциях.

— Я знаю.

— Твое решение мудрое и бескорыстное, но я хочу, чтобы ты знала, что если в какой-то момент ты не сможешь сдержаться, у тебя есть выход.

Я сделала глубокий вдох.

— Я слушаю.

— В рамках переговоров ты будешь настаивать на регулярном контакте со мной — это способ для нас в Совете убедиться, что с тобой все в порядке и с тобой не обращаются плохо.

— Хорошо.

— Нет никаких сомнений в том, что любое наше сообщение будет прослушиваться мужчинами Севера, поэтому твое кодовое слово, чтобы сообщить мне, что тебе нужна помощь, — радуга.

— Радуга?

— Да, если ты упомянешь, что видела радугу, я буду знать, что нужно действовать.

Я скрестила руки на груди и подошла ближе к ней в выбранной ею виртуальной комнате, пышной оранжерее, в которой горел свет и бабочки порхали с одного растения на другое.

— И что ты будешь делать потом?

Ее первозданное выражение лица было испорчено тем, как раздулись ее ноздри и слегка сузились глаза.

— Я устрою им ад, — решительно заявила она и отмахнулась от мухи, которая слишком близко подобралась к ее темно-русым волосам, собранным, как всегда, в практичный пучок.

— Пожалуйста, не начинай войну, — убеждала я ее.

— Конечно, нет. Но я позабочусь о том, чтобы мы применили самые жесткие санкции, которые когда-либо видели Северные земли. — Она сделала паузу на секунду, прежде чем сказала: — Мы откажемся посылать им их мальчиков.

Напрягшись, я испускаю глубокий вздох.

— Будем надеяться, что до этого не дойдет. Если северяне не получат своих мальчиков, они отреагируют жестоко, и они также отрежут нас от наших поставок.

Изобель усмехнулась.

— Ты имеешь в виду их сперму? Я не уверена, что разводить наших детей с генами мужчин Севера было очень мудро с самого начала. Я слышу тревожные сообщения о том, что молодежь ведет себя вызывающе. В них течет кровь мужчин Севера.

— Да, я тоже слышала подобные сообщения, но у нас не так много выбора, не так ли? Наши мужчины любящие, мудрые и нежные, но неспособные к размножению, — напомнила я ей.

— Не все из них, — заметила Изобель.

— Нет, к счастью, не все, но все же… — я грустно улыбнулась ей. — Мужчины Севера нуждаются в нас, чтобы поддерживать свое население, и, к сожалению, мы нуждаемся в них.

Изобель молчала, поэтому я продолжила.

— Я уверена, что с любовью, заботой и терпением дети вырастут и внесут отличный вклад в наше общество.

Невербальное выражение ее лица выдавало сомнение.

Я напустила на себя самое оптимистичное выражение лица.

— Я надеюсь, что со временем на севере не будет границ, и мы все будем жить в гармонии.

— Это прекрасная мысль, моя дорогая. Иди с миром и дай мне знать, как идут переговоры.

— Спасибо. Я так и сделаю.

— Радуга, — напомнила мне Изобель.

— Да, радуга, — повторила я и как раз собиралась закончить разговор. — Мама…

Она подняла руку и посмотрела на бабочку, приземлившуюся там.

— Да? — сказала она, не отрывая глаз от фиолетовой имитации живого насекомого.

— В последнее время не было мигреней?

— Ничего страшного, дорогая, не волнуйся об этом.

— Тогда врачи выяснили, что их вызывает? — в моем голосе звучала надежда.

Она покачала головой и подняла руку в воздух, чтобы позволить бабочке взлететь.

— Нет, — выдохнула она. — Они все еще ищут.

— Может ли это быть психосоматическим? — тихо спросила я, выплескивая то, что было у меня на уме последние недели.

— Перл, — ее тон был укоризненным.

— Извини, но сколько тестов должно дать отрицательный результат, прежде чем мне разрешат задать этот вопрос? Ты же знаешь, я надеюсь, что это ничего не значит.

Аватар моей матери вошел в мое пространство и обнял меня.

— Будь в безопасности, дитя мое, и никогда не забывай.

— Я знаю, — сказала я с грустной улыбкой и комом в горле. — Ты любишь меня.