Добыча хищника

Глава 15

Когда Суров открыл глаза, он с изумлением обнаружил себя в безопасности.

Абстрактное понятие «безопасность» определялось сейчас узкой медицинской койкой и торчащим в вене катетером.

Суров приподнял голову, оглядываясь, а после уронил ее обратно и глухо выругался. Он был один. Его девочка… Эля…

Стиснув зубы, он испытал эмоцию, похожую на прелюдию к смерти. Хотелось заорать. Хотелось крушить все вокруг.

Он потерял ее.

Он оказался также бессилен, как и в тот раз, два года назад. Но теперь все было страшнее – Эля досталось чужаку. Ублюдок терзал эту невинную девочку, жутко насиловал, пил ее кровь.

Суров много раз видел, что именно оставляли после себя чужаки. Зрелище их жертв заставляло многих мужчин сходить с ума.

А сейчас с ума сходил Константин.

Звала ли она его? Молила о помощи?

Мужчина накрыл глаза ладонью, его кадык коротко дернулся.

С этим невозможно смириться. Сколько бы времени ни прошло – невозможно!

Он танцевал с ней, прижимая к груди ее хрупкое тело. Ее волосы пахли шампунем, а в глазах – почти утративших блеск – он угадывал смущение. Она не должна была умереть. Ее губы были созданы для поцелуев, ее тело – для ласки. Она должна была жить, чтобы познать все это. Черт, он мог все это ей дать!

Сидя у окна и потягивая кофе с молоком, она печально смеялась.

Такая, как она, не предназначена для войны, сопротивления и боли. Ее стихия – легкость и нега. Она должна засыпать и просыпаться в бережных руках мужчины.

Как же он мог позволить гребанному ублюдку забрать ее!

Как он мог допустить это?!

Другой рукой Суров стиснул простыни.

Он найдет… из преисподней достанет того, кто убил ее. Он вернется в тот дом, чтобы бережно обойтись с ее телом. Он отвезет ее к родным и похоронит. Он будет оплакивать ее. Всю жизнь, если понадобится.

– Костя?

Он вздрогнул.

Кто-то стал свидетелем его скорби? К черту, даже если это сам архангел Гавриил, спустившийся с небес по его душу.

Суров готов был рвать зубами – его горе только его.

Убрав руку от лица, он увидел Шилова.

Его друг сидел рядом на стуле, накинув на плечи халат.

– Живой, сука, – на квадратном, суровом лице полковника возникла усмешка, – ну ты и дурак! Я в жизни так не волновался!

Суров не чувствовал себя живым – сейчас нет. Если раньше у него была только половина сердца, то сейчас в его груди не осталось ничего.

Он не понимал, как именно ему реагировать на слова Шилова. Бросится на него с кулаками, разбить ему лицо или… пожать руку?

– Как я здесь оказался?

– Твоя девчонка, – сказал Шилов. – Эта Эля… она сказала. В покое никого не оставила, пока тебя сюда не доставили. У тебя пошло заражение… чуть не сдох ты, Сура. Скажи ей спасибо.

Константин почувствовал, как его сердце тревожно забилось.

Он спит?

Умер?

– Что с ней?

– С кем?

– С девчонкой? С Элей, черт возьми? Что с ней? Где она? Говори, твою мать!

– Эй-ей-ей, – изумился Шилов, – да угомонись ты! Все с ней нормально.

Суров понял, что напряжен так, что все тело одеревенело.

Легкие сдавил чудовищный спазм, и Суров откинулся на кушетку, едва заглатывая спасительный кислород.

– Она жива? Жива, Шило? Эта девочка… моя девочка… она жива?

Петр какое-то время глядел на друга изумленно.

– Да, Кость, жива, – ответил он, между тем, без должного восторга. – Она оказалась в Климовске. Понимаешь, как ее туда занесло?

– Нет.

– Она взяла твою машину.

Суров улыбнулся.

Она умница.

– У нее метка, Костя. Она набрела на убежище, и с ней бы, наверняка, сделали то же, что делают с остальными девчонками с этой дрянью на лице. Но мне позвонила Рудова.

– Рудова, – повторил Константин, вспоминая коротко стриженную женщину-врача.

– Если я правильно понимаю, то какая-то часть вашего эксперимента можно считать удавшейся?

– Что? – прошептал Суров, теряя от изумления нить беседы. – Что за чушь?

– Он ее не убил, Сура. И даже не тронул. Понимаешь, о чем я?

– О чем? – как идиот переспросил Константин, медленно раздражаясь.

– Прошло больше суток.

– Метку поставил наш пленник, – наконец, до Сурова разом дошел смысл всего случившегося.

Он стиснул зубы, чувствуя невероятную гордость за эту маленькую, смелую и бойкую девочку. Его девочку.

Она не просто сотворила невероятное, но и спасла его собственную жизнь.

Он готов преклоняться перед ней, словно перед святыней.

Она заслуживает этого, черт возьми.

– Где она?

В ответ на этот требовательный вопрос, Шилов вздохнул.

– У вас с ней что-то было?

– У нас с ней что-то будет, – с глубокой уверенностью заявил Константин.

– Не думаю, что тебе стоит в это вмешиваться, Сура. Приди в себя, для начала. Элеонора Черникова – часть эксперимента. Он еще не окончен.

Шилов поднялся, и Суров уставился на него так, будто он пустил ему пулю в лоб, не меньше.

– Какого хрена ты делаешь? – с затаенной угрозой прохрипел он. – Где она?

– Подлечись, Кость. Это все, что от тебя сейчас требуется.

– Петя… сука, вернись сюда!

Шилов сорвал с себя халат и пошел в сторону выхода, отвечая бесстрастно:

– Сейчас ты мне не нужен. Башку для начала проветри!

Суров приподнялся, но снова рухнул на койку, скривившись от боли.

Больше в его жизни нет места скупой системе. Он всю жизнь ей подчинялся. Он делал то, что велел ему долг.

Хватит.

Эля сделала гораздо больше, просто выбирая сердцем.

Боже, она была изумительным, идеальным оружием, но… для Сурова она была просто девушкой. Девушкой, в которую он, кажется, влюбился.

***

Я уснула всего на секунду.

Несмотря на непрекращающийся шум, но незримое осуждение окружающих и откровенную враждебность, я спала, как младенец. Сон – это маленькая смерть. Так вот – я умирала сладко. И мне снилось, как мужские руки прижимают меня к твердому сильному телу. Кажется, не было ничего более желанного в моей жизни, чем связь с чужаком. Запретная связь. Вопреки всему сущему.

Я бы охотнее спала, свернувшись клубочком у него на груди до тех пор, пока не понадоблюсь ему. И, несмотря на внутреннее сопротивление, на осознание этого чувства, как проклятой болезни, я не могла этому противостоять.

Приоткрыв глаза, я заметила сквозь стекло, как сверкает белый, неяркий солнечный диск.

Закутавшись в одеяло плотнее, я лениво оглядела мужчин, которые разместились на соседних сидениях.

Вертолет стремительно набирал высоту – где-то под самыми облаками я ощущала единство с чем-то несокрушимым. Необъяснимо ведающим обо всем. Может, это была та самая пресловутая связь с Халаром, о котором я до сих пор знала слишком мало?

Инна сидела рядом и хмуро глядела перед собой.

Именно она помогла мне связаться с полковником Шиловым, и теперь мы летели в строго засекреченное место, где, как я предполагаю, была построена еще одна ловушка.

Все это казалось мне очень утомительным, если учесть, что вариантов избежать гибели у человечества не так уж и много. Тайгет Касар не посчитал ловушку чем-то столь важным, ради чего он стал бы беспокоить своих собратьев.

Очередная военная база встретила нас скупой однообразностью.

Еще сверху, на подлете, я увидела извилистые изгибы свинцовой непроницаемой реки – воспетая поэтами, знаменитая Волга.

– Засекреченный объект… – ухмыльнулась Инна. – Мы кажется под Тверью.

Она не удивилась, когда нас развели в разные стороны, едва мы ступили на землю.

Я была теперь персоной куда более важной, чем английская королева, и не имела права тратить драгоценное время на оформление бумаг, получение всяких бытовых мелочей, вроде зубной щетки и пропуска. Кроме того, зубная щетка, расческа или комплект сменного белья в виду рода моей деятельности мне могли и не понадобится.

Я предстала перед командой проекта в том самом виде, в каком они меня и оставили. Охотно верю, что при виде меня они испытали чудовищный стыд и досаду за то, что бросили меня умирать. Впрочем, их эмоции скорее были пронизаны первобытным ужасом, ведь теперь ко мне прилагался дикий, кровожадный чужак, которого они собственноручно пытали почти два месяца.

Удивительно, но никто не воскликнул: «Эля, как же мы рады, что ты осталась жива!» Кажется, я стала для них еще более мертвой частью эксперимента, чем была до этого.

После оформления всех бумаг и краткого экскурса в ситуацию в лабораторию привели Инну, которая выглядела так, будто только сейчас осознала, во что вляпалась.

– Рудова, – представили ее. – Инна Владимировна. Займет место выбывшего.

Это они имели в виду Сергея.

Выбывший…

– Начнем с того, что нам нужно перестроить работу с учетом новых обстоятельств, – взял слово Суханов, когда первый шок нашей всеобщей встречи прошел, оставляя после себя странное неприятное послевкусие: – Нам нужно понимать, насколько прочна основа отношений между объектом и девушкой…

Если переводить с пафосно-унылого языка на человеческий, то Вениамин имел в виду следующее: «Можем ли мы рассчитывать на то, что Элю не прикончат этой же ночью?»

– … и может ли объект повлиять на принятие решений представителей своей расы.

– Ей нужно поспать, – Севастьянов избегал встречаться со мной взглядом. – Это преступление… Девочка едва держится на ногах. Она ела хотя бы?

У меня сжалось сердце – может, Алексей Станиславович и оставил меня в прошлый раз, но он всегда относился ко мне по-отечески тепло.

– У нас есть приказ Шилова, – сухо отозвался Давид, который, напротив, изучал меня слишком пристрастно: – Мы все устали, но это не значит, что нужно все бросить. Если вы забыли, то время играет против нас.

Артем сидел на лабораторном табурете, разглядывая плинтус. Он, кажется, вообще не хотел ни в чем участвовать. Крылов тоже оставался безучастным, по крайней мере, он хотел таковым казаться.

– То, что он ее не убил, еще ничего не значит, – сказал Севастьянов. – Если позволите провести грубую аналогию, то вспомните наш животный мир и редкие случаи, когда между хищником и его добычей устанавливается нейтралитет. Сейчас нам остается только довериться этой девушке и идти по пути познания, потому что мы сейчас не на что не годны…

– Говорите за себя, профессор, – усмехнулся Галоян. – Предлагаете плыть по течению? Ваши методики уже сильно подпортили нам кровь. Я считаю, что Элеонора должна выполнять четкие команды. Если она будет вести себя, как ей вздумается, это дорого обойдется человечеству…

Просто Армагеддон, а не Эля.

Я нервно рассмеялась, заставив Галояна оскорбленно заткнуться. Он побагровел до кончиков ушей.

– Вам смешно? – осведомился он сквозь зубы. – Вы имели счастье говорить с ним, но не узнали ничего важного! Все напрасно!

Я стиснула зубы от обиды.

Теперь мне стало понятно – раньше Суров оберегал меня от самодурства этого человека.

– Вот скажите, Элеонора, – разъяренно прошипел Давид, – что вам удалось узнать о нем за эту ночь?

Я втянула воздух носом, чувствуя, что хочу заплакать. Самое смешное, к этому бы отнеслись с пониманием, ведь я плакса.