Добыча хищника

Глава 24

Полковник Шилов, разумеется, не был мерзавцем.

Да, он согласился бы называться, как угодно: солдафоном, бесчувственным куском дерьма или даже циничным тираном, но лицемерных поступков он никогда не совершал. И, более того, считал это последним делом. Особенно, в отношении друзей.

Но с Костей ему придется сыграть.

Он и сам понимал, что игра эта будет нелегкая, потому что Сура никогда не был дураком. Ему лучше выдать правду, пусть и тошнотворную. А вот эти сраные интриги лучше оставить Галояну и Суханову.

Его уже тошнит от вечного перетягивания каната. Люди умирают, а эти заносчивые уроды только и хотят, что прославить свое имя.

Шилов всегда работал на результат. Всегда четко, последовательно и до конца, даже если нужно разбить лбом стену.

А сейчас он несколько оробел, стянул с головы шапку и сел за стол, утянув руки на колени. На боевых заданиях он никогда не тушевался, но стоило посетить подобные кабинеты, сплошь пропахшие дорогим кофе, он начинал нервничать. Может, потому что он слишком прямой и не дипломатичный, а еще вспыльчивый – с этим высокое начальство мириться не любит.

Прочистив горло, он взглянул на своих собеседников – не сказать, что его прибытие хоть кого-то обрадовало.

– Товарищ-генерал…

– Говорите, полковник.

Эти люди – мать их – хотят только готовое решение.

Они уставшие, осунувшиеся и злые. Это можно понять. С нашей стороны такие потери, что мама не горюй.

– Мне нужны лучшие специалисты в области медицины, генетики, нейрохирурги, гематологи… у меня есть список.

– Предлагаете свезти их к вам со всей России?

Шилов усмехнулся, что можно было счесть оскорбительным.

– Со всего мира.

Повисла пауза.

Что б вас, черт.

Шилов краснел от невысказанных слов, которые застревали в его горле грязными матюками.

Всему миру грядет Армагедон, а они все еще не желают объединиться?

– Севастьянов может дать результат, но он не специалист во всех областях.

– Подполковник…

– Мы должны выжить, – прорычал Шилов, в секунду прощаясь с самообладанием. – Со всем уважением, генерал, мы теряем слишком много людей.

Щелкнула зажигалка. Один из мужчин поддался вперед, закуривая.

Слишком спокойный, он глядел на Шилова из-под полуопущенных век. И взгляд этот был настолько тверд, что полковник осекся.

– Когда будет этот результат? – прозвучал его голос.

– Это экспериментальная работа, я…

– Когда?

Шилов почувствовал, что потеет. Воротник его рубашки прилип к шее и чудовищно сдавил, лишая кислорода.

– Дайте нам пару недель…

Над столом протянулась рука, и Шилов замешкал. Достав папку, он передал документы со словами:

– Гм… там еще список оборудования…

– Мы обеспечим вас всем, чем нужно, – и с усмешкой: – Дайте нам пару дней.

Шилов смутился. Растерянно кивнув, он поинтересовался:

– Могу идти?

– Можете.

Не успел он покинуть кабинет, ему в спину прилетело:

– Полковник, вы уверены в человеке, которого выбрали?

Обернувшись, Шилов неосознанно потер шею.

– Я знаю, он сделает все, что от него зависит…

… вот только он еще не знает об этом.

Развернувшись на каблуках, полковник поспешил к двери. Он получил все, что хотел, но почему же так паршиво на душе?

***

Шилов прибыл в Москву на рассвете.

Пролетая над городом, он озадаченно смотрел вниз.

Живот у него крутило от волнения… или это хренов кофе, который он выпил перед отлетом?

Москва еще никогда не была такой темной, пустой и покинутой всеми. Кусок чертовой земли, пропитанный кровью и тьмой. В территориях, лишенных жизни, не было никакой ценности, поэтому все контрольные пункты, заграждения и кордоны свернули. А когда Москва опустела, словно холодное кладбище, люди вернулись. Здесь вновь загорелся маячок надежды – Военный госпиталь Бурденко стал принимать тяжелых пациентов.

Когда Шилов вошел в палату, вдыхая запах фенола, Суров уже пришел в себя. Его руку объяли металлические кольца аппарата Илизарова. Тяжелые веки приподнялись, Константин поймал затуманенным взглядом фигуру друга.

– А-а, это ты, старый маразматик… – прошелестел его хриплый голос. – Принес мне апельсинки?

Шилов скрыл усмешку.

Между ними была разница почти в пятнадцать лет, и Петр всегда чувствовал себя старшим товарищем своего безбашенного дружка. На самом деле, он знал, каким воистину жизнерадостным Сура мог бы быть, если бы кое-что страшное не случилось с его сестрой. А еще он был редкостным подонком, потому что девчонки вешались на него гроздьями, он был крутым, большим и сильным. Но, помимо этого, Шилов знал, какой Сура отчаянный смельчак. И хороший друг.

– Захлопнись, Сура, – вымолвил он, улыбаясь. – Я принес тебе только проблемы.

– Давай ты скажешь, что у тебя две новости: хорошая и плохая…

Петр окинул друга внимательным взглядом – да, ему ж хреново. А лыбиться, как мальчишка.

– Ну, примерно так и есть.

– Начни с хорошей.

Шилов уселся на соседнюю пустующую койку.

– Их можно убить.

– Ох, – Суров расслабил шею и запустил пальцы в длинную светлую челку, – это просто… у меня сейчас случится эрекция.

– Идиот.

– Какая плохая?

– Я не могу вернуть тебя в проект.

Константин не удивился.

Его дыхание было все-таким же спокойным.

– Сигареты есть? – спросил он.

– Ты после наркоза, Кость…

– В жопу засунь свою жалость.

Нет, он точно нарывается.

Петр, недовольно прохлопал карманы. Пришлось собственноручно угостить друга сигаретой, а затем и подкурить ее, потому что Суров был не способен шевелится.

– Хочешь сдохнуть раньше времени? – спросил Шилов, глядя на то, с каким наслаждением Константин втягивает густой, терпкий дым.

– Мы все сдохнем раньше времени.

– Сура, – теперь Шилов улегся на соседнюю койку, запрокинув руки за голову: – Есть еще кое-что…

– Звучит паршиво.

– Да, очень паршиво, – отчего-то Петр не мог избавится от ощущения, что совершает ошибку: – Он ее трахнул.

Рука у Константина дрогнула и повисла с койки с зажженной сигаретой между пальцев. Глубокая складка залегла между его бровей, лицо ожесточилось, а желваки заиграли на щеках.

– Она жива?

– Да.

– Кому я успел так задолжать, блядь?.. – прорычал Суров тихо. – Какого хрена ты мне это рассказываешь?

– Не уверен, что она выйдет из проекта. Живой.

– Дальше, – он приблизил дрожащую руку к губам и затянулся.

– Ну, хватит, – Петр сорвался с места и выхватил сигарету, – ты убьешь себя!

– Кому какое дело?

– Не думай, что мне все-равно! Я… – Петр взъерошил короткие волосы и заметался туда-сюда, – я могу вернуть тебя только при одном условии: ты примешь участие в эксперименте Севастьянова.

Суров засмеялся: сначала тихо и сдавленно, а затем совершенно безумно.

Казалось, реальность, наконец, добралась до него и победила.

– Петь, – наконец, он повернул голову, пронзая взглядом ошарашенного полковника, – мне дополнительная мотивация не требуется. Мне срать, что со мной будет.

– Ты можешь умереть.

– Я могу все, что угодно, – Суров уставился в потолок. – Закончил с предостережениями?

– Кость, я…

– Просто скажи, что нужно делать.

Шилов стиснул сигарету в кулаке, ощущая легкую боль.

Что он творит, в самом деле?

***

Проснувшись, я резко села.

Огонь в камине угас, оставляя тлеющие угли. Взглянув в окно, я с сожалением поняла – ночь закончилась.

Я снова одна.

Воспоминания нахлынули на меня, точно горячая волна.

Тай… черт возьми…

Он сделал это несколько раз.

И мне, по меньшей мере, должно быть стыдно, что я допустила в отношении себя столько… сладкого разврата, позволяя Таю все, что ему хочется. Но вместо стыда я чувствовала лишь упоение.

Тайгет Касар стал моим первым мужчиной.

Все внутри трепетало, стоило мне вспомнить – я, пожалуй, полюбила его до умопомрачения.

Одевшись и затушив угли, я натянула шапку и распахнула дверь. На пороге стоял Галоян, за его спиной бродили мужчины в форме, на фоне светлеющего неба вырисовывалось несколько грузовиков.

Взгляд Галояна утратил все человеческое:

– Ну что, Эля, – на его губах расцвета неприятная усмешка. – Хорошо покувыркалась? – он шагнул мне навстречу, толкая обратно в дом.

Дверь за нами закрылась.

Пока он шел на меня, рассматривая мое лицо, его губы кривились от отвращения.

– Ты все испортила, – выдохнул он. – Неужели не понимаешь, что ты для него теперь кусок мяса. Он попользовался тобой, получил удовольствие. Как думаешь, для чего он убрал метку? Неужели для того, чтобы ты осознала, что готова спать с ним и без нее? Он просто хочет метить других женщин. Он никогда не изменится. Кого ты увидела в нем, дура? Человека?

Эти слова вонзились в меня ядовитым жалом, болью кольнуло сердце, и я зарычала:

– Хватит!

– То, к чему это все ведет, просто безумие, – вены на ее шее вздулись. – Они и правда решили, что одолеют этих существ… придурки! И теперь мы в одной лодке… Только тебя спасает то, маленькая сучка, что ты крутила задницей еще и перед Суровым. Осталось лечь еще и под него, и ты точно останешься в выигрыше.

Мне показалось, что вся кровь схлынула с моего лица.

О чем он говорит…

– Мой проект свернули, Эля, – прохрипел он. – И ты тоже теперь не нужна. Как думаешь, куда девают ненужных людей?

Я не знала, что ответить, ошарашенно втягивая воздух.

– Знаешь, что они придумали, а? – усмехнулся Галоян. – Убить их. Они решили посягнуть на существ, пришедших карать нас, как самых последних грешников. Разве это не библейский апокалипсис, когда вскрываются все гнойники общества? Как думаешь, Эля? Похоть, порок, гордыня, убийство… как далеко мы еще зайдем, прежде, чем смиренно попросим их о снисхождении? Неужели Севастьянов всерьез верит, что сможет их победить?

Стиснув зубы, я упрямо смотрела этому человеку в глаза.

– Марс тоже некогда был покрыт морями и океанами, Эля, – запальчиво продолжил Галоян. – Какая сила лишила эту планету магнитного поля и уничтожила атмосферу?... – и он истерично рассмеялся: – О, Господи, они всерьез считают, что сила, повелевающая вселенной, проиграет им?

Я дернула головой, сдерживая слезы, и Давид стиснул мои плечи, мотнул меня из стороны в сторону.

– Он не человек, Эля, и никогда не станет твоим. Он здесь, чтобы уничтожить нас.

Эти слова были гораздо унизительнее и больнее пощечины. Они были правдой, черт возьми.

– Неужели ты собралась спокойно спать с ним, пока мир за пределами твоих грез будет рушиться? – наконец, прошипел Галоян. – Все, кого ты любила когда-нибудь, мертвы. Все, кого ты знаешь, будут убиты. Твоя сестра…

– Не смейте говорить о моей сестре, – предостерегла я, и мой голос был столь угрожающе низок, что Галоян умолк.

– Когда ты начинала все это, неужели думала, что все будет легко? – издевательски бросил он. – Или ты думаешь, что кроме тебя, никто здесь не терял близких? Пока ты жрешь, спишь и трахаешься, как самая последняя шлюха, там, – заорал он и ткнул пальцем в окно, – умирают люди! Они умирают в таких мучениях, что их можно причислить к лику святых!