Добыча хищника

Глава 4

Вдоль горизонта протянулась тонкая нить алого зарева – солнце окончательно скрылось за выжженной степью. Я почти ничего не слышала из-за рева двигателей, но за бортом вертолета, где стремительно расползалась холодная звездная ночь было по-прежнему безмятежно.

Если бы не знать, что человечество давно захлебнулось в собственной крови, можно было бы любоваться видом распростертой на многие километры темноты, лишь кое-где потревоженной светом.

Прислонившись виском к стеклу, я смотрела, как затухают последние закатные лучи. Я цеплялась за них, будто за остатки собственной жизни. Казалось, жуткая тьма вползает мне в сердце.

Я ненавидела чужаков.

Теперь само слово ненависть обрело для меня тот самый первозданно-сакральный смысл.

Это не то, что ненавидеть дождь или пробки в час пик, жаренный лук или несладкий капучино. Ненавидеть – это сгорать дотла от желания отнять жизнь и причинить боль тому, кто разрушил весь твой мир.

Я жаждала крови, словно вышедшая на охоту волчица.

Если бы я смогла хоть чем-то помочь Севастьянову и найти способ уничтожить тварей, которые истребляли нас, словно скот, я бы без раздумий пожертвовала своей жизнью. Героически умереть за высшую цель – это ведь круто. Это намного лучше, чем стать добычей чокнутого инопланетного засранца.

Я взглянула на Сурова, который сидел на соседнем сидении, прикрыв веки. Не думаю, что он спал. Он будто провалился в себя, ища ответ на дурацкий вопрос, который неприлично звенел в воздухе: «Почему он рискует всем ради незнакомой девушки?» Разумеется, он ставил на кон и собственную жизнь. Может быть сейчас, в этот самый момент, когда его зрачки нервно дергаются под веками, он придумывает хитроумный план, как обернуть всю эту ситуацию себе на пользу.

– Подлетаем, – закричал профессор сквозь шум работающих лопастей, – он почувствует вас, Эля. Мы усилим мощность излучения в ловушке.

Только сейчас я в полном мере осознала, что они привезли меня туда, где содержится пленник. И хоть он обезврежен, он не перестал быть убийцей. Он, возможно, сожрал десятки, а то и сотни таких девушек, как Геля. Он заслужил персональный ад. Если было бы можно крутануть тумблер света на полную мощность, я бы умоляла сделать это собственноручно.

Посмотрев сквозь стекло, я увидела военную базу, сверху напоминающую сияющую белым светом трехгранную звезду. Основные помещения лаборатории находились под землей, о чем я, разумеется, узнала позже.

– Здесь дислоцируется гарнизон численностью сто пятьдесят человек, – заметив мою заинтересованность, сказал Севастьянов.

«Все эти люди могут погибнуть из-за меня», – пронеслось у меня в голове.

Я вдруг остро ощутила тоску по родным. Мне захотелось положить голову на мамино плечо и снова стать просто «зайчонком». Для Гели – плаксой.

– Сначала в санчасть, – велел Суров, когда вертолет приземлился на площадку. – Сергей обработает ее раны. Я дам команду, чтобы девчонку разместили за линией «вепрей».

«Вепрями» называли особые прожектора, источающие неприятный для чужаков свет. Он был не способен убить их, но боль причинял точно.

Сергей приветствовал меня изумленным выражением лица. Спрятав руки в карманы халата, он окаменел в дверном проеме, стоило ему переступить через порог медицинского кабинета, куда меня привели под конвоем.

Он тщательно замазал, заклеил и забинтовал мои раны. Лицо его на протяжении всех этих манипуляций оставалось непроницаемым, и я подумала, что он осуждает Сурова за решение снова привезти меня сюда, потому что я могу стать причиной всеобщей гибели.

– Простите… – стоило этому слову слететь у меня с языка, как Сергей печально улыбнулся.

Сейчас, когда я сидела на кушетке, едва доставая ногами до пола, а он возвышался напротив, весь пропахший лекарствами, я внимательно заглянула в его лицо.

– Я не хотела подвергать вас опасности…

Сергей вскинул взгляд.

– Надеюсь, база выстоит против одного пришельца, – он оглядел мои раны: – Потребуется время, чтобы все это зажило. Прости за нескромный вопрос… когда у тебя… гм, следующие дни женского недомогания?

Я вспыхнула от стыда. Нет, я вовсе не была ханжой… просто глупая девичья стыдливость несколько выбила меня из колеи.

– Они чувствуют любую кровь, – видя, что я пытаюсь шевелить губами в тщетных попытках выдавить из себя слова, объяснил он. – Составь, пожалуйста, мне календарь.

– Ладно, – я потерла шею от неловкости.

– Без необходимости не выходи за линии света. У «ловушки» несколько ярких источников.

– У ловушки?

– Так мы называем комнату, где находится объект. Его пребывание здесь строго засекречено.

– Я никому не скажу.

Это заверение вновь вызвало на его лице усмешку.

– Ловушка располагается под землей, как и лаборатория. Тебя разместят там, а пока побудешь у меня.

– Там? Рядом с этим… рядом…

– Там ты будешь в большей безопасности. Это снижает вероятность почувствовать тебя извне. Но не исключает, – он завернул смоченную в перекиси марлю в пакет: – Это нужно побыстрее утилизировать. Посиди здесь, Эля.

Если бы он мог, он бы, наверняка, поспешил утилизировать и меня. И за это я не могла на него сердиться.

Мне было предложено разместиться на больничной койке и провести в медпункте всю ночь, а утром перебраться за «шестую линию света» (как ее здесь называли), в подземную лабораторию.

– Хочешь вколю тебя успокоительное? – предложил Сергей, наблюдая за тем, как я ерзаю на койке. – Ты пережила сильный стресс. Чувствовать тревогу – это нормально.

Не знаю, что в моем поведении натолкнуло его на мысль, что мне нужен очередной укол. Возможно, то, что я чересчур суетилась, сопела и жмурила глаза, пытаясь сдержать слезы?

– Дело в том, что они чувствуют не только кровь, но и эмоции людей, – вдруг сказал Сергей. – Мы вырабатываем различные гормоны: дофамин, серотонин, кортизол, адреналин… Они влияют на чужаков. Повышают их уровень заинтересованности в жертве.

– Я не буду плакать. Обещаю, – со злостью выдала я.

– Хорошо. Но твои надпочечники вырабатывают слишком много адреналина.

Мы всерьез обсуждаем мои надпочечники?

Я отвернулась к стене и затихла, опасаясь, что Сергей и правда введет мне какое-нибудь лекарство.

– Постарайся поспать, Эля, – тихо прошептал он.

Кажется, какое-то время он стоял, привалившись плечом к стеллажу и наблюдал за мной. Быть может, моя фантазия была слишком красноречива, но я ощущала, как холодные щупальца спрута утягивают меня на незримое морское дно.

Я медленно погружалась в холодную бездну, на глубину триста атмосфер и меня остро пронзали лучи света, проступающие из мрака. Я потянулась к ним так самозабвенно, что совершенно не заметила, как сомкнулись вокруг зубы глубоководного удильщика.

***

Небо рухнуло на меня всей своей тяжестью, и я задохнулась.

Под потолком жужжала лампа.

Я долго пыталась вспомнить, где я, глядя на ее тусклый свет.

Меня сразила паническая атака, и я пару минут с шумом втягивала воздух, но никак не могла надышаться.

– Вот в чем дело, – послышался удивленный голос Сергея. – Значит, решили дать шанс Суханову?

– Работа Севастьянова не приносит результата, – последовал ответ Константина. – Они могут вечно спорить друг с другом, но мне необходимо, чтобы они работали сообща. Два месяца – это слишком много, у нас не было и недели. Ультрафиолет не убивает их… на исследования уйдут годы, а может и десятки лет. В этой войне время – самый важный ресурс.

Я повернула голову, замечая, что мужчины сидят за столом Сергея. Полупрозрачные дымные ленты вьются из хрустальной пепельницы, стоящей между ними.

– И ты хочешь включить в проект Элю, – удивился Сергей. – После всего, что с ней случилось? Тут мужики ломались…

– Шилов дал добро, – сухо отозвался Суров, не желая что-либо объяснять. – За все последствия я отвечаю лично.

– А если девушка не согласиться? – спросил Сергей.

Суров затянулся сигаретным дымом и бросил взгляд в мою сторону:

– А разве у нее есть выбор?